После чего наклонилась и припала к ранке, проделанной малышом.
Насыщение Жужанны было недолгим. Она вернула фрау Бухнер в сидячее положение, потом нежно погладила свою жертву по руке.
– Фрау Бухнер! Проснитесь!
Старуха мгновенно открыла глаза и дрожащей рукой потрогала лоб.
– Боже, никак я заснула?
– Да, дорогая. Наверное, мы с Яном утомили вас. Может, вам лучше вернуться к себе и лечь?
Глаза фрау Бухнер были такими же, как у больных, страдающих потерей памяти. Ее взгляд тревожно скользил по окружающим предметам, не задерживаясь ни на одном из них. Она силилась что-то вспомнить, но не могла.
– Что? Что вы сказали? Да, наверное, мне пора в постель. Простите, я и в самом деле что-то устала.
Лицо фрау Бухнер посерело. Ее шатало. Я встал и, поддерживая старуху под руку, отвел в соседний вагон.
Когда я вернулся, Жужанна качала спящего Яна и пела колыбельную, которую я слышал в первый день нашего путешествия.
– Прошу тебя, Стефан, выброси эту цепочку, – мягко, но властно произнесла она.
Цепочка с распятием по-прежнему лежала на полу. Странно, что, уходя, фрау Бухнер ее не хватилась. И это не единственная странность. Мне и сейчас непонятно, почему я воспринял повеление Жужанны как вполне разумное и логичное. Я поднял распятие открыл окно и швырнул его в темноту.
Сейчас раннее утро. Ко мне вновь вернулась ясность мышления, и я предпринял еще одну попытку бежать, на этот раз через верхнюю створку окна купе. Увы! Дуня мгновенно проснулась и угрожающе наставила на меня револьвер. Теперь она, подобно хищной птице, стережет каждое мое движение. Мне не остается ничего иного, кроме как сидеть над своим импровизированным дневником и, описывая события минувшего вечера, вновь содрогаться от ужаса.
Если Жужанне удается полностью подчинять меня своей воле, что же станет со мною, когда я окажусь в Трансильвании и попаду в когти к Владу?
Глава 12
ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
26 ноября 1871 года
Мрак продолжает сгущаться...
Я попал в иной, незнакомый мир. Голландия – современная страна, светлая, открытая, с чистыми улицами и аккуратно побеленными кирпичными домами. Невзирая на ее скромные размеры, там ощущается простор: суша, море, небо. Когда мы приехали в Буда-Пешт, я понял, что цивилизованный западный мир остался позади. В этом городе ощущаешь груз эпох, угрюмость и запустение. На узких и темных улочках, мощенных обыкновенным булыжником, современные здания соседствуют с остатками древнеримских построек.
Едва попав в этот город, я почувствовал себя неуютно. Но долгая поездка, нескончаемый стук колес утомили меня, и я обрадовался возможности провести несколько часов вдали от вокзала. Я уговорил своего кровожадного спутника отдохнуть от тесноты купе. Все эти дни я питался чем придется, и мне захотелось как следует пообедать.
Аркадий повел меня в ресторан, находящийся где-то в старой части Буды. По его словам, когда-то он славно там обедал. Теперь обычная пища и вино потеряли для него всякую привлекательность. Пока я ел, он развлекал меня разговорами. По совету Аркадия я попробовал крепкий обжигающий барак – венгерское абрикосовое бренди. Блюдо, которое мне подали, оказалось не менее обжигающим: курица с пряной подливой и обилием паприки. За окнами ресторана темнели холмы, подступающие вплотную к берегу полноводного Дуная, и длинный недостроенный мост между Будой и Пештом. Мое внимание привлек силуэт громадного кафедрального собора. Я спросил его название. С мрачной иронией Аркадий сообщил, что это собор Святого Стефана.
Аркадий знал, какую неприязнь во мне вызывает его способ существования, и всячески старался завоевать мое доверие. Пожалуй, сейчас он больше, чем когда-либо, был похож на живого человека. Он рассказывал мне о сходстве и различиях между венграми и румынами. По его мнению, оба этих народа хитры, лукавы и смотрят сквозь пальцы на нормы морали.
– А в чем же тогда различия? – спросил я, чтобы поддержать разговор.
– На этот счет есть замечательная шутка. Говорят, что и венгр, и румын готовы продать родную мать, но только румын позаботится о том, чтобы ее выкрасть обратно.
Возможно, он намеревался меня рассмешить, однако я ограничился сдержанной улыбкой. Я вдруг почувствовал, что смертельно устал: и от дороги, и от переживаний. Мысли постоянно возвращались к судьбе Стефана и маленького Яна. Измученное тело настойчиво требовало провести хотя бы одну ночь в гостиничном номере, а не в тряском купе.
