Странно, что в эти секунды Игорь Саввович по прежнему не думал и не мог думать ни о драке в Гаражном переулке, ни о следователе, ни о молодом человеке по имени Борис Иванов.
Возбуждение дела, следствие, суд, тюрьма – каким мизерным казалось все это перед тем, что происходило с Игорем Саввовичем до ельника, во время ельника и после него! Он и хотел бы думать о Борисе Иванове, о своей собственной судьбе, но не мог и думал только о еловой рати и о том счастье, волшебно приобретенном и так же волшебно утраченном.
– Видите, как бегает, видите!
Очнувшись от голоса шофера, Игорь Саввович заметил женщину необычайной толщины, резво и весело перебегающую проспект; все лишнее и выпуклое на ней тряслось, коротенькие ножки мелькали быстро, как в ускоренных кинокадрах, от ветра и движения парусили какие-то ленты, бантики и хвосты. Смешное было зрелище, но в машине никто не улыбнулся, а шофер, спохватившись, слишком резко рванул машину с места.
– Дядя Вася! – воскликнула Светлана.
– Виноват, Светлана Ивановна! – смиренно ответил шофер. – На толстуху загляделся…
* * *
Препроводив адвоката Валерия Николаевича в гостиную, Светлана бегом вернулась в коридор, где Игорь Саввович менял «командировочные» туфли на домашние тапочки, и бросилась к нему на шею с болезненным стоном:
– Игорь, родной, любимый!
И замерла, прижавшись всем тонким и трепещущим телом к его пропыленному дорожному костюму. Она на голову была ниже мужа, лицо лежало у него на груди, и сквозь рубашку чувствовались мокрые и теплые слезы. Светлана плакала беззвучно, крупно вздрагивала, руки ласкали плечи, шею, спину Игоря Саввовича, и он думал, что, видимо, любит жену, так как к нему сейчас прижимался близкий, родной человек, самый, пожалуй, близкий на всей большой, теплой и круглой земле.
– Ну-ну, Светлана, ну-ну! – проговорил Игорь Саввович, осторожно отнимая от груди голову жены. – Проплакаться, конечно, полезно, но надо же брать себя в руки… Все обойдется, вот увидишь! Не надо плакать и впадать в панику.
Она глядела на него сквозо струящиеся слезы.
– Я горжусь тобой, Игорь! – пытаясь улыбнуться, сказала Светлана. – Ты так прекрасно держишься… Валерий Николаевич мне сейчас сказал: «Ваш муж – необыкновенно сильный человек!» – Она со смешной угрозой сжала пальцы в детские кулачки. – Ты прав: надо держать себя в руках! Мы ни в чем не виноваты. Игорь, смотри, какая у тебя отважная жена!
Светлана действительно преобразилась. Маленькая, тоненькая и нежная женщина-подросток стояла этаким монументом со сжатыми мальчишескими кулаками и выпяченным подбородком: глаза блестели, рот сжат гузкой, нижняя губа затвердела. «Ну, держитесь, враги и недруги, трепещите от страха – ужасное ждет вас впереди!» – вот что было написано на лице и фигуре Светланы Гольцовой, когда она за руку втащила мужа в гостиную, где на так называемом «красном диване» перелистывал последние номера журнала «Америка» член коллегии адвокатов Валерий Николаевич Плужников – столичная штучка. Он привстал, склонил голову, как бы давая понять, что извиняет хозяев за долгое отсутствие, и сел опять.
– Валерий Николаевич, послушайте, Валерий Николаевич! – бросилась к нему Светлана. – Надо действовать энергично, быстро, точно. Нельзя сидеть, философствовать, только разговаривать. Надо действовать и действовать!
И опять, как в автомобиле, адвокат и жена обменялись быстрым многозначительным взглядом, и опять Валерий Николаевич получил молчаливое разрешение совершить или сообщить нечто важное, но ранее запретное.
– Игорь Саввович, – негромко сказал адвокат, – в автомобиле вы получили лишь часть информации. Дело будет возбуждено, если вам не удастся произвести благоприятное впечатление на следователя. Поэтому хочу дать вам несколько важных советов…
– Стоп! – Игорь Саввович поднял руку, отталкивающе и властно посмотрел в глаза адвокату. – Стоп!
Прервав плавную, бархатную речь Валерия Николаевича, он поднялся, еще раз посмотрев в глаза адвоката, повернулся к жене.
– Это твои штучки, Светлана? – лениво, но грозно произнес он. – На аэродроме меня встречает незнакомый гражданин, садится рядом, говорит «мы» и «нам», а сейчас ведет себя таким образом, точно мы марионетки, а он держит в руках все ниточки… Это твои штучки, Светлана?
