Подобрался клешнями к моим коленкам. Я вспомнила, как он смачно недавно их облизывал, не коленки, а свои пальцы-чурочки, но тошноты не ощутила. Алкоголь взял свое. Не бывает плохих мужчин, бывает маленькая доза. Я ее сегодня добрала. Была готова к сдаче ответственного зачета - на выживание. Здесь нет преувеличения. Для тех, кто зарабатывает деньги, как я, потеря любовной сноровки равнозначна самострелу.
- Не совсем врубился, госпожа, - пробурчал турок, светясь ласковыми миндалинами глаз. - Белый девочка купить - не проблема. У нас дешевле, чем в Москве. Можно двух девочек взять за сто баксов. Можно трех худых. Дилавер не хочет покупать. У него сердце просит музыки. Когда тебя увидел, сразу подумал: мечта сбылась. Вот приехал женщина, какую ждал. Открою тайну по секрету. У меня был любимый женщина в Москве, ее машина сбил. Любаша Петрова. Ты похожа на нее. Для нее была любовь дороже всего.
Я слушала вполуха, испытывая какую-то странную отчужденность от происходящего. Плотные шторы, богатая постель, сопящий от сдерживаемой страсти самец - все это как-то меня не задевало. Летело мимо. Поскорее справиться со своими обязанностями, отработать по минимуму - и айда. Вряд ли толстяка хватит надолго. Но что-то мешало немедленно приступить к делу. Что-то тормозило. Ручки, ножки отяжелели - не хотели подчиняться. Но все равно надо спешить. Когда кайф выветрится, будет хуже.
- Господин желает на халяву? - уточнила я. - Хорошо, согласна. Буду как Любаша. Помочь раздеться, миленький?
- Не надо раздеться. - Турок огорчился. - Сначала стихи почитай, пожалуйста.
- Стихи?
- Почему удивляешься? Елена сказал, ты сама стихи пишешь. Я в Университете дружба народов учился, очень Пушкина любил. Я про женщину не думаю как про животное. Они тоже люди, как и мы. Почитай стихи, госпожа Надин. Хочешь - Пушкин, хочешь - свои.
С восточными кавалерами всегда приходится быть настороже, но тут был явный перехлест. Попахивало каким-то особого рода интеллектуальным изуверством, и я стремительно протрезвела. Больше всего хотелось поскорее увидеть Ляку и сказать, что о ней думаю. Дилавер переместил свою тушу на ковер, уселся в позе лотоса и смотрел на меня не моргая. Такая же умильная морда бывает у кота, когда он разглядывает придавленного лапой мышонка.
- Не шутите? - спросила я.
- Шутить не умеем, зачем шутить?.. Подожди минутку, госпожа.
Хлопнул в ладоши - и в спальне возник тучный черногривый слуга в шелковых алых шароварах. Поставил рядом с хозяином на пол поднос с фруктами и вином в глиняном кувшине. С низкими поклонами, задом выкатился из комнаты. На меня ни разу не взглянул, да и вообще не поднимал глаз, наверное евнух.
- Давай, Надин, начинай, пожалуйста.
- Почитать из "Онегина"?
- Хорошо будет, очень хорошо, - важно закивал Дилавер.
Не знаю, как догадалась Вагина, но у меня действительно отменная память, и я знала много стихов со школьной поры. Было время, когда болела стихами, как корью. Смешное время... Еще до рынка.
И вот хотите верьте, хотите нет, но я прочитала письмо Онегина к Татьяне, потом ее письмо к Онегину, потом свое любимое, есенинское "Тих мой край после бурь, после гроз" и закончила - где наша не пропадала - Пастернаком:
"Прощай, лазурь Преображенская..."
Дилавер сидел с закрытыми глазами и раскачивался в экстазе, словно я была Кашпировским, а он идиотом, страдающим энурезом. Хмель сошел с меня, и я уже не была так уверена, что справлюсь с отработкой в постели.
Турок тяжко вздохнул, выходя из транса. Легко поднялся на ноги и церемонно поцеловал мне руку.
- Божественная Надин. Проси чего хочешь, все для тебя сделаю.
- Может быть, сбегать в ванную? - предложила я несмело. - Хотя в принципе я чистая.
Турок потер глаза, словно они слезились.
- Не надо ванную. Ничего не надо. Вино будем пить. Гулять будем. Ты самый лучший женщина после Любаши. Завтра тебе предложение сделаю, сегодня - нет.
