Человек перед таким событием спокойным быть должен. Прихожу к нему в палату, говорю: «Ну что, больной? Переносим операцию?» А мужик мне: «Нет, говорит, что ж, тринадцатое так тринадцатое, мне все равно». – «Отлично», – думаю.
Он пожал плечами. Тильвус выжидательно поглядел на него поверх стакана.
– Утром приготовили больного, привезли в операционную. И началось! Прибегает завотделением: прачечная сломалась, белья чистого не будет, операцию отменяем. Вывезли моего мужика, отправляют назад, в палату. Я думаю: «Господи! А ну как он до следующего дня не доживет! Показания у него – одно другого хуже!» Отыскали комплект чистого белья, снова покатили больного в операционную. Выхожу в ординаторскую, на минуту всего. Возвращаюсь – нет моего больного! Где? Опять в палату увезли! Медсестра укатила, знала, что мы по тринадцатым числам стараемся не оперировать. «Вези, говорю, обратно!» Привезла. Анестезиолог подошел и шепчет: «Может, хватит уже, а? Видишь же, не складывается! Тринадцатое есть тринадцатое! Увози мужика, сколько можно его туда-сюда катать?!» Ну, а меня уже заело. Как это – увози?! Будем оперировать!
– И что? – осторожно спросил Тильвус.
– Ничего, – пожал плечами парень. – Операция прошла хорошо. Удачно. Все нормально.
У Тильвуса отлегло от сердца, и он шумно отхлебнул из стакана.
– А вчера пришлось мне быть на кладбище, – продолжил врач так же спокойно, глядя перед собой. – Хоронили родственника дальнего. Смотрю, рядом могила свежая. Памятник временный, фанерный, и фамилия моего больного. Фамилия у него редкая, не скоро забудешь. Я на дату смерти – глядь! Оказалось, после моей операции он всего полтора месяца и прожил!
Парень поболтал остатки пива в бутылке.
– Так мне не по себе стало! Про себя знаю: халтуры в работе не было, но больной-то умер! Отчего? Приехал на работу, давай звонить, узнавать.
– И что?
Врач снова пожал плечами.
– Поехал с семьей за город. На пикник. Рядом – компания какая-то попалась, шумная. Отморозки. Он им раз замечание сделал, два. А они в ответ – из ружья в него. Насмерть.
Он помолчал.
– Странно как-то, – проговорил парень. – Судьба, что ли? Ты, дед, как думаешь? Веришь в судьбу?
Тильвус помолчал немного.
– Не знаю, – честно ответил он.
– Вот и я не знаю.
Маг поставил стакан на лавку и задумался. Парень легко соскочил со спинки скамьи и пошел вдоль бульвара. Тильвус смотрел вслед, пока он не затерялся среди прохожих. Потом перевел взгляд на реку. Над дальним берегом сгущались темно-синие грозовые тучи, бесшумно и зловеще вспыхивали молнии, заливая белым мертвым светом воду, песчаную косу, остров посреди реки. Казалось, что где-то очень далеко бушует пожар, пламя которого вот-вот поглотит весь мир.
И пока не упали на асфальт первые капли дождя, Тильвус все сидел на спинке скамейки и бездумно глядел вдаль.
Переночевать сегодня он решил на берегу реки: хотелось проснуться под открытым небом, просторным, серым, предрассветным, слышать плеск близкой волны. Место для ночлега следовало выбрать, конечно, подальше от центрального пляжа, там всю ночь клубилась молодежь и гремела музыка. Тильвус прошел довольно далеко по галечной косе, пока не добрался до облюбованного местечка. Весенний разлив когда-то оставил на берегу огромный ствол дерева, возле которого великий маг и собирался устроиться. Пару раз он замечал неподалеку веселые компании, они жгли костры, пили пиво, усевшись в ряд на бревне, но сейчас, после грозы, на берегу было пустынно.
Добравшись, Тильвус принялся обустраиваться: убрал осколки бутылок, отнес подальше бумажный кулек с мусором. Свой пакет с несведенным беляшом пристроил возле ствола – пригодится на завтрак. Покончив с делами, улегся у воды, подложив шлепанцы под голову, и закрыл глаза. Плеск волны убаюкивал, но Тильвус чувствовал совершенно точно, что не уснет до тех пор, пока не избавится от тяжелых мыслей. Избавиться же от них не было никакой возможности. Если бы снова появился Тисс и можно было узнать хоть какие-то новости… Маг недовольно хмыкнул. Приятель, конечно, выдерживает характер, а поэтому вряд ли стоит его ждать. Тем не менее, когда рядом внезапно хрустнула галька, сердце Тильвуса подпрыгнуло. Он выждал еще секунду, успокаивая дыхание, и открыл глаза. Неподалеку стояла крупная черная собака с висячими ушами, с виноватой мордой.
– Что, псина, – проговорил Тильвус, гася разочарование. – Унюхала мой беляш? Фиг тебе, ясно?