– Я вас плохо понимаю, Игорь Саввович! – пролепетал блондин, и чело его, обрамленное тщательно уложенными прядями, покрылось испариной. – Ваша жена…
Не слушая больше адвоката, забыв о нем мгновенно, Игорь Саввович деловито прошел в свой кабинет, сел за стол, положил руки перед собой и задумался. Черт бы побрал эту бутылку коньяка, если он и десятой части не помнил из того, что произошло в Гаражном, виноват, Пионерском переулке! Существовал или не существовал человек, который, казалось, скрывался за спинами трех гитаристов или эго была только тень верзилы от разнонаправленного освещения? Если это был все-таки человек, то какую роль играл он в событиях? Показалось Игорю Саввовичу или на самом деле человек-тень крикнул: «Гольцов»? Почему, наконец, у Игоря Саввовича сегодня возникло подозрение, что трое гитаристов, узнав Гольцова или услышав его фамилию, пошли на приступ нацеленно, устремленно, словно ждали, когда Гольцов наконец-то появится в этом чертовом переулке? Почему первое «папаша» было произнесено добродушно и лениво, а потом, когда за спиной гитаристов что-то произошло – не произошло? – «папаша» прозвучало кличем к атаке?
– Игорь, послушай, Игорь!
Маленькая, тоненькая, страдающая Светлана стояла в дверях кабинета и горько плакала, держа в руке мужской носовой платок. Жена плакала так тихо и привычно, беззвучно и тускло, как это делают деревенские женщины, терпеливые и выносливые. Наверное, Светлане надо было опять разрыдаться, проплакаться как следует, и он, внимательно оглядев жену, принял прежнюю позу – сидел за столом в рабочем положении, словно в кабинете треста.
– Светлана, а может быть, хватит? – спросил он минуты через три. – Извини, но я не гожусь в утешители. В мою жилетку – увы! – не выплачешься… Прости! – Он по-стариковски пожевал губами. – Я вообще не вижу причин для таких вот преувеличенных страданий…
Она трясла головой
– Иванов… Этот Борис Иванов! Если он умрет? Они все говорят, что ты начал драку… Все, все, все!
Игорь Саввович поднялся, походил по кабинету, зачем-то опустился на тахту – тугую, как теннисный мяч, посидев пяток секунд, поднялся, взял телефон, набрал 02, услышав: «Дежурный по городу слушает!» – ровным бесстрастным голосом проговорил:
– Здравствуйте! У телефона Гольцов. Попытайтесь найти полковника Сиротина…
Через дежурную часть городской милиции в любое время дня и ночи можно было найти полковника Сиротина, то бишь Митрия Микитича, который непременно сообщал дежурному по городу, где, когда и по какому телефону его можно найги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Возбуждение дела, следствие, суд, тюрьма – каким мизерным казалось все это перед тем, что происходило с Игорем Саввовичем до ельника, во время ельника и после него! Он и хотел бы думать о Борисе Иванове, о своей собственной судьбе, но не мог и думал только о еловой рати и о том счастье, волшебно приобретенном и так же волшебно утраченном.
– Видите, как бегает, видите!
Очнувшись от голоса шофера, Игорь Саввович заметил женщину необычайной толщины, резво и весело перебегающую проспект; все лишнее и выпуклое на ней тряслось, коротенькие ножки мелькали быстро, как в ускоренных кинокадрах, от ветра и движения парусили какие-то ленты, бантики и хвосты. Смешное было зрелище, но в машине никто не улыбнулся, а шофер, спохватившись, слишком резко рванул машину с места.
– Дядя Вася! – воскликнула Светлана.
– Виноват, Светлана Ивановна! – смиренно ответил шофер. – На толстуху загляделся…
* * *
Препроводив адвоката Валерия Николаевича в гостиную, Светлана бегом вернулась в коридор, где Игорь Саввович менял «командировочные» туфли на домашние тапочки, и бросилась к нему на шею с болезненным стоном:
– Игорь, родной, любимый!
И замерла, прижавшись всем тонким и трепещущим телом к его пропыленному дорожному костюму. Она на голову была ниже мужа, лицо лежало у него на груди, и сквозь рубашку чувствовались мокрые и теплые слезы. Светлана плакала беззвучно, крупно вздрагивала, руки ласкали плечи, шею, спину Игоря Саввовича, и он думал, что, видимо, любит жену, так как к нему сейчас прижимался близкий, родной человек, самый, пожалуй, близкий на всей большой, теплой и круглой земле.
– Ну-ну, Светлана, ну-ну! – проговорил Игорь Саввович, осторожно отнимая от груди голову жены. – Проплакаться, конечно, полезно, но надо же брать себя в руки… Все обойдется, вот увидишь! Не надо плакать и впадать в панику.
Она глядела на него сквозо струящиеся слезы.
– Я горжусь тобой, Игорь! – пытаясь улыбнуться, сказала Светлана. – Ты так прекрасно держишься… Валерий Николаевич мне сейчас сказал: «Ваш муж – необыкновенно сильный человек!» – Она со смешной угрозой сжала пальцы в детские кулачки. – Ты прав: надо держать себя в руках! Мы ни в чем не виноваты. Игорь, смотри, какая у тебя отважная жена!
