Не будь Останкина – было бы что-нибудь другое. Наступающий понедельник лишал власть власти, и все было брошено на то, чтобы ввести в Москву войска. Даже сама Москва была брошена на произвол судьбы – лишь бы что-нибудь произошло.
И, как ни бегал Мишка между захваченными машинами, убеждая, что это провокация, что никуда не нужно ехать, малая победа на Смоленской площади опьянила и показалась окончательной. Не сомневался и Тарасевич, крутившийся в другом конце площади, что среди громче всех кричавших «К Останкину!» были и те ребята-провокаторы, которых подвозили на автобусе и внедряли в толпу. Но свершившееся – свершилось, и сидевший в телецентре спецназ «Витязь» в упор расстрелял собравшихся. А засадный полк Ельцина – Паша Грачев с танками, ждал только повода и команды, чтобы подмять гусеницами московские мостовые, стремление народа сбросить ненавистное правительство…
– Как Рая? – поняв, что время теперь у них хотя и есть, но может закончиться в любую минуту, подкатился Андрей ближе к Мишке.
– Волнуется, конечно. Сказал ей, что поехал к «Белому медведю» пересидеть ситуацию, чтобы не дергали после подачи рапорта, а тут…
– Может, в каком-нибудь кабинете связь все же работает, – сглаживая недавнюю неловкость, предположил майор.
В глазах Мишки тут же загорелась искра надежды. Она гасла, перебивалась сомнениями, но было видно, что Багрянцев теперь не успокоится, пока не проверит этот вариант.
– Я пройдусь по кабинетам, – извиняющимся тоном сказал он.
– Двушка-то хоть есть? – вновь подал голос Кот. Раньше Андрей как-то не замечал за ним привычки к подковыркам. Казалось, прилизанная кукла – она и есть кукла. А поди ж ты, мужик с юмором.
– Я звоню следующий, – поддержал шутливый настрой Андрей. Это было бы, конечно, невероятно здорово – позвонить Нине. Наверняка она обрадуется.
Мишка махнул на подначки рукой и выскользнул в коридор. По старой привычке Тарасевич вышел подстраховать следом, замыкая зрительную связь между ними троими. По коридору время от времени пробегали озабоченные офицеры, но Андрей даже не останавливал их, чтобы попытаться прояснить обстановку: наверняка они знали не больше него. Только однажды мешковатый на вид, страшно усталый капитан 2-го ранга, приглаживая на ходу растрепавшиеся потные волосы, сообщил:
– «Альфа» занимает первый этаж. Вроде не стреляет.
Не успел моряк проскочить коридор, как из комнаты, в которую только что вошел Мишка, вырвался нестерпимо жаркий огненный шар. Потом только до Андрея дошел звук танкового выстрела и, уже отброшенный взрывной волной обратно в свой кабинет, понял страшное и непоправимое: Мишка остался в том огненном аду, который породил прямым попаданием термический снаряд. Потом видел, как Кот беззвучно и совсем не больно бьет его по щекам, чувствовал, как его куда-то тащат и пятки стучат по ступенькам лестниц. Пытался вырваться, чтобы вернуться к Мишке, вытащить его из огня, но сил хватало только на то, чтобы об этом подумать. Тогда, сделав громадное усилие, прошептал для майора, чтобы хотя бы он остановился:
– Мишка.
Кот что-то ответил, но звук его голоса не пробился сквозь зияющую пустоту в ушах. «Контузия», – спокойно, давно к чему-то подобному готовый, определил Тарасевич: так ставят себе диагноз хорошие врачи. Единственное, чего пока не понял: огонь, настигающий их по коридору – он настоящий или это просто осталась в глазах вспышка, поглотившая и растворившая Мишку? Как же теперь Рая? Не-ет, если суждено будет все-таки выбраться отсюда, он жизнь положит на то, чтобы найти того гада, который стрелял. И расскажет ему, кого и как он убивал. И даст один час, ровно час, чтобы застрелился. Офицерам нельзя жить с таким позором на душе.
– Тихо, – прошептал вдруг Кот, и, странное дело, именно шепот расслышал первым Тарасевич.
С улицы раздался тонкий, пронзительный звук, и пока Андрей думал, что это опять его подводит слух, сквозь бетонные стены проник многократно усиленный динамиками голос «желтого Геббельса» – агитационной машины, выкрашенной в желтый цвет и несколько дней и ночей непрерывно ведшей, рассчитанную на депутатов и защитников Дома, пропаганду:
– Всем, находящимся в Белом доме, выходить с поднятыми руками и белыми флагами. Всем, кто сдается, выходить с поднятыми вверх руками и белыми флагами.