Но время подстегивало нас, и потому мы вернулись на вокзал, сели в другой поезд и продолжили путешествие. Мы ехали всю ночь и к утру прибыли в Клаузенбург, который у румын имеет другое название – Клуж. Итак, я попал в «страну за лесами» – Трансильванию.
В Клаузенбурге мы отыскали гостиницу поприличнее и отдыхали в ней почти до самого вечера. Наше появление напугало хозяина (может, он почуял истинную природу Аркадия?), и он потребовал заплатить за целые сутки. Аркадий безропотно выложил нужную сумму.
Не испытывая недостатка в деньгах, мой спутник снял два номера. Меня это вполне устраивало. Я не желаю находиться в обществе Аркадия дольше необходимого, ибо оно меня тяготит, особенно после гибели старого толстяка. Но, несмотря на свою неприязнь, я наблюдаю за его образом жизни. И я заметил, например, что в отличие от живых людей Аркадий в разное время суток выглядит по-разному и что без новой порции крови он начинает быстро стареть. Во всяком случае, сейчас это уже не тот молодой, обаятельный красавец, каким он явился в наш амстердамский дом. Я подозреваю, что его облик – не более чем маска. В ресторане, когда Аркадий повернулся к окну, эта маска ненадолго спала, и я увидел профиль пожилого, изможденного человека.
Из Клаузенбурга, опять-таки поездом, мы отправились в Бистриц (по-румынски этот городишко называется Бистрица). Если австрийские поезда показались мне тихоходными, то что тогда говорить про румынские! Тот, на котором мы ехали, плелся, как некормленая кляча. О пунктуальности на здешней железной дороге знают лишь понаслышке. Наш поезд отправился более чем с часовым опозданием и тащился до Бистрица целых шесть часов. В Голландии мы одолели бы это расстояние в два с лишним раза быстрее.
Сейчас я сижу в номере местной гостиницы, которую правильнее было бы назвать постоялым двором. И условия, и качество пищи здесь почти спартанские. Аркадий утверждает, что это единственное место в городе, где можно чувствовать себя в безопасности. Дальнейший путь нам предстоит проделать на лошадях. На сегодняшний дилижанс (он ходит раз в сутки, связывая Бистриц с неведомой мне Буковиной) мы уже опоздали, зато узнали, что на нем, похоже, уехали Стефан, Жужанна и мой сын. (Мой малыш! Я даже застонал от облегчения, узнав, что златокудрый малютка, которого видели на руках у женщины, был весел и здоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Насыщение Жужанны было недолгим. Она вернула фрау Бухнер в сидячее положение, потом нежно погладила свою жертву по руке.
– Фрау Бухнер! Проснитесь!
Старуха мгновенно открыла глаза и дрожащей рукой потрогала лоб.
– Боже, никак я заснула?
– Да, дорогая. Наверное, мы с Яном утомили вас. Может, вам лучше вернуться к себе и лечь?
Глаза фрау Бухнер были такими же, как у больных, страдающих потерей памяти. Ее взгляд тревожно скользил по окружающим предметам, не задерживаясь ни на одном из них. Она силилась что-то вспомнить, но не могла.
– Что? Что вы сказали? Да, наверное, мне пора в постель. Простите, я и в самом деле что-то устала.
Лицо фрау Бухнер посерело. Ее шатало. Я встал и, поддерживая старуху под руку, отвел в соседний вагон.
Когда я вернулся, Жужанна качала спящего Яна и пела колыбельную, которую я слышал в первый день нашего путешествия.
– Прошу тебя, Стефан, выброси эту цепочку, – мягко, но властно произнесла она.
Цепочка с распятием по-прежнему лежала на полу. Странно, что, уходя, фрау Бухнер ее не хватилась. И это не единственная странность. Мне и сейчас непонятно, почему я воспринял повеление Жужанны как вполне разумное и логичное. Я поднял распятие открыл окно и швырнул его в темноту.
Сейчас раннее утро. Ко мне вновь вернулась ясность мышления, и я предпринял еще одну попытку бежать, на этот раз через верхнюю створку окна купе. Увы! Дуня мгновенно проснулась и угрожающе наставила на меня револьвер. Теперь она, подобно хищной птице, стережет каждое мое движение. Мне не остается ничего иного, кроме как сидеть над своим импровизированным дневником и, описывая события минувшего вечера, вновь содрогаться от ужаса.
Если Жужанне удается полностью подчинять меня своей воле, что же станет со мною, когда я окажусь в Трансильвании и попаду в когти к Владу?
Глава 12
ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
26 ноября 1871 года
Мрак продолжает сгущаться...