Светлана действительно преобразилась. Маленькая, тоненькая и нежная женщина-подросток стояла этаким монументом со сжатыми мальчишескими кулаками и выпяченным подбородком: глаза блестели, рот сжат гузкой, нижняя губа затвердела. «Ну, держитесь, враги и недруги, трепещите от страха – ужасное ждет вас впереди!» – вот что было написано на лице и фигуре Светланы Гольцовой, когда она за руку втащила мужа в гостиную, где на так называемом «красном диване» перелистывал последние номера журнала «Америка» член коллегии адвокатов Валерий Николаевич Плужников – столичная штучка. Он привстал, склонил голову, как бы давая понять, что извиняет хозяев за долгое отсутствие, и сел опять.
– Валерий Николаевич, послушайте, Валерий Николаевич! – бросилась к нему Светлана. – Надо действовать энергично, быстро, точно. Нельзя сидеть, философствовать, только разговаривать. Надо действовать и действовать!
И опять, как в автомобиле, адвокат и жена обменялись быстрым многозначительным взглядом, и опять Валерий Николаевич получил молчаливое разрешение совершить или сообщить нечто важное, но ранее запретное.
– Игорь Саввович, – негромко сказал адвокат, – в автомобиле вы получили лишь часть информации. Дело будет возбуждено, если вам не удастся произвести благоприятное впечатление на следователя. Поэтому хочу дать вам несколько важных советов…
– Стоп! – Игорь Саввович поднял руку, отталкивающе и властно посмотрел в глаза адвокату. – Стоп!
Прервав плавную, бархатную речь Валерия Николаевича, он поднялся, еще раз посмотрев в глаза адвоката, повернулся к жене.
– Это твои штучки, Светлана? – лениво, но грозно произнес он. – На аэродроме меня встречает незнакомый гражданин, садится рядом, говорит «мы» и «нам», а сейчас ведет себя таким образом, точно мы марионетки, а он держит в руках все ниточки… Это твои штучки, Светлана?
– Я вас плохо понимаю, Игорь Саввович! – пролепетал блондин, и чело его, обрамленное тщательно уложенными прядями, покрылось испариной. – Ваша жена…
Не слушая больше адвоката, забыв о нем мгновенно, Игорь Саввович деловито прошел в свой кабинет, сел за стол, положил руки перед собой и задумался. Черт бы побрал эту бутылку коньяка, если он и десятой части не помнил из того, что произошло в Гаражном, виноват, Пионерском переулке! Существовал или не существовал человек, который, казалось, скрывался за спинами трех гитаристов или эго была только тень верзилы от разнонаправленного освещения? Если это был все-таки человек, то какую роль играл он в событиях? Показалось Игорю Саввовичу или на самом деле человек-тень крикнул: «Гольцов»? Почему, наконец, у Игоря Саввовича сегодня возникло подозрение, что трое гитаристов, узнав Гольцова или услышав его фамилию, пошли на приступ нацеленно, устремленно, словно ждали, когда Гольцов наконец-то появится в этом чертовом переулке? Почему первое «папаша» было произнесено добродушно и лениво, а потом, когда за спиной гитаристов что-то произошло – не произошло? – «папаша» прозвучало кличем к атаке?
– Игорь, послушай, Игорь!
Маленькая, тоненькая, страдающая Светлана стояла в дверях кабинета и горько плакала, держа в руке мужской носовой платок. Жена плакала так тихо и привычно, беззвучно и тускло, как это делают деревенские женщины, терпеливые и выносливые. Наверное, Светлане надо было опять разрыдаться, проплакаться как следует, и он, внимательно оглядев жену, принял прежнюю позу – сидел за столом в рабочем положении, словно в кабинете треста.
– Светлана, а может быть, хватит? – спросил он минуты через три. – Извини, но я не гожусь в утешители. В мою жилетку – увы! – не выплачешься… Прости! – Он по-стариковски пожевал губами. – Я вообще не вижу причин для таких вот преувеличенных страданий…
Она трясла головой
– Иванов… Этот Борис Иванов! Если он умрет? Они все говорят, что ты начал драку… Все, все, все!
Игорь Саввович поднялся, походил по кабинету, зачем-то опустился на тахту – тугую, как теннисный мяч, посидев пяток секунд, поднялся, взял телефон, набрал 02, услышав: «Дежурный по городу слушает!» – ровным бесстрастным голосом проговорил:
– Здравствуйте! У телефона Гольцов. Попытайтесь найти полковника Сиротина…
Через дежурную часть городской милиции в любое время дня и ночи можно было найти полковника Сиротина, то бишь Митрия Микитича, который непременно сообщал дежурному по городу, где, когда и по какому телефону его можно найги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118