– Суки, – процедил Кот. – Даже здесь хотят унизить. Есть ли предел человеческой мерзости. Не-ет, они будут делать все, чтобы Руцкой и Хасбулатов застрелились. Нет человека – нет и проблемы. Закон мафии и товарища Сталина. Ну, а что будем делать мы?
– Ты давай смотри сам, а мне выходить, все равно что добровольно идти в рижский Централ, – усмехнулся невеселому будущему Андрей. – Мне выходить нельзя. А с поднятыми руками тем более не стану этого делать.
– Значит, надо искать выход и уходить тайно, – Кот, видимо, соображал быстрее. – Поэтому давай все-таки спускаться вниз. Раз есть подземные коммуникации, надо просто найти туда вход. А насчет документов… Я обещал тебе однажды их?
– Было дело.
– Чуть-чуть не успел. – Майор вытащил зелененькую книжицу офицерского удостоверения. – Держи, печати есть, осталось только заполнить. На любое имя, хоть собственное.
– Спасибо, – искренне обрадовался Тарасевич, с удовольствием пролистывая чистые странички.
– Ну, оклемался немного? Идти сможешь?
Тарасевич прислушался к себе. Место пустоты, провала в голове начала заполнять ноющая, пульсирующая боль. К тому же что-то кололо и царапало грудь. Андрей покопался в кармане рубашки и среди бумажек нашел обгоревшую звездочку со своего берета. Как легко когда-то он сжег его, так легко сейчас Ельцин сжигает живьем своих противников…
Сравнение не понравилось, а аналогия с Ельциным вообще оказалась не к месту, и Тарасевич, отметая свои мысли, ответил на заданный майором вопрос:
– Дойду. Доползу. Только вот Мишка…
– Тогда пошли, – не стал разворачивать тему Мишкиной гибели Кот. Он – практик, у него – холодная голова…
Потыркались еще немного по закоулкам, но уловили все же определенную логику в коридорной системе и дошли до холла первого этажа. На запятнанном кровью, усыпанном битым стеклом, бинтами и тряпками полу около стены рядком были уложены тела погибших. У изрешеченной пулями входной двери лежал с автоматом капитан в полевой форме – единственная живая душа в застывшем безмолвии. Тарасевич по полевой сумке узнал офицера, бросился к нему:
– Слушай, ты был с ребятами из рижского ОМОНа. Где они?
– Ушли, – меланхолично ответил капитан, не отрывая взгляда от видимого в дверь участка площади.
– Мы знаем. Но куда? Где выход? – спросил Кот.
– Вниз. По лестнице, – офицер не обернулся.
– Уходим с нами, – предложил майор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
И, как ни бегал Мишка между захваченными машинами, убеждая, что это провокация, что никуда не нужно ехать, малая победа на Смоленской площади опьянила и показалась окончательной. Не сомневался и Тарасевич, крутившийся в другом конце площади, что среди громче всех кричавших «К Останкину!» были и те ребята-провокаторы, которых подвозили на автобусе и внедряли в толпу. Но свершившееся – свершилось, и сидевший в телецентре спецназ «Витязь» в упор расстрелял собравшихся. А засадный полк Ельцина – Паша Грачев с танками, ждал только повода и команды, чтобы подмять гусеницами московские мостовые, стремление народа сбросить ненавистное правительство…
– Как Рая? – поняв, что время теперь у них хотя и есть, но может закончиться в любую минуту, подкатился Андрей ближе к Мишке.
– Волнуется, конечно. Сказал ей, что поехал к «Белому медведю» пересидеть ситуацию, чтобы не дергали после подачи рапорта, а тут…
– Может, в каком-нибудь кабинете связь все же работает, – сглаживая недавнюю неловкость, предположил майор.
В глазах Мишки тут же загорелась искра надежды. Она гасла, перебивалась сомнениями, но было видно, что Багрянцев теперь не успокоится, пока не проверит этот вариант.
– Я пройдусь по кабинетам, – извиняющимся тоном сказал он.
– Двушка-то хоть есть? – вновь подал голос Кот. Раньше Андрей как-то не замечал за ним привычки к подковыркам. Казалось, прилизанная кукла – она и есть кукла. А поди ж ты, мужик с юмором.
– Я звоню следующий, – поддержал шутливый настрой Андрей. Это было бы, конечно, невероятно здорово – позвонить Нине. Наверняка она обрадуется.
Мишка махнул на подначки рукой и выскользнул в коридор. По старой привычке Тарасевич вышел подстраховать следом, замыкая зрительную связь между ними троими. По коридору время от времени пробегали озабоченные офицеры, но Андрей даже не останавливал их, чтобы попытаться прояснить обстановку: наверняка они знали не больше него. Только однажды мешковатый на вид, страшно усталый капитан 2-го ранга, приглаживая на ходу растрепавшиеся потные волосы, сообщил:
– «Альфа» занимает первый этаж. Вроде не стреляет.
