Эти предпочтения существенно отличаются от предпочтений американской элиты. К примеру, испано-язычные лидеры «выражают гораздо меньшую приверженность традиционной оборонительной политике и военным союзам». Только 8% испаноязычной элиты (в сравнении с 60% элиты американской) рассматривают защиту союзников как «приоритетную задачу». 85% испаноязычной элиты считают, что США следует уделять больше внимания развитию отношений с Латинской Америкой. Безусловно, Америка может позволить себе многое, однако повышенное внимание к Латинской Америке, скорее всего, нанесет урон отношениям с какой-либо другой страной или группой стран(64).
Потенциальная «балканизация» Америки также затрудняет задачу формирования устойчивого интернационализма на всей территории страны. Юго-Запад ориентирован на Латинскую Америку, западное побережье – на Тихоокеанский регион, восточное побережье – на Европу; в подобных условиях трудно достичь согласия относительно того, что такое общенациональные интересы. Если прибавить к культурным и экономическим разграничительным линиям, всегда разделявшим американские штаты, линии этнические и лингвистические, региональные противоречия окажутся настолько сильными, что приведут к эрозии общественной идентичности, необходимой для определения национальных целей. Вероятным результатом этого будет политический тупик, создание интернационалистских коалиций затруднится намного сильнее прежнего, а «дрейф» в сторону изоляционизма и самодостаточности окажется неизбежным.
Противостоять этой тенденции способна трудовая мобильность. Различные, меняющиеся потребности регионов в рабочей силе сыграли большую роль в превращении Америки в «плавильный тигель»: в 1800-е годы иммигранты и переселенцы двигались на запад, в эпоху индустриализации и урбанизации рабочие перемещались с юга на север, а в конце двадцатого столетия сложился обратный поток – с севера в «солнечный пояс». Именно возникшее в результате многочисленных миграций «смешанное» население сыграло решающую роль в превращении США в могущественную державу с общей идентичностью и этикой, в намного более значимую политическую структуру, нежели простая конфедерация штатов, где у каждого штата своя идентичность и своя мораль.
Проблема в том, что цифровая эра подразумевает иную мобильность. Информационная революция, в отличие от индустриализации, не привела к новому «смешению языков», поскольку она дает людям и компаниям большую свободу в выборе места трудовой деятельности. В индустриальную эпоху заводы строились вблизи источников сырья и транспортных путей. Рабочая сила перемещалась от завода к заводу, люди вынужденно снимались с насиженных мест в поисках работы. Как пишет Эрнст Геллнер в своей книге «Нации и национализм», индустриализация, мобильность и порожденная последней гомогенность привели к возникновению современного национального государства. Индустриализация стала топливом для «плавильного тигля»(65).
В цифровую эру люди и компании все чаще обосновываются там, где им хочется, а не там, где их вынуждают. Выбирая место жительства, американцы гораздо чаще, чем в прошлом, оценивают такие параметры, как жизненный уклад, близость к семье, культурная атмосфера, климат. Эти параметры, разумеется, имели значение идо информационной революции. В 1970-е и 1980-е годы северяне, перебиравшиеся на Юг, оказывались более консервативными в своих политических воззрениях, нежели представители Севера в целом(66). Цифровая экономика усилит эти тенденции и, возможно, усугубит культурные и этнические противоречия между регионами. Как пишет Майкл Линд из «New America Foundation»: «Географическая мобильность американцев может привести к усилению региональных субкультур, спровоцировав добровольное разделение: либеральные южане переберутся на Север, а консервативные северяне покинут Бостон или Нью-Йорк и устремятся в более подходящие им Атланту или Даллас»(67). Таким образом, цифровая эра обещает углубление культурных, экономических и этнических противоречий между регионами. Изложенная здесь картина объясняет, с какими трудностями предстоит столкнуться при формировании нового типа американского интернационализма и противодействии изоляционистским и «односторонним» настроениям. Безусловно, эта ситуация в целом требует тщательно разработанной политической стратегии.
Предотвращение усугубления региональных противоречий, стоящих на пути формирования нового типа американского интернационализма, требует сознательных усилий по изоляции внешней политики США и ее внутренних «корней» от партийного влияния и партийных разногласий. Как показала электоральная карта президентских выборов 2000 года, это будет нелегко: существует тесная связь между конкретной партией и конкретным регионом. Зловещими признаками усиления партийного влияния на внешнюю политику Америки являются межпартийные ссоры последнего десятилетия и весьма кратковременное перемирие, заключенное между партиями после трагических событий сентября 2001 года. Если региональные противоречия во внешней политике страны с течением времени будут сказываться все сильнее, кандидатам на выборные должности достаточно будет опереться на эти противоречия, чтобы сформулировать собственную политическую платформу.
Чтобы избежать дурного влияния партийной борьбы на американский интернационализм, потребуется заключить политическое перемирие. Эра Рузвельта дала надежду на то, что республиканцы и демократы смогут сдержать партийные амбиции и начнут ставить нацию превыше партий. Однако Рузвельту было проще: Вторая мировая война оказалась замечательным стратегическим императивом для установления строгой политической дисциплины. Нынешние лидеры не могут дожидаться появления нового геополитического соперника Америки, который поможет им объединить нацию. Стоит промедлить – и Америка упустит возможность устранения потенциального соперничества на мировой арене посредством формирования новой большой стратегии и нового типа интернационализма. Иного шанса может и не представиться, поэтому ставка чрезвычайно высока.
