– Селистенушка, лапочка, какая ты молодец, что зашла! – раздался громоподобный голос Матрены, словно она с нетерпением ждала гостей у самой двери. – Проходи, садись. Вначале перекусим, а уж потом и о деле поговорим.
– Да я вроде… – начала было отнекиваться боярышня, но из рук хозяйки трактира имени меня так просто вырваться было нельзя.
– Знаю, всё знаю, хорошая моя. Ты, как обычно, сыта, да и дел у тебя ко мне нет, просто так зашла.
– Да, – робко ответила мелкая, усаживаясь за стол.
– А раз так, то об отсутствии проблем, то есть Даромира, мы и поговорим, – хмыкнула Матрена и подмигнула Селистене.
– Я тут с собаками, ничего? – несколько запоздаад поинтересовалась боярышня, уже после того, как Шарик так же развалился в знакомом ему уголочке.
– Ничего, ничего, – хмыкнула Матрена, выставляя перед гостьей закуски. – Собаки-то не чужие, можно сказать свои.
Точно, я свой, да и Шарик тоже. Неужели Матрена меня всё еще не узнает?
Хлебосольная хозяйка впихнула-таки в мелкую кроличье рагу и хлеб с козьим сыром и лишь тогда перешла к главному:
– Ну и что он опять отчебучил? Говорят, нанес личное оскорбление самой Сантане?
Да какое, в сущности, оскорбление? Подумаешь, какие мы нежные! Уж одним глазком на такую прелесть взглянуть нельзя.
– Не знаю, какое оскорбление он нанес, но он спасал моего отца, – встала на мою защиту невеста, не забыв при этом грозно взглянуть на меня.
– Это он умеет, – с улыбкой подметила Матрена.
– Спасать или наносить оскорбление? – прищурилась Селистена.
– И то и другое, – хмыкнула женщина-гора. – Слышь, Даромир, может, хватит на полу валяться, или тебя наше общество не устраивает?
Ну дает Матрена, ну и переход в разговоре. Хоть стой, хоть падай!
– Чего сразу не устраивает? – буркнул я, нехотя вставая и перебираясь поближе к столу. – И потом, эта ваша Сантана врет, ничего такого я ей не нанес, это кто-то до меня сделал.
– Так что сделал-то? – сразу же воспользовалась случаем Селистена.
– Потом расскажу, – ответил я и, немного подумав, добавил: – Потом как-нибудь.
– Ты скажи, чем тебя шкура Шарика не устроила? – очень вовремя влезла с вопросом Матрешка. – Чего это ты в Золотуху-то полез?
Какое всё-таки примитивное мышление у всех, одни и те же мысли, одни и те же вопросы. Ну что ж, буду оригинальным.
– А что тебя, собственно, удивляет? Я, как состоявшийся колдун с мировым именем, не приемлю одного и того же решения своих проблем. У меня, знаете ли, свой неповторимый стиль. С Шариком шкурами я уже менялся, решил попробовать новых ощущений.
Почему-то при этих моих словах Селистена состроила гримасу, но вслух ничего не сказала.
– Ну новых так новых, – согласилась Матрена и недоверчиво на меня посмотрела, – я человек простой и в этих твоих колдовских штучках не разбираюсь. Скажи лучше, что это ты не ешь ничего? Али совсем стыд потерял и опять пришел ко мне с полным пузом? Ты смотри, один раз я тебя простила, а уж во второй и не надейся.
– Не хочу, – грустно сказал я. – Да и форму надо держать, а то в последнее время что-то вес стал набирать.
Взгляд хозяйки стал серьезным и сосредоточенным.
– Ну хоть медовушки хлопни.
– Это вредно для организма, – не своим голосом и не свои мысли выдал я. – От чрезмерного и регулярного потребления хмеля в организме происходят необратимые последствия. Да и страдают от этого прежде всего близкие люди.
Во наплел! Аж в пот бросило. А самое-то ужасное, что благодаря шкуре кормящей матери я и впрямь сейчас так считаю. Мамочка родная, за что такой кошмар на мою рыжую голову?! Блохи, ау, кусаните меня, пожалуйста, а то от такого маразма я скоро слягу с сильнейшим нервным срывом.
– Он что, опять головой ударился? – после пятиминутного оцепенения наконец смогла заговорить Матрена.
– Новые ощущения, – со вздохом пояснила Селистена. – Хотя мне иногда кажется, что лучше бы ощущения оставались прежними.
– Всё в жизни течет, всё меняется – изменился и я. Прошлое переписать нельзя, зато можно и должно изменить свое будущее. Не пристало колдуну моего уровня вести себя словно малолетка. Пора подумать о том, как начать новую, здоровую, правильную жизнь, с чистого листа.
Тьфу на меня, ну и пакостей я тут наговорил. Как только язык смог выговорить эти жуткие слова, не имеющие ничего общего с моей сущностью! Только бы вернуть свое тело, а там уж постараюсь разобраться с этой напастью. Если надо, обращусь к Серогору за помощью. Он даже самую редкую хворь выгнать может (кроме похмелья, конечно), небось не откажет в такой малости лучшему ученику.
– Эка тебя торкнуло, – испуганно выдала Матрена, помолчала, а затем, вздохнув, сказала: – Надеюсь, когда ты со своими делами разберешься, опять станешь человеком. А то от твоего бреда уши вянут!
Да, Матрешенька моя ненаглядная, да. У меня и у самого они вянут!
– Он и сейчас иногда становится нормальным… – протянула Селистена. – Только когда его блохи кусают.
Хозяюшка, услышав такой диагноз, с надеждой уставилась на меня.
– Ну так в чем же дело? Пусть они тебя укусят, а то я уже этого нового Даромира бояться стала.
– А проблема в том, что блох у Золотухи оказалось очень мало, и часто кусать Даромира они отказываются.
Подтверждая слова Селистены, я лихорадочно закивал.
– Так пусть Шарик поделится.
– У него нет блох, – фыркнула рыжая, – уж за этим я лично слежу.
– Ну тогда пусть стрельнет у какого-нибудь бродячего пса, – не унималась Матрена. – Да что это за Даромир, коли он ничего не ест и не пьет?
– Почему ничего? – не удержался я. – Мне творог, например, очень понравился и каши тоже.
Матрена смотрела на меня взглядом, полным ужаса.
– А пью я очень даже много, – продолжил я и после некоторой паузы добавил: – Молоко.
Сказал и прикусил язык, причем на этот раз не в переносном, а исключительно в прямом смысле. Незачем так пугать хороших людей, да и сам от такого поворота жизненного кредо скоро начну заикаться.
– Такого парня загубили, – только и смогла вымолвить хозяюшка и в полном изнеможении опустилась на скамью.
– Может, отойдет еще? – с робкой надеждой в голосе вставила словечко Селистена.
– Будем надеяться.
Отойду, обязательно отойду! Я ведь думаю-то правильно, по-даромировски, только вот сказать и сделать ничего не могу. Хочу выдать что-нибудь банальное навроде: «Положи-ка мне еще пару кусочков жареной телятины и пяток куриных крылышек». Или так: «Матрена, ты поставь сразу на стол ковши, а то стаканами пить медовуху в моем возрасте уже несолидно». А получается вся та лабуда, что я выдал до этого.
Да к тому же этот лохматый тип, друг человека, то и дело бросает на меня такие томные взгляды, что становится не по себе. Ой, хочу быть человеком. Хочу есть, пить и сам смотреть так выразительно на мою благоверную!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90