И мы пили вино, ели фрукты, курили, но он ко мне не прикасался. В доме стояла напряженная тишина, как в склепе. Нас никто не беспокоил. Дилавер, в свою очередь, читал стихи какого-то неведомого Назыка, потом достал из шкафа неизвестный щипковый инструмент с круглым деревянным брюшком и запел неожиданно высоким, пронзительным голосом. В его голосе звучало истинное страдание и еще что-то такое, от чего хотелось умереть. Постепенно я пришла к мысли, что, скорее всего, так и случится. Мне предстоит умереть в этой спальне. Стихи, пение, таинственная ночь и никакого намека на отработку - все это не закончится добром. С трепетом гадала, какой будет смерть - быстрой, страшной? Скорее всего, думала я, войдет евнух в шелковых кальсонах и затянет на моей нежной шейке шнурок. Или надрежет вены и сцедит кровь в серебряный тазик. Ни в коем случае он не станет спешить, чтобы хозяин успел вдоволь насладиться агонией белокурой бестии. Они любят смотреть, как умирают рабыни. И не только на Востоке - вообще все мужчины. Я знаю, о чем говорю, потому что уже умирала много раз под пытливым, изучающим, презрительно-восхищенным мужским взглядом.
Наверное, что-то было подмешано в черное вино, потому что незаметно я уснула, не раздеваясь, в юбочке и тонкой рубашке. Да так крепко и сладко, как в детстве. Зато пробуждение было ужасным. На меня навалилось стопудовое чудище и с грозным рычанием, с мутным запахом чеснока и вина как будто насадило на металлический вертел. Кое-как, поерзав, я приспособилась, иначе быть бы разорванной на две части. В комнате царил полумрак, настенные бра причудливо обрисовывали ковры и потолок. Целую вечность чудище двигалось во мне в ритме медленного танго, проникая все глубже и глубже, но наконец рычание перетекло в густой человечий хрип и оборвалось на короткой, резкой ноте, как если бы лопнула шина. Еще некоторое время Дилавер лежал на мне, сопя в ухо. Потом перевалился на бок, пророкотал.
- Прости великодушно, госпожа. Немного потревожил твой сон. Ты такой красивый и сладкий... Не мог утерпеть.
- Все в порядке. Мне хорошо. Благодарю тебя, господин.
- Правда хорошо? Нигде не больно?
Его искренняя озабоченность тронула меня. Но правда была в том, что если бы мной овладел инопланетянин, наверное, я испытывала бы то же самое.
- Волшебная ночь - сказала я.
- Хочешь вина попить?
- Лучше давай поспим.
- Давай, госпожа Нации. Утром будет сюрприз. Я не успела испугаться, как он мерно задышал. На сей раз сон подступал осторожно, переполненный сиянием, словно надо мной опускался звездный небесный полог. Слезы потекли по щекам. Я любила ночные слезы. Вместе с ними приходило очищение. Я радовалась тому, что миновал еще один длинный, томительный, пустой день, а девочка опять уцелела.
3. СЮРПРИЗ
К сюрпризам я привыкла, и к приятным, и к отвратительным, но этот был особенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
- Не совсем врубился, госпожа, - пробурчал турок, светясь ласковыми миндалинами глаз. - Белый девочка купить - не проблема. У нас дешевле, чем в Москве. Можно двух девочек взять за сто баксов. Можно трех худых. Дилавер не хочет покупать. У него сердце просит музыки. Когда тебя увидел, сразу подумал: мечта сбылась. Вот приехал женщина, какую ждал. Открою тайну по секрету. У меня был любимый женщина в Москве, ее машина сбил. Любаша Петрова. Ты похожа на нее. Для нее была любовь дороже всего.
Я слушала вполуха, испытывая какую-то странную отчужденность от происходящего. Плотные шторы, богатая постель, сопящий от сдерживаемой страсти самец - все это как-то меня не задевало. Летело мимо. Поскорее справиться со своими обязанностями, отработать по минимуму - и айда. Вряд ли толстяка хватит надолго. Но что-то мешало немедленно приступить к делу. Что-то тормозило. Ручки, ножки отяжелели - не хотели подчиняться. Но все равно надо спешить. Когда кайф выветрится, будет хуже.
- Господин желает на халяву? - уточнила я. - Хорошо, согласна. Буду как Любаша. Помочь раздеться, миленький?
- Не надо раздеться. - Турок огорчился. - Сначала стихи почитай, пожалуйста.
- Стихи?
- Почему удивляешься? Елена сказал, ты сама стихи пишешь. Я в Университете дружба народов учился, очень Пушкина любил. Я про женщину не думаю как про животное. Они тоже люди, как и мы. Почитай стихи, госпожа Надин. Хочешь - Пушкин, хочешь - свои.
С восточными кавалерами всегда приходится быть настороже, но тут был явный перехлест. Попахивало каким-то особого рода интеллектуальным изуверством, и я стремительно протрезвела. Больше всего хотелось поскорее увидеть Ляку и сказать, что о ней думаю. Дилавер переместил свою тушу на ковер, уселся в позе лотоса и смотрел на меня не моргая. Такая же умильная морда бывает у кота, когда он разглядывает придавленного лапой мышонка.
- Не шутите? - спросила я.
- Шутить не умеем, зачем шутить?.. Подожди минутку, госпожа.
