— Ну, пошли, что ли?
— Да, да, — юлесооский Йоозеп поднимается со стула от плиты, — ясное дело, пойдем. Тээле, ты погляди там!
— Что поглядеть?
— Насчет мешков под зерно. Либле ведь затем и пришел. А ты, Кристьян, посиди немного, покуда я сам тоже погляжу.
— Ну с чего я сидеть-то буду, — ворчит Кристьян, на этот раз заметно, и даже очень, в нос. — Рассопливился и все такое … Да и дома тоже дела вроде как не поймешь какие.
— Как это не поймешь какие? Что же у вас приключилось?
— От жены, от старухи Мари, хруст идет, словно от мешка с живыми раками.
— Заболела, что ли? — Тээле подходит к окну. — Да когда ж это мужчины заботились о своих женах! Пока жены есть, о них никто не думает, но поглядите, стоит им однажды сойти в могилу, тогда … да, да! У всех у нас на языке добрые речи …
— Что, что? — хорохорится Либле. — Что?
— Ничего! — Тоотс подправляет пряжку на брючном ремне и затягивает его потуже. — Это в мой огород камешек.
— Куда ты идешь, папа? — Лекси, этот еще совсем маленький Тоотс, закладывает руки за спину.
— Куда же мне еще идти … — отец дергает мальчугана за полу. — Мы пойдем в старый дом зерно в мешки засыпать. Хочешь — пошли с нами. Мне наш старый дом нравится. Когда захожу туда, чувствую себя молодым, да хоть бы таким, как ты … около того.
— Придется его сломать, — Тээле смотрит на грязный двор. — Зачем он там торчит?
— В нем торчат старые воспоминания, — усмехается Тоотс. — Что до меня, то никак бы не хотелось его ломать. Рука не поднимается. Пусть хотя бы первое время постоит. Осень и без того тоску наводит, ежели теперь и он исчезнет, то … ну, Я не хочу показаться сентиментальным, но мне по душе все старое, все, с чем связаны годы моей молодости.
— Смотри-ка, смотри-ка, разве же это не сказано достаточно сентиментально?
— Так ли, не так ли, но я и впрямь оставил бы целой эту хибару, вроде музея, или как это лучше назвать. Ой, сколько их, этих старых домов, вроде нашего, сгорело в дни войны, стало пеплом! А ведь под каждой крышей хранилась своя история. Ты, Тээле, молодая. Ты не знаешь … Я знаю. Даже и сейчас, начни я рассказывать, так …
— Садись и рассказывай! — подхватывает Лекси, готовый слушать.
— Сейчас мне некогда, дружочек. Небось, вечером поговорим. — И, обращаясь уже к Либле: — Ну так пошли!
— Ага, пошли! — Звонарь направляется к дверям. Тээле, бывшая хозяйская дочка с хутора Рая, смотрит вслед мужчинам и не может избавиться от одной мысли, которая не то чтобы очень гнетет ее, однако слегка тревожит! Отчего это Йоозеп так равнодушен ко всему, что происходит на свете? Даже и газету — вот она там лежит — муж не прочел толком, лишь перелистал. Нынче в Паунвере каждый мужчина — политик, ведет умные речи, старается улучшить житье-бытье, тогда как Йоозеп … Ну, конечно, его и впрямь еще мучают раны, ну, конечно, однако … парень все же приуныл сверх всякой меры. Если из дому исчезла радость, то в конце концов его покинут и Христова вера, и вежливое обхождение. Смотри-ка, уже теперь старый Кентукский Лев плюет в огонь, иной раз даже и на пол, а на лице у него появляется такая отчужденная ухмылка, какой в прежние годы не замечалось. И тут в голове Тээле возникает целый ворох воспоминаний о тех днях, когда Тоотс был еще ее женихом. Нет, Тээле вовсе не мечтает вернуть прошедшее, однако теперешняя ее жизнь все же не такая, какой вроде бы должна быть, всего в достатке, а чего-то такого, что делает жизнь приятной, — недостает. В какой-то степени душу Тээле угнетает и то, что сестра Лийде там, на хуторе Рая, останется старой девой. Тыниссон, правда, несколько раз заводил разговор о женитьбе и все такое, но девица, видишь ли, не загорается; дело идет к тому, что скоро сестра уже и сама не будет знать, чего или кого она хочет. Когда-то за ней — на свой манер — ухаживал некто Лутс, тоже бывший соученик Тээле, теперь же и он исчез с горизонта.