Собака робко шевельнула хвостом. Великий маг приподнялся на локте, разглядывая. Пес был породистым и явно знавал лучшую жизнь, но, видимо, долго скитался на улице, мерз, жил впроголодь и в конце концов опустился и стал похож на обычную дворнягу.
– Иди сюда, – неожиданно для себя позвал Тильвус.
Собака села в отдалении и задумалась.
– Иди, не бойся…
Город уже растворился в теплой летней ночи, а у реки еще было светло. Собака свернулась под боком, от нее шло живое тепло. Тильвус глядел в небо и слушал печальную историю собаки: как она страдала, боялась, голодала и искала, искала, но все было бесполезно, и наконец вся прежняя жизнь стала далекой и нереальной, как счастливый собачий сон.
– Ну, ладно, ладно, – сказал Тильвус ворчливо, и пес беспокойно заворочался у него под боком. – Ничего… можешь съесть мой беляш.
ГЛАВА 15
Сати поглядела в окно, потом на монитор компьютера, затем перевела взгляд на сисадмина, что сидел напротив, жуя пирожок с капустой, и задумчиво проговорила:
– Знаешь, Никита, о чем я сейчас думаю?
Тот неторопливо поднялся с места, обошел стол и посмотрел на монитор:
– «Продукцию завода горожане давно оценили по достоинству. Великолепный свежепроизведенный творог, толстый слой шоколада, а также натуральные добавки из ягод и фруктов»… Это что за чушь?
– Это не чушь. Это текст рекламный. Про глазированные сырки.
Сисадмин сел на стул, откусил пирожок и хмыкнул.
– Так ты о сырках думаешь?
– Чего бы я о них думала?! Я их терпеть не могу… – Сати снова поглядела в мутное, давно не мытое окно. Они с Никитой сидели в кабинете ответственного секретаря. Предполагалось, что Сати в срочном порядке дописывает текст для производителя глазированных творожных сырков. – Я о другом…
Она тяжело вздохнула.
– Со вчерашнего вечера я всерьез подумываю о том, что мне надо покончить с собой, – неожиданно сказала Сати. – Только не определилась пока, как именно. Все равно ничего хорошего меня больше в жизни не ждет…
Никита вытаращил глаза.
– А зарплата? В конце недели зарплата! И ты говоришь, что ничего хорошего тебя не ждет?!
– Зарплата… – задумчиво проговорила Сати.
– А потом, ты видела, сколько текстов для обработки тебе отдел рекламы принес?! Видела? Я специально в редакцию утром заглянул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Он пожал плечами. Тильвус выжидательно поглядел на него поверх стакана.
– Утром приготовили больного, привезли в операционную. И началось! Прибегает завотделением: прачечная сломалась, белья чистого не будет, операцию отменяем. Вывезли моего мужика, отправляют назад, в палату. Я думаю: «Господи! А ну как он до следующего дня не доживет! Показания у него – одно другого хуже!» Отыскали комплект чистого белья, снова покатили больного в операционную. Выхожу в ординаторскую, на минуту всего. Возвращаюсь – нет моего больного! Где? Опять в палату увезли! Медсестра укатила, знала, что мы по тринадцатым числам стараемся не оперировать. «Вези, говорю, обратно!» Привезла. Анестезиолог подошел и шепчет: «Может, хватит уже, а? Видишь же, не складывается! Тринадцатое есть тринадцатое! Увози мужика, сколько можно его туда-сюда катать?!» Ну, а меня уже заело. Как это – увози?! Будем оперировать!
– И что? – осторожно спросил Тильвус.
– Ничего, – пожал плечами парень. – Операция прошла хорошо. Удачно. Все нормально.
У Тильвуса отлегло от сердца, и он шумно отхлебнул из стакана.
– А вчера пришлось мне быть на кладбище, – продолжил врач так же спокойно, глядя перед собой. – Хоронили родственника дальнего. Смотрю, рядом могила свежая. Памятник временный, фанерный, и фамилия моего больного. Фамилия у него редкая, не скоро забудешь. Я на дату смерти – глядь! Оказалось, после моей операции он всего полтора месяца и прожил!
Парень поболтал остатки пива в бутылке.
– Так мне не по себе стало! Про себя знаю: халтуры в работе не было, но больной-то умер! Отчего? Приехал на работу, давай звонить, узнавать.
– И что?
Врач снова пожал плечами.
– Поехал с семьей за город. На пикник. Рядом – компания какая-то попалась, шумная. Отморозки. Он им раз замечание сделал, два. А они в ответ – из ружья в него. Насмерть.
Он помолчал.
– Странно как-то, – проговорил парень. – Судьба, что ли? Ты, дед, как думаешь? Веришь в судьбу?
Тильвус помолчал немного.
– Не знаю, – честно ответил он.
– Вот и я не знаю.
