но эта спина прямая и прочная, будто дверь амбара. Вся команда нерешительно рассаживается, последним садится запальщик Андрее, да еще с каким-то полупоклоном, точно извиняясь перед соседним столом; но Ханс уже не смотрит на них и барабанит пальцами. Наступила торжественная тишина, как в школе.
- Расскажите что-нибудь, - вдруг произносит Пепек, взглянув на Андреса, чтобы завязать разговор; но где уж Андресу! - он стал совсем незаметным, сидит на самом краешке стула, просто смотреть жалко, и выжидательно уставился на крепильщика: давай-ка ты, что ли, дружище.
- Так вот... - начал было Мартинек, подмигивая Станде; но тот не сводит глаз с Хансена. Глядика, ребята, он все-таки пришел посидеть с нами! Какая жена у него - глаз не отведешь, и любят они друг дружку, любовь такая, что и рассказать нельзя; а он, видите, оставил жену дома и пришел к нам.
"Я должен пойти к своей команде, - сказал он ей. - Пусть ребята видят - я с ними", - или еще что-нибудь в этом роде... У Станды сердце бьется от гордости, ему радостно. Вот какая наша команда! И Адам пришел, и Андрее, и господин Хансен... Точно мы одна семья, нет, больше чем семья; семью оставляют дома и идут - мужчины к мужчинам. Так и следует, с воодушевлением думает Станда. Мы должны держаться друг друга - этому нас учит работа; а вам, женщины, придется посторониться, мы вернемся, но на первом месте - команда. Вот оно как!
Станда смотрит на товарищей, и от восторга у него бегают мурашки по коже. Я люблю вас, ребята, я люблю вас так, что и сказать невозможно; никогда я не был так счастлив... я готов обнять вас всех, кто тут сидит; от вас пахнет табаком и пивом, вы такие нескладные, одни кости да щетина, но если бы вы знали, как вы прекрасны! Это понимаю я один... и, пожалуй, еще господин Хансен. Ханс тоже понимает, потому и пришел сюда, к вам. Да, и Андрее - красивый, и Матула, и Пепек, словом, все; сам господь бог залюбуется и подумает: черт возьми, вот славные парни, первые спустились в шахту и этакую гору работы там своротили; в мире не найдешь другой такой команды! Но погодите, завтра мы еще обставим там, в шахте, всех остальных! Голыми руками будем пробивать целик; "тик-тик-тик"-подают сигналы те трое; мы уже идем к вам, ползем на брюхе, спинами поднимаем земную кору, что вас придавила; трах! земля разверзается, здесь работают наши руки. Бог в помощь, товарищи, погребенные заживо! Вам рапортует первая спасательная: Ханс Хансен- инженер, Андрее Ян - десятник-запальщик, Адам Иозеф забойщик, Суханек Антонин - забойщик, Мартинек Ян - крепильщик, Матула Франтишек-каменщик, Фалта Иозеф, он же Пепек, - подручный забойщика и Станислав Пулпанс позволения сказать, откатчик.
Станда по очереди обводит всех взглядом. Как они, бедняги, торжественно и чопорно сидят и кое-как поддерживают видимость разговора... Батюшки, "пес" Андрее объясняет Пепеку, как сдавать экзамeH на забойщика; и Пепек, не моргнув глазом, отвечает: "Да, да" - вот это дела! Ежели сам Пепек говорит "да", значит на свете многое переменилось.
И остальные нет, нет и поддакнут, употребляя при этом непривычные "культурные" слова; не важно, что инженер Хансен не понимает по-чешски - он сидит рядом, и от этого все изменилось. Мартинек сидит прямо, как воспитанный мальчик, положив на колени могучие лапы; Пепек похож на внимательного ученика и лишь морщит лоб от усердия; Матула не спускает бульдожьих глаз с господина Хансена; дед Суханек вертится на стуле и просто готов поднять руку, как прилежный ученик в классе: я, я, я знаю; Андрее скромен и старателен - ни дать ни взять учитель, когда в класс приходит школьный инспектор. Только Адам опять как-то ушел в себя, сгорбился и глядит на свою до сих пор не тронутую кружку; а господин Хансен вовсе ни о чем и не подозревает и чертит что-то на старом конверте - вероятно, деталь какую-нибудь для своего изобретения.
Господин Хансен поднял голову и повел носом в сторону Станды, подите, мол, сюда. От гордости Станду расперло до того, что он чуть не задохся и, натыкаясь на стулья, устремился к столу Хансена; он хотел подойти небрежно и в то же время молодцевато, но у него почему-то не вышло, как он ни старался. Хансен показал длинной рукой - садитесь, мол; за ухом у него еще осталась черная полоса угольной пыли - Станде она вдруг кажется очень трогательной: бедняга толком даже не вымылся, так спешил к своей госпоже Хансен, а теперь сидит здесь с нами! Славный парень этот Хансен! А команда тем временем изо всех сил старается хоть как-то поддержать громкий разговор, чтобы, упаси боже, не показалось, будто они слушают. Что это я хотел сказать, ребята, - ну, так вот... и при этом пинают друг друга под столом-давай же ты, черт, говори чтонибудь...
Господин Хансен наклонился к Станде.
- Bitte[Пожалуйста (немец ). ], - сказал он на своем грубом, ломаном немецком языке. - Вы послали мне коньяк. Я вас всех благодарю. Как вы думаете, должен, я... для всех... что-нибудь... - и обвел пальцем стол. Ага, угостить?