Хлопнул в ладоши - и в спальне возник тучный черногривый слуга в шелковых алых шароварах. Поставил рядом с хозяином на пол поднос с фруктами и вином в глиняном кувшине. С низкими поклонами, задом выкатился из комнаты. На меня ни разу не взглянул, да и вообще не поднимал глаз, наверное евнух.
- Давай, Надин, начинай, пожалуйста.
- Почитать из "Онегина"?
- Хорошо будет, очень хорошо, - важно закивал Дилавер.
Не знаю, как догадалась Вагина, но у меня действительно отменная память, и я знала много стихов со школьной поры. Было время, когда болела стихами, как корью. Смешное время... Еще до рынка.
И вот хотите верьте, хотите нет, но я прочитала письмо Онегина к Татьяне, потом ее письмо к Онегину, потом свое любимое, есенинское "Тих мой край после бурь, после гроз" и закончила - где наша не пропадала - Пастернаком:
"Прощай, лазурь Преображенская..."
Дилавер сидел с закрытыми глазами и раскачивался в экстазе, словно я была Кашпировским, а он идиотом, страдающим энурезом. Хмель сошел с меня, и я уже не была так уверена, что справлюсь с отработкой в постели.
Турок тяжко вздохнул, выходя из транса. Легко поднялся на ноги и церемонно поцеловал мне руку.
- Божественная Надин. Проси чего хочешь, все для тебя сделаю.
- Может быть, сбегать в ванную? - предложила я несмело. - Хотя в принципе я чистая.
Турок потер глаза, словно они слезились.
- Не надо ванную. Ничего не надо. Вино будем пить. Гулять будем. Ты самый лучший женщина после Любаши. Завтра тебе предложение сделаю, сегодня - нет.
И мы пили вино, ели фрукты, курили, но он ко мне не прикасался. В доме стояла напряженная тишина, как в склепе. Нас никто не беспокоил. Дилавер, в свою очередь, читал стихи какого-то неведомого Назыка, потом достал из шкафа неизвестный щипковый инструмент с круглым деревянным брюшком и запел неожиданно высоким, пронзительным голосом. В его голосе звучало истинное страдание и еще что-то такое, от чего хотелось умереть. Постепенно я пришла к мысли, что, скорее всего, так и случится. Мне предстоит умереть в этой спальне. Стихи, пение, таинственная ночь и никакого намека на отработку - все это не закончится добром. С трепетом гадала, какой будет смерть - быстрой, страшной? Скорее всего, думала я, войдет евнух в шелковых кальсонах и затянет на моей нежной шейке шнурок. Или надрежет вены и сцедит кровь в серебряный тазик. Ни в коем случае он не станет спешить, чтобы хозяин успел вдоволь насладиться агонией белокурой бестии. Они любят смотреть, как умирают рабыни. И не только на Востоке - вообще все мужчины. Я знаю, о чем говорю, потому что уже умирала много раз под пытливым, изучающим, презрительно-восхищенным мужским взглядом.
Наверное, что-то было подмешано в черное вино, потому что незаметно я уснула, не раздеваясь, в юбочке и тонкой рубашке. Да так крепко и сладко, как в детстве. Зато пробуждение было ужасным. На меня навалилось стопудовое чудище и с грозным рычанием, с мутным запахом чеснока и вина как будто насадило на металлический вертел. Кое-как, поерзав, я приспособилась, иначе быть бы разорванной на две части. В комнате царил полумрак, настенные бра причудливо обрисовывали ковры и потолок. Целую вечность чудище двигалось во мне в ритме медленного танго, проникая все глубже и глубже, но наконец рычание перетекло в густой человечий хрип и оборвалось на короткой, резкой ноте, как если бы лопнула шина. Еще некоторое время Дилавер лежал на мне, сопя в ухо. Потом перевалился на бок, пророкотал.
- Прости великодушно, госпожа. Немного потревожил твой сон. Ты такой красивый и сладкий... Не мог утерпеть.
- Все в порядке. Мне хорошо. Благодарю тебя, господин.
- Правда хорошо? Нигде не больно?
Его искренняя озабоченность тронула меня. Но правда была в том, что если бы мной овладел инопланетянин, наверное, я испытывала бы то же самое.
- Волшебная ночь - сказала я.
- Хочешь вина попить?
- Лучше давай поспим.
- Давай, госпожа Нации. Утром будет сюрприз. Я не успела испугаться, как он мерно задышал. На сей раз сон подступал осторожно, переполненный сиянием, словно надо мной опускался звездный небесный полог. Слезы потекли по щекам. Я любила ночные слезы. Вместе с ними приходило очищение. Я радовалась тому, что миновал еще один длинный, томительный, пустой день, а девочка опять уцелела.
3. СЮРПРИЗ
К сюрпризам я привыкла, и к приятным, и к отвратительным, но этот был особенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102