Потом бросил. Иногда представлял себе, что она возвращается и мысленно вел с нею длинные разговоры. Она оправдывалась, он обвинял. Хотел – и не мог простить. Иногда он начинал думать вслух. Редкие прохожие с удивлением смотрели на человека, разговаривающего с самим собой. Однажды он загадал, что если первым встречным будет женщина, – Елена вернется. Но, не доходя до Преображенской площади, он встретил старика. Тогда Федор повернул назад и снова загадал женщину. Уже возле дома увидел выходившую из калитки тетю Машу, Можно ли было счесть ее встречной? Ведь она жила тут же.
– Все бродишь, полуночник, – добродушно-ворчливо сказала старуха.
– Да так, вышел погулять, – пробормотал он и, боясь расспросов, торопливо пошел к себе.
Казалось, время должно смягчить боль, но, видимо, Федор был однолюбом, потому что чувство не проходило. Он уже не мог порой представить себе лицо Елены, но прекрасно помнил ее привычки. Даже небрежность в обращении с вещами, всегда вызывавшая у него досаду, сейчас казалась милой особенностью и вызывала чувство глупого умиления. Но так было не всегда. Временами он ненавидел ее за причиненное зло, за обман, за то, что она предпочла его другому.
Как-то в декабре, поздно вечером, его вызвал начальник отдела. Приоткрыв дверь и попросив разрешения, Дробышев вошел в кабинет и остановился. Погруженную в темноту комнату неярко освещала большая настольная лампа. Бахметьев, всмотревшись в полутьму, несвойственным ему, каким-то приятельским голосом сказал:
– Ну, присаживайся, поговорим!
Оказывается, он все знал. И что ушла жена, и к кому, и знал даже, что Федор мучается.
– Вот советовались мы с Василием Николаевичем и решили поручить тебе одно интересное дело. Перспективное. Свет посмотришь, новых людей увидишь, себя покажешь. Здесь все тебе будет напоминать о ней. – Он остановился. – Дело интересное!
– А потяну, Иван Васильевич? – спросил Дробышев.
– Потянешь! – успокоил его Бахметьев и, достав из ящика стола объемистый том, протянул Федору. – На, возьми, посмотри, завтра утром верни. Выписок не делай!
Не заснув ни на минуту, всю ночь читал Дробышев о «шакалах». Прочел и загорелся. Это было хитрое сплетение человеческих подлостей, предательств и интриг. Просматривая материалы, все время сверяясь по карте, Дробышев так реально представлял себе местность, на которой происходили эти события, точно сам участвовал во всех операциях.
Так он и уехал в Абхазию, далекую маленькую солнечную пограничную республику, о которой раньше никогда не думал. Боль и тоска по жене постепенно глохли. Но иногда, в редкие минуты отдыха, на него накатывала тоска, чувство одиночества охватывало и цепко держало душу, пока он, измученный, не засыпал.
Проходили дни и месяцы, личная переписка с Москвой почти прекратилась. Упорная, кропотливая работа небольшого коллектива давала осязаемые результаты. Впервые удалось выяснить некоторые «почтовые ящики», связных и места явок, за которыми неотступно велось наблюдение. До того были известны только преступления банды, теперь ее черные деда связывались с именами. Федор хорошо изучил состав банды. О некоторых участниках ее он мог рассказать подробно, как о людях, ему хорошо знакомых. Он знал, что старший Эмухвари жесток, спокойно-рассудителен, но доверчив, а младший брат, Хута, вспыльчив, злобен и подозрителен. Анализируя маршруты передвижения банды, он установил известную последовательность их, хотя временами банда внезапно ломала все планы и расчеты контрразведчиков и «пропадала». Однажды, перед самым ранением, он получил сведения о некоем Абшелаве, жителе небольшого селения Джали Очемчирского района. С его дочерью, якобы изредка встречался младший Эмухвари, что очень не нравилось отцу девушки. В Джали выехал Чочуа, сведения подтвердились. Стало ясно, что перестрелка трех неизвестных в бурках с милиционером Маргания дело рук Эмухвари.
Он был уже близок к своей цели, когда глупейшим образом дал завлечь себя в западню. И теперь вынужден лежать, а дело идет к концу.
Медленно поправляясь, Дробышев все время думал о «шакалах», об их все более выясняющихся связях в Сухуме, Новом Афоне и… в Москве, обо всех «друзьях» английского разведчика Кребса, «специалиста» по Кавказу.
Постепенно зрела уверенность, что где-то очень близко к органам контрразведки враг имеет свою агентуру. Кто он, этот предатель? Не была ли ловушка для Дробышева подготовлена еще до того, как он выехал в Мерхеули? Своими подозрениями Федор поделился с Иваном Александровичем. Кто знал о его выезде и задании? Они перебрали всех сотрудников опергруппы. Быть может, кто-нибудь из них случайно сболтнул? Выяснилось, что Чиковани говорил в столовой о предстоящей поездке Дробышева. Но посторонних не было. Значит, кто-то из сотрудников, чекистов? Сколько вреда успеет причинить предатель, пока удастся его обнаружить?
В который раз мысли раненого вернулись к Елене! Думал ли он, что она вернется? И вот, когда все было кончено – и с любовью и, возможно, с жизнью, она пришла. Ушла от сильного, здорового, молодого, а вернулась к слабому, беспомощному. Был ли он счастлив сейчас? Конечно! Но как он прятал эту радость, это чувство. Все было дорого ему – и милые морщинки, разбежавшиеся по лицу, и запавшие, усталые глаза, и седина, так рано посеребрившая ее голову.
Когда Федор проснулся, уже наступил вечер. В комнате царил полумрак и только в углу лежал косой желтый луч от уличного фонаря. Елены не было. А ведь она никогда не уходила из дому надолго, чтобы в любую минуту откликнуться на его зов. Федор терялся в догадках. Через минуту дверь с легким скрипом открылась и вошла бледная, растерянная Елена. Федор никогда не видел ее такой.
– Что с тобой? – поднимаясь на локте, спросил он.
Плача и не скрывая охватившего ее страха, Елена торопливо рассказала, что с ней случилось. Она возвращалась с покупками из магазина. Недалеко от дома, там, где приходится проходить узкой тропинкой, обсаженной большими камфорными деревьями, ее остановил человек. Он взял ее за руку и сказал, что, жалея ее и желая ей добра, советует немедленно – он повторил это – уехать из Абхазии и ей и ее мужу, Дробышеву. Если же она не послушается его совета и не увезет отсюда Дробышева, пусть тогда пеняет на себя, потому что случится несчастье, большое несчастье.
– Ты никогда раньше не видела этого человека? – перебил ее Федор.
Она по-ребячьи сморщила лоб, взглянула на него и задумалась.
– Так как, не видела? – повторил он.
Медленно, с трудом припоминая, Елена неуверенно сказала, что когда она жила в гостинице «Рица» и выходила гулять на набережную, то, кажется, видела этого человека в приморском парке и в порту. Она даже подумала, что он там работает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76