Садовое кольцо и Белый дом, кстати, тоже, если они, конечно, желают спокойствия стране. А то, что министры-гэкачеписты попытались сохранить Советский Союз как великую державу – так это задача любого правителя. Судить как раз надо тех и за то, кто разваливал страну.
Эскалаторы на «Баррикадной», ближайшей к Белому дому станции метро, работали только на выход. Народу, несмотря на дождь, было чуть больше вчерашнего, но широкого потока не предвиделось. Мишка не случайно подметил этакую гордость некоторых москвичей: в самом деле, сумки с хлебом, рюкзаки с палатками они несли к Белому дому демонстративно целеустремленно, стараясь поймать взгляды окружающих и прочесть в них для себя восхищение и одобрение. Над самим Белым домом уныло висел дирижабль с трехцветным флагом.
– Древний государственный флаг России. Наконец-то!
– Какой к черту государственный. Историю знать надо: государственный российский флаг – черно-желто-белый. А этот, бело-сине-красный, исстари служил торгово-коммерческим делам. И предателю генералу Власову.
– Да пусть любой, лишь бы не красный.
– А чем красный был плох? Если кому-то мешал – валили бы сами из страны, не мешали жить другим. Все кому-то хочется дать счастье народу.
– Да как мы жили!
– Я жил нормально. И дети мои тоже не плакали.
Спорившие посмотрели друга на друга как на идиотов и разошлись каждый со своим мнением: под дождем даже ругаться не было охоты. На Садовом кольце сигналили автомобили, и Андрей, чтобы не идти в одной толпе с «ельцинами», пошел туда. Напротив американского посольства дорогу перегородил грузовик с прицепом, на борту которого висел плакатец: «Забастовка». Гаишники упрашивали водителя освободить дорогу, но тот, восседая на капоте, усмехался, радуясь первой и последней, может быть, возможности не подчиняться блюстителям порядка:
– Не могу, мужики. Президент приказал бастовать.
Один из милиционеров попытался влезть в кабину, но дружно заработали кинокамеры и фотоаппараты собравшихся, и гаишники, тоже демонстративно плюнув, пошли к своей машине.
Господи, где еще, кроме России, глава государства призывал свой народ к забастовке? Или победа любой ценой? Ну, сегодня – еще ладно, еще можно понять. Но ведь Ельцин не гнушался этим приемом, когда ездил по России и фактически узаконивал забастовки против союзного правительства и Горбачева. И никто не нарушал в стране чаще и откровеннее законы, чем сам Ельцин, взявший за правило не признавать союзное законодательство. Никто не раскачивал стул под Горбачевым больше и сильнее, чем он. Никто лучше не поддерживал и не провоцировал силы, направленные на развал Союза, единого хозяйственного механизма. И неужели он думает, что подобное не перейдет уже на Россию, и что в одно прекрасное время те же народы, населяющие Россию, не пошлют Президента России также далеко, как Президент России посылал все это время Президента СССР? Развалить Союз, самому оставшись целехоньким? Наивный. России же больше всего и достанется с ее многочисленными народами. И интересно, станет ли Борис Николаевич так же радоваться забастовкам, когда станет единоличным правителем?
А в том, что это произойдет, Андрей убеждался все больше и больше, ГКЧП упустил время, нет среди «восьмерки», видимо, и лидера, который бы повел за собой новую команду. Значит, они обречены.
Но самое страшное, что может произойти – победители нанесут мощнейший удар по своим оппонентам. И оправдают это путчем. Теперь все свои действия они будут оправдывать сегодняшними событиями. Они и Горбачева растопчут. Поиздеваются и выбросят, и будет это сделано более постыдно, чем в случае с ГКЧП. Лучше бы он ушел сам. Любой честный политик так и поступил бы, наверное: ведь его предало ближайшее окружение, люди, которые подбирались, выдвигались им же. Да только ждать честности от Горбачева… Вот выпало стране времечко и лидеры!
Наверное, никогда не думал Андрей столько о политике. Мысли перескакивали с одного на другое, не всегда находились точные аргументы для своих убеждений, но он нутром, необъяснимо чувствовал: если сегодня умирает не ахти какая власть, то и на смену ведь ей идет далеко не лучшая. И, кажется, способная только разрушать уже созданное. А разрушители сами творить не могут…
Вокруг Белого дома прибавилось строительного мусора, который в листовках именовался баррикадами. Молодежь катила вручную троллейбусы, перегораживая площадь. Это была уже не солома для танков, но все равно еще не преграда. Впрочем, сами танки, усыпанные цветами и украшенные российскими флажками, стояли в плотных кольцах митингующих. Изредка из люков высовывались безразличные ко всему солдаты и тут же прятались вновь. Кое-где в траки засовывали железные прутья. Гуляли слухи: на сторону Ельцина перешли Таманская дивизия, десантники и Балтийский флот.
