— Зови, — распорядился Ярослав.
— Чудной он какой-то, великий князь.
— И чудного послушаем.
Позвали, и в трапезную ввалился громоздкий старик в отрепьях с грозно горящими очами.
— Сладко едите да горько пьёте! — заорал он с порога, потрясая кривым указательным пальцем с огромным жёлтым ногтем. — А братьям вашим гвозди в лбы загоняют, а сестёр ваших на глазах отцов с матерями распинают, а отцов ваших…
— Выйди, Александра, — сказал Ярослав. — Кто забивает, кто распинает, говори толком, пока за дверь не выбросили.
Княжич Василий, младший брат Александра, усадил странника, велел накормить. Но старец от хмельного отказался, налегал на скоромное и ворчал:
— Забыли вы своих за рубежами, врагам на истоптание бросили. О своих животах печётесь, а те животы и не в счёт вам? А я своими очами семь распинаний видел, семерых мучеников, гвоздями ко кресту прибитыми, и очи мои не померкли, а огнём зажглись неистовым. Почему же я не ослеп, когда муки сии зрел? Потому что вознесения ждал!
— Кощунствуешь, старик, — строго сказал князь Брячислав.
— Кощунствую?.. За веру православную несчастные смерть на кресте приняли, лютую смерть, а куда же Христос с Матерью своею смотрели? Этого бы и дьявол не вытерпел, слезами бы умылся, а они глаза отвели. Перекрещивают Русь, а кто перекрещиваться не желает, того — на крест! На крест!
— Лютуют ливонские рыцари? — спросил Ярослав.
— Лица зри, а не рыцари! — заорал вдруг старик. — Отродье дьявольское с запада грядёт, и шеломы у них с рогами. И пощады нет, и Бога нет, и вас, князья русские, тоже нет, потому как земли ваши на себя отбирают!
— Татары у нас на хвосте, слыхал, поди? — негромко спросил Александр.
— Нету правды, — горько вздохнул старик. — Нигде нету правды. Ни в Боге, ни в дьяволе, ни на небе, ни на земле, ни в вас, князья русские. Видать, ушла она в иные страны-государства за грехи наши тяжкие…
С трудом его выставили, накормив и переодев. А беседа больше не клеилась, сидели молча.
— Да, этот враг страшнее татарского, — вздохнул Александр. — Куда как пострашнее.
Князья Северо-Восточной Руси внимательно следили за медленным, но неуклонным проникновением крестоносцев в Прибалтику. Им было известно, что весной тридцать седьмого года в папской резиденции близ Рима было достигнуто соглашение об объединении ордена меченосцев Ливонии, залившего кровью земли латов, ливов и уже вторгшихся в Эстонию, с Тевтонским орденом, свершившим то же самое в землях прусов и куршей. Объединение существенно усилило их и поставило под опеку папской курии, выдавшей индульгенцию про запас под будущие земли и будущие поборы. Знали и о самой индульгенции, открыто называвшей православную Русь страной еретиков и безбожников. Знали и о способах порабощения покорённых народов, на землях которых в обязательном порядке возводились замки как опорные пункты военной, церковной и хозяйственной деятельности. Литва ещё сохраняла независимость благодаря сильной центральной власти, но таковой не было ни у латов, ни у ливов, ни у эстов. Если бы не злосчастная липицкая резня, не бездарно проигранная битва на Калке, не кровавый рейд Батыя, Русь никогда не допустила бы орден к своим границам, но «если бы» — всегда горький вздох сожаления, а не суровая действительность.
— Так я пришлю Палгусия, — сказал Ярослав, прощаясь.
С ним уезжали все родичи, даче Брячислав. И Александр никого не упрашивал задержаться, и дела были серьёзными, и жена молодой. Проводил дорогих гостей на одно поприще, как положено, но по возвращении поехал не к супруге, а к новым пестунам и советникам, прибывшим на свадьбу вместе с князем Ярославом. Их встретили с почётом, несмотря на свадебные хлопоты, выделили небольшую усадьбу рядом с княжескими хоромами, дворовых, челядь, охрану, добрых коней в конюшне и скотину для прокорма. Сбыслав поселился с ними, но нёс службу под рукой Гаврилы Олексича, а потому дома бывал редко.
— Как устроились?
— Прими благодарность нашу, князь, — сказал Ярун. — Может, отобедаешь с нами?
— И отобедаю, и кубок подниму, и побеседуем.
Пока готовили угощение, Александр рассказывал о новостях, что сгустились как на севере, так и на западе, и даже о посещении неистового старца. Тут пригласили в трапезную, и беседа продолжилась уже за обедом.
— С новосельем вас, дядьки мои и советники, — улыбнулся Александр, поднимая кубок. — Люди вы опытные, воины знатные, думцы мудрые, а время и вам и мне дорого. Так что не обессудьте, с дела начну. — Осушил кубок, разгладил кудрявую, старательно подстриженную бородку, спросил вдруг: — Скажи, Чогдар, что на моем месте сделал бы сейчас учитель твой Субедей-багатур?
— Врага надо бить по частям, — подумав, неторопливо ответил Чогдар. — Неожиданно и малыми силами. Твоя сила — внезапность, а будет ли такая у шведов, если они прорвутся к твоим границам?
— Насколько я знаю от отца, шведы в тех краях давненько не появлялись.
— Чингисхан создал особый корпус для выявления тайных лазутчиков. Он следил за купцами, путниками, неизвестными бродягами задолго до того, как войско начинало готовиться к походу.
— То — великий хан, а я всего лишь приглашённый на княжение военный предводитель, — сказал Александр. — И это — Новгород, в котором целый конец занимают иностранные купцы, а добрая треть новгородцев их поддерживает.
— Тем более такой корпус тебе необходим, — сказал Ярун.
— У меня лишь малая дружина, на которую я могу рассчитывать, дядька Ярун. И любая вербовка сразу станет известной.
— Во-первых, вербовать можно и тайно, — сказал Чогдар. — А во-вторых, сама твоя дружина.
— Их знают в Новгороде поимённо.
— Сбыслава не знают, — заметил Ярун. — Пусть Олексич поручит это ему. Сбыслав умен и осторожен…
— Ну, когда ему надо, он умеет удивлять, забывая об осторожности, — улыбнулся Александр. — И удивлять умеет, и понравиться умеет, мне Олексич рассказывал.
— Так это же и хорошо, — заметил Чогдар. — Удивление привлекает людей, а уменье понравиться закрепляет привлекательность. Сбыслав — отменный охотник, нас кормил на Дону. Владеет арканом, как степняк, луком, как татарин, а монгольский лук и стрелы я ему сделаю.
— Подумай, Александр, — сказал Ярун. — Мы должны о шведах знать все, а они о нас — ничего.
— Или неправду, — заметил Чогдар. — Неправда, в которую поверил враг, — половина успеха.
Александр промолчал и молчал до конца застолья, но друзья не расстраивались, понимая, что князь думает, взвешивая все «за» и «против». В конце концов за ним лежало последнее слово, которое всегда было очень весомым.
4
Последнее слово так и не прозвучало во время обеда, но советники нимало не расстроились, понимая, что зерно посеяно и рано или поздно проклюнется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101