Я попал в иной, незнакомый мир. Голландия – современная страна, светлая, открытая, с чистыми улицами и аккуратно побеленными кирпичными домами. Невзирая на ее скромные размеры, там ощущается простор: суша, море, небо. Когда мы приехали в Буда-Пешт, я понял, что цивилизованный западный мир остался позади. В этом городе ощущаешь груз эпох, угрюмость и запустение. На узких и темных улочках, мощенных обыкновенным булыжником, современные здания соседствуют с остатками древнеримских построек.
Едва попав в этот город, я почувствовал себя неуютно. Но долгая поездка, нескончаемый стук колес утомили меня, и я обрадовался возможности провести несколько часов вдали от вокзала. Я уговорил своего кровожадного спутника отдохнуть от тесноты купе. Все эти дни я питался чем придется, и мне захотелось как следует пообедать.
Аркадий повел меня в ресторан, находящийся где-то в старой части Буды. По его словам, когда-то он славно там обедал. Теперь обычная пища и вино потеряли для него всякую привлекательность. Пока я ел, он развлекал меня разговорами. По совету Аркадия я попробовал крепкий обжигающий барак – венгерское абрикосовое бренди. Блюдо, которое мне подали, оказалось не менее обжигающим: курица с пряной подливой и обилием паприки. За окнами ресторана темнели холмы, подступающие вплотную к берегу полноводного Дуная, и длинный недостроенный мост между Будой и Пештом. Мое внимание привлек силуэт громадного кафедрального собора. Я спросил его название. С мрачной иронией Аркадий сообщил, что это собор Святого Стефана.
Аркадий знал, какую неприязнь во мне вызывает его способ существования, и всячески старался завоевать мое доверие. Пожалуй, сейчас он больше, чем когда-либо, был похож на живого человека. Он рассказывал мне о сходстве и различиях между венграми и румынами. По его мнению, оба этих народа хитры, лукавы и смотрят сквозь пальцы на нормы морали.
– А в чем же тогда различия? – спросил я, чтобы поддержать разговор.
– На этот счет есть замечательная шутка. Говорят, что и венгр, и румын готовы продать родную мать, но только румын позаботится о том, чтобы ее выкрасть обратно.
Возможно, он намеревался меня рассмешить, однако я ограничился сдержанной улыбкой. Я вдруг почувствовал, что смертельно устал: и от дороги, и от переживаний. Мысли постоянно возвращались к судьбе Стефана и маленького Яна. Измученное тело настойчиво требовало провести хотя бы одну ночь в гостиничном номере, а не в тряском купе.
Но время подстегивало нас, и потому мы вернулись на вокзал, сели в другой поезд и продолжили путешествие. Мы ехали всю ночь и к утру прибыли в Клаузенбург, который у румын имеет другое название – Клуж. Итак, я попал в «страну за лесами» – Трансильванию.
В Клаузенбурге мы отыскали гостиницу поприличнее и отдыхали в ней почти до самого вечера. Наше появление напугало хозяина (может, он почуял истинную природу Аркадия?), и он потребовал заплатить за целые сутки. Аркадий безропотно выложил нужную сумму.
Не испытывая недостатка в деньгах, мой спутник снял два номера. Меня это вполне устраивало. Я не желаю находиться в обществе Аркадия дольше необходимого, ибо оно меня тяготит, особенно после гибели старого толстяка. Но, несмотря на свою неприязнь, я наблюдаю за его образом жизни. И я заметил, например, что в отличие от живых людей Аркадий в разное время суток выглядит по-разному и что без новой порции крови он начинает быстро стареть. Во всяком случае, сейчас это уже не тот молодой, обаятельный красавец, каким он явился в наш амстердамский дом. Я подозреваю, что его облик – не более чем маска. В ресторане, когда Аркадий повернулся к окну, эта маска ненадолго спала, и я увидел профиль пожилого, изможденного человека.
Из Клаузенбурга, опять-таки поездом, мы отправились в Бистриц (по-румынски этот городишко называется Бистрица). Если австрийские поезда показались мне тихоходными, то что тогда говорить про румынские! Тот, на котором мы ехали, плелся, как некормленая кляча. О пунктуальности на здешней железной дороге знают лишь понаслышке. Наш поезд отправился более чем с часовым опозданием и тащился до Бистрица целых шесть часов. В Голландии мы одолели бы это расстояние в два с лишним раза быстрее.
Сейчас я сижу в номере местной гостиницы, которую правильнее было бы назвать постоялым двором. И условия, и качество пищи здесь почти спартанские. Аркадий утверждает, что это единственное место в городе, где можно чувствовать себя в безопасности. Дальнейший путь нам предстоит проделать на лошадях. На сегодняшний дилижанс (он ходит раз в сутки, связывая Бистриц с неведомой мне Буковиной) мы уже опоздали, зато узнали, что на нем, похоже, уехали Стефан, Жужанна и мой сын. (Мой малыш! Я даже застонал от облегчения, узнав, что златокудрый малютка, которого видели на руках у женщины, был весел и здоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77