Американские лидеры должны сосредоточиться на двух главных целях, помимо партийного сотрудничества. Первая цель заключается в политическом образовании масс, прежде всего молодого поколения. Опросы общественного мнения демонстрируют тре вожную тенденцию к различиям в ответах представителей разных возрастных групп на вопрос о роли Америки на мировой арене. Американцы, родившиеся после Второй мировой войны, уделяют меньше внимания геополитике, нежели старшие поколения, и менее уверены в значимости многостороннего подхода в международных отношениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Потенциальная «балканизация» Америки также затрудняет задачу формирования устойчивого интернационализма на всей территории страны. Юго-Запад ориентирован на Латинскую Америку, западное побережье – на Тихоокеанский регион, восточное побережье – на Европу; в подобных условиях трудно достичь согласия относительно того, что такое общенациональные интересы. Если прибавить к культурным и экономическим разграничительным линиям, всегда разделявшим американские штаты, линии этнические и лингвистические, региональные противоречия окажутся настолько сильными, что приведут к эрозии общественной идентичности, необходимой для определения национальных целей. Вероятным результатом этого будет политический тупик, создание интернационалистских коалиций затруднится намного сильнее прежнего, а «дрейф» в сторону изоляционизма и самодостаточности окажется неизбежным.
Противостоять этой тенденции способна трудовая мобильность. Различные, меняющиеся потребности регионов в рабочей силе сыграли большую роль в превращении Америки в «плавильный тигель»: в 1800-е годы иммигранты и переселенцы двигались на запад, в эпоху индустриализации и урбанизации рабочие перемещались с юга на север, а в конце двадцатого столетия сложился обратный поток – с севера в «солнечный пояс». Именно возникшее в результате многочисленных миграций «смешанное» население сыграло решающую роль в превращении США в могущественную державу с общей идентичностью и этикой, в намного более значимую политическую структуру, нежели простая конфедерация штатов, где у каждого штата своя идентичность и своя мораль.
Проблема в том, что цифровая эра подразумевает иную мобильность. Информационная революция, в отличие от индустриализации, не привела к новому «смешению языков», поскольку она дает людям и компаниям большую свободу в выборе места трудовой деятельности. В индустриальную эпоху заводы строились вблизи источников сырья и транспортных путей. Рабочая сила перемещалась от завода к заводу, люди вынужденно снимались с насиженных мест в поисках работы. Как пишет Эрнст Геллнер в своей книге «Нации и национализм», индустриализация, мобильность и порожденная последней гомогенность привели к возникновению современного национального государства. Индустриализация стала топливом для «плавильного тигля»(65).
В цифровую эру люди и компании все чаще обосновываются там, где им хочется, а не там, где их вынуждают. Выбирая место жительства, американцы гораздо чаще, чем в прошлом, оценивают такие параметры, как жизненный уклад, близость к семье, культурная атмосфера, климат. Эти параметры, разумеется, имели значение идо информационной революции. В 1970-е и 1980-е годы северяне, перебиравшиеся на Юг, оказывались более консервативными в своих политических воззрениях, нежели представители Севера в целом(66). Цифровая экономика усилит эти тенденции и, возможно, усугубит культурные и этнические противоречия между регионами. Как пишет Майкл Линд из «New America Foundation»: «Географическая мобильность американцев может привести к усилению региональных субкультур, спровоцировав добровольное разделение: либеральные южане переберутся на Север, а консервативные северяне покинут Бостон или Нью-Йорк и устремятся в более подходящие им Атланту или Даллас»(67). Таким образом, цифровая эра обещает углубление культурных, экономических и этнических противоречий между регионами. Изложенная здесь картина объясняет, с какими трудностями предстоит столкнуться при формировании нового типа американского интернационализма и противодействии изоляционистским и «односторонним» настроениям. Безусловно, эта ситуация в целом требует тщательно разработанной политической стратегии.
Предотвращение усугубления региональных противоречий, стоящих на пути формирования нового типа американского интернационализма, требует сознательных усилий по изоляции внешней политики США и ее внутренних «корней» от партийного влияния и партийных разногласий. Как показала электоральная карта президентских выборов 2000 года, это будет нелегко: существует тесная связь между конкретной партией и конкретным регионом. Зловещими признаками усиления партийного влияния на внешнюю политику Америки являются межпартийные ссоры последнего десятилетия и весьма кратковременное перемирие, заключенное между партиями после трагических событий сентября 2001 года. Если региональные противоречия во внешней политике страны с течением времени будут сказываться все сильнее, кандидатам на выборные должности достаточно будет опереться на эти противоречия, чтобы сформулировать собственную политическую платформу.
Чтобы избежать дурного влияния партийной борьбы на американский интернационализм, потребуется заключить политическое перемирие. Эра Рузвельта дала надежду на то, что республиканцы и демократы смогут сдержать партийные амбиции и начнут ставить нацию превыше партий. Однако Рузвельту было проще: Вторая мировая война оказалась замечательным стратегическим императивом для установления строгой политической дисциплины. Нынешние лидеры не могут дожидаться появления нового геополитического соперника Америки, который поможет им объединить нацию. Стоит промедлить – и Америка упустит возможность устранения потенциального соперничества на мировой арене посредством формирования новой большой стратегии и нового типа интернационализма. Иного шанса может и не представиться, поэтому ставка чрезвычайно высока.
Американские лидеры должны сосредоточиться на двух главных целях, помимо партийного сотрудничества. Первая цель заключается в политическом образовании масс, прежде всего молодого поколения. Опросы общественного мнения демонстрируют тре вожную тенденцию к различиям в ответах представителей разных возрастных групп на вопрос о роли Америки на мировой арене. Американцы, родившиеся после Второй мировой войны, уделяют меньше внимания геополитике, нежели старшие поколения, и менее уверены в значимости многостороннего подхода в международных отношениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147