Маг поставил стакан на лавку и задумался. Парень легко соскочил со спинки скамьи и пошел вдоль бульвара. Тильвус смотрел вслед, пока он не затерялся среди прохожих. Потом перевел взгляд на реку. Над дальним берегом сгущались темно-синие грозовые тучи, бесшумно и зловеще вспыхивали молнии, заливая белым мертвым светом воду, песчаную косу, остров посреди реки. Казалось, что где-то очень далеко бушует пожар, пламя которого вот-вот поглотит весь мир.
И пока не упали на асфальт первые капли дождя, Тильвус все сидел на спинке скамейки и бездумно глядел вдаль.
Переночевать сегодня он решил на берегу реки: хотелось проснуться под открытым небом, просторным, серым, предрассветным, слышать плеск близкой волны. Место для ночлега следовало выбрать, конечно, подальше от центрального пляжа, там всю ночь клубилась молодежь и гремела музыка. Тильвус прошел довольно далеко по галечной косе, пока не добрался до облюбованного местечка. Весенний разлив когда-то оставил на берегу огромный ствол дерева, возле которого великий маг и собирался устроиться. Пару раз он замечал неподалеку веселые компании, они жгли костры, пили пиво, усевшись в ряд на бревне, но сейчас, после грозы, на берегу было пустынно.
Добравшись, Тильвус принялся обустраиваться: убрал осколки бутылок, отнес подальше бумажный кулек с мусором. Свой пакет с несведенным беляшом пристроил возле ствола – пригодится на завтрак. Покончив с делами, улегся у воды, подложив шлепанцы под голову, и закрыл глаза. Плеск волны убаюкивал, но Тильвус чувствовал совершенно точно, что не уснет до тех пор, пока не избавится от тяжелых мыслей. Избавиться же от них не было никакой возможности. Если бы снова появился Тисс и можно было узнать хоть какие-то новости… Маг недовольно хмыкнул. Приятель, конечно, выдерживает характер, а поэтому вряд ли стоит его ждать. Тем не менее, когда рядом внезапно хрустнула галька, сердце Тильвуса подпрыгнуло. Он выждал еще секунду, успокаивая дыхание, и открыл глаза. Неподалеку стояла крупная черная собака с висячими ушами, с виноватой мордой.
– Что, псина, – проговорил Тильвус, гася разочарование. – Унюхала мой беляш? Фиг тебе, ясно?
Собака робко шевельнула хвостом. Великий маг приподнялся на локте, разглядывая. Пес был породистым и явно знавал лучшую жизнь, но, видимо, долго скитался на улице, мерз, жил впроголодь и в конце концов опустился и стал похож на обычную дворнягу.
– Иди сюда, – неожиданно для себя позвал Тильвус.
Собака села в отдалении и задумалась.
– Иди, не бойся…
Город уже растворился в теплой летней ночи, а у реки еще было светло. Собака свернулась под боком, от нее шло живое тепло. Тильвус глядел в небо и слушал печальную историю собаки: как она страдала, боялась, голодала и искала, искала, но все было бесполезно, и наконец вся прежняя жизнь стала далекой и нереальной, как счастливый собачий сон.
– Ну, ладно, ладно, – сказал Тильвус ворчливо, и пес беспокойно заворочался у него под боком. – Ничего… можешь съесть мой беляш.
ГЛАВА 15
Сати поглядела в окно, потом на монитор компьютера, затем перевела взгляд на сисадмина, что сидел напротив, жуя пирожок с капустой, и задумчиво проговорила:
– Знаешь, Никита, о чем я сейчас думаю?
Тот неторопливо поднялся с места, обошел стол и посмотрел на монитор:
– «Продукцию завода горожане давно оценили по достоинству. Великолепный свежепроизведенный творог, толстый слой шоколада, а также натуральные добавки из ягод и фруктов»… Это что за чушь?
– Это не чушь. Это текст рекламный. Про глазированные сырки.
Сисадмин сел на стул, откусил пирожок и хмыкнул.
– Так ты о сырках думаешь?
– Чего бы я о них думала?! Я их терпеть не могу… – Сати снова поглядела в мутное, давно не мытое окно. Они с Никитой сидели в кабинете ответственного секретаря. Предполагалось, что Сати в срочном порядке дописывает текст для производителя глазированных творожных сырков. – Я о другом…
Она тяжело вздохнула.
– Со вчерашнего вечера я всерьез подумываю о том, что мне надо покончить с собой, – неожиданно сказала Сати. – Только не определилась пока, как именно. Все равно ничего хорошего меня больше в жизни не ждет…
Никита вытаращил глаза.
– А зарплата? В конце недели зарплата! И ты говоришь, что ничего хорошего тебя не ждет?!
– Зарплата… – задумчиво проговорила Сати.
– А потом, ты видела, сколько текстов для обработки тебе отдел рекламы принес?! Видела? Я специально в редакцию утром заглянул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80