«Не хватало еще, чтобы разделилась армия, – с горечью наблюдая за происходящим, думал Андрей. – Права, виновата она будет, но сейчас должна остаться по одну сторону баррикад. Раскол армии – это гражданская война. И чему здесь радоваться?» Замерзший в своей легкой курточке, с промокшими ногами, боясь вновь сорваться и влезть в спор, пошел от набережной. За Садовым кольцом – опять прав Мишка – текла нормальная человеческая жизнь. Встречались, целовались влюбленные, несколько человек стояло за билетами в кинотеатр, бойко шла торговля цветами. В какой-то подвернувшейся по пути столовой за столик к Андрею подсел фронтовик с колодочками – без юбилейных медалей, одни Красные Звездочки, «За отвагу» и «За боевые заслуги». Он долго помешивал красный борщ, глядя в одну точку, потом поднял взгляд на Андрея. Словно только что вел с ним беседу, сказал тихо и грустно:
– Помыслы – благородные, исполнение – преступное, а вот последствия будут страшные. Придет победа, радоваться которой будет грех.
Не прозорливость фронтовика, принявшегося за еду, удивила, а то, что говорил он о падении «восьмерки» ГКЧП как о свершившемся факте. Неужели они так ничего конкретного и не предпримут? Они ведь тоже должны видеть, что на защиту Белого дома Москва практически не поднялась, а пять-семь тысяч на десятимиллионную столицу – это меньше, чем капля в море. И если Ельцин победит, это случится не потому, что народ встал на защиту российского правительства и демократии, а потому что ГКЧП проявляет нерешительность. А последствия…
Сейчас, наверное, идет звездный час Горбачева. Не должно быть ничьей победы. Ничьей! Только это спасет страну от противостояния и сведения счетов. Горбачев должен, обязан все спустить на тормозах. Ради высших интересов, а не личных амбиций, он должен сказать: да, я был болен, ребята погорячились, но сейчас я приступаю к своим обязанностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Эскалаторы на «Баррикадной», ближайшей к Белому дому станции метро, работали только на выход. Народу, несмотря на дождь, было чуть больше вчерашнего, но широкого потока не предвиделось. Мишка не случайно подметил этакую гордость некоторых москвичей: в самом деле, сумки с хлебом, рюкзаки с палатками они несли к Белому дому демонстративно целеустремленно, стараясь поймать взгляды окружающих и прочесть в них для себя восхищение и одобрение. Над самим Белым домом уныло висел дирижабль с трехцветным флагом.
– Древний государственный флаг России. Наконец-то!
– Какой к черту государственный. Историю знать надо: государственный российский флаг – черно-желто-белый. А этот, бело-сине-красный, исстари служил торгово-коммерческим делам. И предателю генералу Власову.
– Да пусть любой, лишь бы не красный.
– А чем красный был плох? Если кому-то мешал – валили бы сами из страны, не мешали жить другим. Все кому-то хочется дать счастье народу.
– Да как мы жили!
– Я жил нормально. И дети мои тоже не плакали.
Спорившие посмотрели друга на друга как на идиотов и разошлись каждый со своим мнением: под дождем даже ругаться не было охоты. На Садовом кольце сигналили автомобили, и Андрей, чтобы не идти в одной толпе с «ельцинами», пошел туда. Напротив американского посольства дорогу перегородил грузовик с прицепом, на борту которого висел плакатец: «Забастовка». Гаишники упрашивали водителя освободить дорогу, но тот, восседая на капоте, усмехался, радуясь первой и последней, может быть, возможности не подчиняться блюстителям порядка:
– Не могу, мужики. Президент приказал бастовать.
Один из милиционеров попытался влезть в кабину, но дружно заработали кинокамеры и фотоаппараты собравшихся, и гаишники, тоже демонстративно плюнув, пошли к своей машине.