Не успел моряк проскочить коридор, как из комнаты, в которую только что вошел Мишка, вырвался нестерпимо жаркий огненный шар. Потом только до Андрея дошел звук танкового выстрела и, уже отброшенный взрывной волной обратно в свой кабинет, понял страшное и непоправимое: Мишка остался в том огненном аду, который породил прямым попаданием термический снаряд. Потом видел, как Кот беззвучно и совсем не больно бьет его по щекам, чувствовал, как его куда-то тащат и пятки стучат по ступенькам лестниц. Пытался вырваться, чтобы вернуться к Мишке, вытащить его из огня, но сил хватало только на то, чтобы об этом подумать. Тогда, сделав громадное усилие, прошептал для майора, чтобы хотя бы он остановился:
– Мишка.
Кот что-то ответил, но звук его голоса не пробился сквозь зияющую пустоту в ушах. «Контузия», – спокойно, давно к чему-то подобному готовый, определил Тарасевич: так ставят себе диагноз хорошие врачи. Единственное, чего пока не понял: огонь, настигающий их по коридору – он настоящий или это просто осталась в глазах вспышка, поглотившая и растворившая Мишку? Как же теперь Рая? Не-ет, если суждено будет все-таки выбраться отсюда, он жизнь положит на то, чтобы найти того гада, который стрелял. И расскажет ему, кого и как он убивал. И даст один час, ровно час, чтобы застрелился. Офицерам нельзя жить с таким позором на душе.
– Тихо, – прошептал вдруг Кот, и, странное дело, именно шепот расслышал первым Тарасевич.
С улицы раздался тонкий, пронзительный звук, и пока Андрей думал, что это опять его подводит слух, сквозь бетонные стены проник многократно усиленный динамиками голос «желтого Геббельса» – агитационной машины, выкрашенной в желтый цвет и несколько дней и ночей непрерывно ведшей, рассчитанную на депутатов и защитников Дома, пропаганду:
– Всем, находящимся в Белом доме, выходить с поднятыми руками и белыми флагами. Всем, кто сдается, выходить с поднятыми вверх руками и белыми флагами.
– Суки, – процедил Кот. – Даже здесь хотят унизить. Есть ли предел человеческой мерзости. Не-ет, они будут делать все, чтобы Руцкой и Хасбулатов застрелились. Нет человека – нет и проблемы. Закон мафии и товарища Сталина. Ну, а что будем делать мы?
– Ты давай смотри сам, а мне выходить, все равно что добровольно идти в рижский Централ, – усмехнулся невеселому будущему Андрей. – Мне выходить нельзя. А с поднятыми руками тем более не стану этого делать.
– Значит, надо искать выход и уходить тайно, – Кот, видимо, соображал быстрее. – Поэтому давай все-таки спускаться вниз. Раз есть подземные коммуникации, надо просто найти туда вход. А насчет документов… Я обещал тебе однажды их?
– Было дело.
– Чуть-чуть не успел. – Майор вытащил зелененькую книжицу офицерского удостоверения. – Держи, печати есть, осталось только заполнить. На любое имя, хоть собственное.
– Спасибо, – искренне обрадовался Тарасевич, с удовольствием пролистывая чистые странички.
– Ну, оклемался немного? Идти сможешь?
Тарасевич прислушался к себе. Место пустоты, провала в голове начала заполнять ноющая, пульсирующая боль. К тому же что-то кололо и царапало грудь. Андрей покопался в кармане рубашки и среди бумажек нашел обгоревшую звездочку со своего берета. Как легко когда-то он сжег его, так легко сейчас Ельцин сжигает живьем своих противников…
Сравнение не понравилось, а аналогия с Ельциным вообще оказалась не к месту, и Тарасевич, отметая свои мысли, ответил на заданный майором вопрос:
– Дойду. Доползу. Только вот Мишка…
– Тогда пошли, – не стал разворачивать тему Мишкиной гибели Кот. Он – практик, у него – холодная голова…
Потыркались еще немного по закоулкам, но уловили все же определенную логику в коридорной системе и дошли до холла первого этажа. На запятнанном кровью, усыпанном битым стеклом, бинтами и тряпками полу около стены рядком были уложены тела погибших. У изрешеченной пулями входной двери лежал с автоматом капитан в полевой форме – единственная живая душа в застывшем безмолвии. Тарасевич по полевой сумке узнал офицера, бросился к нему:
– Слушай, ты был с ребятами из рижского ОМОНа. Где они?
– Ушли, – меланхолично ответил капитан, не отрывая взгляда от видимого в дверь участка площади.
– Мы знаем. Но куда? Где выход? – спросил Кот.
– Вниз. По лестнице, – офицер не обернулся.
– Уходим с нами, – предложил майор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67