Мы предадим тело Иуды земле и сразу же направимся в Бейт-Хананию. И мы все успеем совершить до наступления шабата. Мы просто будем слишком долго идти к дому Лазаря, слишком медленно, потому и придем к нему только к ночи..."
Сработало, иного и не предполагал.
Только Иоанн мысленно спросил:
"Намеренно спешишь?"
"Намеренно. Ты поведешь людей в Бейт-Хананию и на подходе к дому "включишь" их. Пусть не помнят о времени".
"А ты?"
"Мне надо вернуться к могиле Иешуа".
"Он оживет?"
"Ты же знаешь, что он не умер..."
"Так скверно все, Кифа, что начинаешь сомневаться в очевидном, в ощущаемом".
"А ты не сомневайся. Соберись, соберись! Если уж ты начнешь расклеиваться, я один не справлюсь. А впереди еще много дел".
"Я-то соберусь. А что дальше ?"
"Дальше ты приведешь мать и Марию из Магдалы через день наутро к могиле".
"И увидим ее пустой".
"Естественно. Иешуа появится чуть позже".
"Я все делаю, как ты говоришь. Но я делаю это лишь в ожидании рассказа о том, что ждать дальше. Ты обещал..."
"Я помню, что обещал. Потерпи. Немного осталось.'Так немного, что хватило бы времени все успеть!.."
Они ушли в Вифанию по внутренним, самым безжалостным часам Петра - в семь пятьдесят две. Было еще светло и жарко. Шли молча, торопливо, угрюмо смотрели под ноги, словно боясь поднять глаза. Слишком много свалилось на них в один день. А если быть точным - в одну минуту, поскольку Иуда будто подслушал смерть Иешуа издалека и следом нанес себе удар ножом. Хорошо, что Петр подавил их сознание настолько, насколько требовалось, чтобы приглушить эмоции, утишить их. Иначе - они сейчас рвались наружу, удержать бы не получилось.
Напомнил Иоанну:
"Следи за матерью Марией. Она - неадекватна. Могут быть осложнения".
"Я знаю. Будь спокоен, Кифа. Делай, что наметил..."
Какое счастье, что есть Иоанн!
Какое счастье, что есть Иешуа, так тоже верно, но Иешуа - это постоянная проблема, постоянное напряжение, пока не достигнутая цель, а Иоанн - он только средство. Надежное, всепонимаю-щее, откликающееся "на раз". Это невероятно много! Если на кого и оставлять общину, которая уже возникла - все-таки двенадцать первых и семь десятков вторых! - так только на него. Впереди опасность развала, разбродов, сомнений и соплей. А Иоанн - сильный, волевой. Властности ему бы побольше - той, что жила в нем до его имитированной смерти. Жила и ушла, поминай как звали. А ведь звали...
Впрочем, есть и Иешуа, и все равно - это именно счастье, только бы вот придумать, как решить проблему с Вознесением. Говорено уже, думано-передумано: ну не захочет он уйти в тень! А ведь придется. Или Петр все же сумеет придумать ему роль на самом свету? Пока, однако, не умеет...
Он отстал от группы на подъеме в гору, где дорога сворачивала в очередную оливковую рощу и ныряла в ложбинку. Отстал, ровно и быстро побежал назад - к могиле. Боялся, что не успеет, что Иешуа сумеет сам себя "включить", а за этим - чего только может не последовать. Предполагать даже не хотелось!
И правильно боялся.
– Когда подбежал, сразу увидел откатанный в сторону от входа Камень и черную дыру пещеры-гроба. Остановился, неожиданно для себя страшась войти в пещеру, и услышал со стороны:
– Ну и чего ты испугался? Темноты? Ведь большой уже мальчик... Резко обернулся: Иешуа сидел на травке, жевал сырую еще смокву, смеялся. Туника на нем была - та, что принес Иосиф.
– Ты меня напугал, - сказал облегченно Петр. - Когда очнулся? Руки-ноги целы? Не болят?
– Полчаса назад... - Иешуа протянул Петру руки. - Болеть - не болят, но и не целы.
Дырки от гвоздей на запястьях страшно чернели запекшейся кровью. На ногах - Петр специально вгляделся! - тоже виднелись раны, пробитые римскими умельцами. Плотниками по человеческому телу.
– Почему не затянул? - спросил и тут же понял глупость вопроса. - Да, конечно, все же будут смотреть, спрашивать...
– Естественно, - согласился Иешуа. - Когда мне воскресать? Послезавтра с утра?.. Время есть, давай разговаривать. У меня вопросов - тьма...
– Понимаю... - медленно сказал Петр. Еще не оформившаяся, даже не словленная мыслишка попыталась выплыть на волю, и Петр усиленно помогал ей, вытаскивал из глубин. И ведь вытащил - как не вытащить такую! Спросил быстро: Ты где талит оставил?
– Покрывало? В могиле. А что?
– Тебя не затруднит еще разок залезть туда? На пару минут, не больше...
– Зачем?
– Хочу проверить одну штуку.
– Пойдем... - Иешуа встал с земли и нырнул в пещеру. Талит смято валялся на каменном полу около ниши, в которую уложили накануне тело Христа. Петр взял его, встряхнул, повернул к свету, еле проникавшему в пещеру сквозь неширокую дыру входа. Да и темнело уже стремительно... Увидел, что хотел: чистым было полотнище, ни пятнышка.
– Ляг на камни, пожалуйста, - попросил Петр, по-прежнему держа талит в вытянутых руках - как мокрую простыню. - На спину. Руки вытяни вдоль тела.
Иешуа послушался. После Воскресения он был явно доволен и мягок нравом.
Петр накрыл его полотнищем. Подумал: получится - значит, матрица может все. Не просто создавать Историю, но и фальсифицировать ее.
– Иешуа, ты можешь сосредоточиться и попробовать перенести на ткань отпечаток своего тела? Лицо, руки, туловище...
– Как перенести?
– Не знаю. Я так придумал, но сам не умею. Попробуй. Это - как рисунки на этрусских вазах. Или на вазах из Айгиптоса...
– Изображения людей? Это же противно Богу! Тем более - в шабат...
– Иешуа, с каких это пор ты стал бояться творить чудеса в шабат? Тебе напомнить?
– Не надо. Я понял тебя, Кифа. Помолчи немного...
Тишина повисла - как в могиле, да простится такое прямое сравнение.
Через минуту Иешуа сказал из-под талита:
– Снимай. Только осторожно. Не помни ткань. Петр взял талит так же, как и ранее - кончиками пальцев - за уголки, как повешенную сушиться простыню. Иешуа легко вскочил.
– Выйдем на свет. Солнце еще не село.
Они выскочили наружу, Иешуа перехватил талит из рук Петра и поднял его к заходящему солнцу. И Пётр увидел, что на ткани, как на фотобумаге в пластмассовой ванночке с проявителем - он помнил этот смешной процесс по старым документальным фильмам, запечатленным на пленках из целлулоида, бережно хранящихся в Музее истории искусств в Париже, - стало появляться мужское бородатое лицо с черными пятнами ранок, руки с явно видными следами гвоздей, веер длинных волос вокруг головы...
– Получилось, - удовлетворенно сказал Иешуа. - Знаешь, ты впервые сам попросил меня сотворить чудо. Рад услужить.
– Ты не мне услужил, - сказал Петр, забирая талит и аккуратно складывая его. - Так можно? Не пропадет изображение? - Иешуа отрицательно покачал головой. Ждал продолжения объяснений. - Ты не мне услужил, - повторил Петр, сложив ткань и засунув ее за пазуху. - Ты, как всегда, Истории услужил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155