Господи, где еще, кроме России, глава государства призывал свой народ к забастовке? Или победа любой ценой? Ну, сегодня – еще ладно, еще можно понять. Но ведь Ельцин не гнушался этим приемом, когда ездил по России и фактически узаконивал забастовки против союзного правительства и Горбачева. И никто не нарушал в стране чаще и откровеннее законы, чем сам Ельцин, взявший за правило не признавать союзное законодательство. Никто не раскачивал стул под Горбачевым больше и сильнее, чем он. Никто лучше не поддерживал и не провоцировал силы, направленные на развал Союза, единого хозяйственного механизма. И неужели он думает, что подобное не перейдет уже на Россию, и что в одно прекрасное время те же народы, населяющие Россию, не пошлют Президента России также далеко, как Президент России посылал все это время Президента СССР? Развалить Союз, самому оставшись целехоньким? Наивный. России же больше всего и достанется с ее многочисленными народами. И интересно, станет ли Борис Николаевич так же радоваться забастовкам, когда станет единоличным правителем?
А в том, что это произойдет, Андрей убеждался все больше и больше, ГКЧП упустил время, нет среди «восьмерки», видимо, и лидера, который бы повел за собой новую команду. Значит, они обречены.
Но самое страшное, что может произойти – победители нанесут мощнейший удар по своим оппонентам. И оправдают это путчем. Теперь все свои действия они будут оправдывать сегодняшними событиями. Они и Горбачева растопчут. Поиздеваются и выбросят, и будет это сделано более постыдно, чем в случае с ГКЧП. Лучше бы он ушел сам. Любой честный политик так и поступил бы, наверное: ведь его предало ближайшее окружение, люди, которые подбирались, выдвигались им же. Да только ждать честности от Горбачева… Вот выпало стране времечко и лидеры!
Наверное, никогда не думал Андрей столько о политике. Мысли перескакивали с одного на другое, не всегда находились точные аргументы для своих убеждений, но он нутром, необъяснимо чувствовал: если сегодня умирает не ахти какая власть, то и на смену ведь ей идет далеко не лучшая. И, кажется, способная только разрушать уже созданное. А разрушители сами творить не могут…
Вокруг Белого дома прибавилось строительного мусора, который в листовках именовался баррикадами. Молодежь катила вручную троллейбусы, перегораживая площадь. Это была уже не солома для танков, но все равно еще не преграда. Впрочем, сами танки, усыпанные цветами и украшенные российскими флажками, стояли в плотных кольцах митингующих. Изредка из люков высовывались безразличные ко всему солдаты и тут же прятались вновь. Кое-где в траки засовывали железные прутья. Гуляли слухи: на сторону Ельцина перешли Таманская дивизия, десантники и Балтийский флот.
«Не хватало еще, чтобы разделилась армия, – с горечью наблюдая за происходящим, думал Андрей. – Права, виновата она будет, но сейчас должна остаться по одну сторону баррикад. Раскол армии – это гражданская война. И чему здесь радоваться?» Замерзший в своей легкой курточке, с промокшими ногами, боясь вновь сорваться и влезть в спор, пошел от набережной. За Садовым кольцом – опять прав Мишка – текла нормальная человеческая жизнь. Встречались, целовались влюбленные, несколько человек стояло за билетами в кинотеатр, бойко шла торговля цветами. В какой-то подвернувшейся по пути столовой за столик к Андрею подсел фронтовик с колодочками – без юбилейных медалей, одни Красные Звездочки, «За отвагу» и «За боевые заслуги». Он долго помешивал красный борщ, глядя в одну точку, потом поднял взгляд на Андрея. Словно только что вел с ним беседу, сказал тихо и грустно:
– Помыслы – благородные, исполнение – преступное, а вот последствия будут страшные. Придет победа, радоваться которой будет грех.
Не прозорливость фронтовика, принявшегося за еду, удивила, а то, что говорил он о падении «восьмерки» ГКЧП как о свершившемся факте. Неужели они так ничего конкретного и не предпримут? Они ведь тоже должны видеть, что на защиту Белого дома Москва практически не поднялась, а пять-семь тысяч на десятимиллионную столицу – это меньше, чем капля в море. И если Ельцин победит, это случится не потому, что народ встал на защиту российского правительства и демократии, а потому что ГКЧП проявляет нерешительность. А последствия…
Сейчас, наверное, идет звездный час Горбачева. Не должно быть ничьей победы. Ничьей! Только это спасет страну от противостояния и сведения счетов. Горбачев должен, обязан все спустить на тормозах. Ради высших интересов, а не личных амбиций, он должен сказать: да, я был болен, ребята погорячились, но сейчас я приступаю к своим обязанностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67