— Мама! — Лекси тянет мать за рукав. — Чего ты задумалась?
— Ох, дай мне иной раз и подумать немножко. Ведь и ты тоже задумываешься.
— Да, задумываюсь, но сейчас мне скучно.
— Скучно? Иди в старый дом. Там отец и Либле, помоги им.
Правда, отчего бы и не пойти.
Мальчик берет шапку и выходит во двор. Осматривается, разговаривает с собакой, по-умному, как беседовал с собаками и его отец — в свое время. Затем высматривает самую большую лужу и ступает в нее, бродит, смотрит, зачерпнет ли воду голенищем. Во двор въезжает на телеге батрак Мадис, кашляет и выговаривает:
— Парень, парень, что за штуки ты выкидываешь!
А те, там, в старом доме, насыпают полновесные зерна мешки.
— До чего ж велика милость Божия! — Либле вытирает свой слезящийся глаз.
— С чего ты теперь так вдруг это заметил? — Тоотс усмехается.
Да пусть же он, наконец, сам глянет, до чего золотая ржица!
— Да, рожь хоть куда. Небось, Тээле и тебе мешок отвалит.
Ну, он ведь не к тому речь ведет, Кристьян Либле вроде как не цыган.
— Ну да Бог с тобой. Что новенького в Паунвере?
— Новенького хоть отбавляй. В воскресенье в волостном доме сходка…
— Когда там без сходок обходились, — хозяин Юлесоо вновь усмехается. — Небось, Йорх снова выступать будет! Он ведь теперь большой оратор и деятель. Откуда только у него эти слова красивые берутся? Я вот не умею так складно говорить. А он — словно печатает.
— А чего ему не печатать, у него отменная пачка деньжат в банке, и поселенческий надел почитай что в руках.
Попробовал бы поговорить мужик вроде меня. Нет, знамо дело, теперь вроде как все подряд подались в ораторы, какое там, теперь только и есть — сиди в уголке да слушай. Но одно я должен сказать: Йорх Кийр не такой уж дурак. Учитывайте и то, что ума вроде как прибывает вместе с достатком, д-да-а, но он … Нет, ну, хоть бы оно и так, но теперь он все одно вроде как впросак попал.
— В какой еще просак? Ну тебя, Кристьян, опять ты заводишь свои россказни; что с того, что мы с ним в прежние времена были чуток не в ладах, я не люблю пустую болтовню слушать. Я ее уже вдоволь наслушался, так что в ушах гудит.
— Будто бы у меня не гудит. Нет, хозяин, на сей раз это вроде как факт, а не болтовня. Видите ли, эта самая мамзель-портниха не дает Аадниелю ни сна, ни покоя.
— Чего ж она от него хочет?
— Ах, чего она хочет… — звонарь прищуривает свой глаз. — Ну, вы вроде как покумекайте, чего она хочет?
— Откуда мне знать.
— Денег хочет. Дело уже в суде. Послушайте, когда мы в детские-то времена на горке катались, нам вроде как приходилось в горку-то санки затаскивать. А Кийр-барин желает только вниз съезжать, а затаскивать санки вверх это вроде как вовсе и не его работа. И тут… у меня вдруг из памяти вышибло одно слово… Али… али…
— Алименты, что ли?
— Ну да, в аккурат так, и то сказать, вот что оно значит — школьная премудрость, вы сразу словцо выловили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82