- Нет! - вырывается у Станды. - Nein, nein. He делайте этого.
Станда лихорадочно соображает, как бы объяснить, сказать ему, что это оскорбит бригаду, если он вздумает... вроде бы вернуть долг... Тогда ведь получится, что мы не ровня вам, господин Хансен. И вообще, разве вы не видите, что ребята вас любят? Для нас больше значит, что вы пришли к нам просто так, а не затем, чтобы нас вознаградить. Nein, nein. He делайте этого, господин Хансен!
Станда все это чувствовал хорошо и ясно, но не умел выразить; ни за что на свете он не мог вспомнить ни одного более мягкого выражения чем: Beleidigung. Es ware fur uns...[ Оскорбление. Это было бы для нас... (нем.) ] - как бы это сказать? и Станда отрицательно качал головой, глядя на блестящий, добродушный нос господина Хансена.
- Nein, bitte nein, - умоляюще выдохнул он.
Но господин Хансен, кажется, все совершенно ясно понял, ему и объяснять не надо было. Он закивал и радостно улыбнулся, так что даже слегка наморщил нос.
- Gut, gut, - сказал он с одобрением и постучал двумя пальцами по груди Станды. Станда от радости и гордости готов был умереть на месте. Видели ли это ребята?
Станда вежливо поднимается со стула, руки по швам.
- Noch etwas, Herr Hansen? [Что-нибудь еще, господин Хансен? (нем.) ]
- Ja, - кивает Ханс и показывает пальцем ка свой стаканчик и на шахтеров.
Сейчас Станда все понимает, он чувствует себя легко, и на душе у него ясно. Окрыленный, возвращается он к бригаде и протискивается на свое место.
- Ребята! - восклицает он, - Ханс хочет выпить за ваше здоровье!
В волнении он даже не заметил, что называет почтенных шахтеров "ребятами" и что, пожалуй, следовало сказать "господин Хансен"; но, кажется, никто этого не заметил, - вся команда разом оборачивается. Хансен уже поднимает свой стаканчик, шахтеры гремят стульями, вставая, господин Хансен тоже поднимается со стаканчиком в руке, на его лице расплывается мальчишеская улыбка - а ну-ка, первая спасательная!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
- Расскажите что-нибудь, - вдруг произносит Пепек, взглянув на Андреса, чтобы завязать разговор; но где уж Андресу! - он стал совсем незаметным, сидит на самом краешке стула, просто смотреть жалко, и выжидательно уставился на крепильщика: давай-ка ты, что ли, дружище.
- Так вот... - начал было Мартинек, подмигивая Станде; но тот не сводит глаз с Хансена. Глядика, ребята, он все-таки пришел посидеть с нами! Какая жена у него - глаз не отведешь, и любят они друг дружку, любовь такая, что и рассказать нельзя; а он, видите, оставил жену дома и пришел к нам.
"Я должен пойти к своей команде, - сказал он ей. - Пусть ребята видят - я с ними", - или еще что-нибудь в этом роде... У Станды сердце бьется от гордости, ему радостно. Вот какая наша команда! И Адам пришел, и Андрее, и господин Хансен... Точно мы одна семья, нет, больше чем семья; семью оставляют дома и идут - мужчины к мужчинам. Так и следует, с воодушевлением думает Станда. Мы должны держаться друг друга - этому нас учит работа; а вам, женщины, придется посторониться, мы вернемся, но на первом месте - команда. Вот оно как!
Станда смотрит на товарищей, и от восторга у него бегают мурашки по коже. Я люблю вас, ребята, я люблю вас так, что и сказать невозможно; никогда я не был так счастлив... я готов обнять вас всех, кто тут сидит; от вас пахнет табаком и пивом, вы такие нескладные, одни кости да щетина, но если бы вы знали, как вы прекрасны! Это понимаю я один... и, пожалуй, еще господин Хансен. Ханс тоже понимает, потому и пришел сюда, к вам. Да, и Андрее - красивый, и Матула, и Пепек, словом, все; сам господь бог залюбуется и подумает: черт возьми, вот славные парни, первые спустились в шахту и этакую гору работы там своротили; в мире не найдешь другой такой команды! Но погодите, завтра мы еще обставим там, в шахте, всех остальных! Голыми руками будем пробивать целик; "тик-тик-тик"-подают сигналы те трое; мы уже идем к вам, ползем на брюхе, спинами поднимаем земную кору, что вас придавила; трах! земля разверзается, здесь работают наши руки. Бог в помощь, товарищи, погребенные заживо! Вам рапортует первая спасательная: Ханс Хансен- инженер, Андрее Ян - десятник-запальщик, Адам Иозеф забойщик, Суханек Антонин - забойщик, Мартинек Ян - крепильщик, Матула Франтишек-каменщик, Фалта Иозеф, он же Пепек, - подручный забойщика и Станислав Пулпанс позволения сказать, откатчик.
Станда по очереди обводит всех взглядом. Как они, бедняги, торжественно и чопорно сидят и кое-как поддерживают видимость разговора... Батюшки, "пес" Андрее объясняет Пепеку, как сдавать экзамeH на забойщика; и Пепек, не моргнув глазом, отвечает: "Да, да" - вот это дела! Ежели сам Пепек говорит "да", значит на свете многое переменилось.
И остальные нет, нет и поддакнут, употребляя при этом непривычные "культурные" слова; не важно, что инженер Хансен не понимает по-чешски - он сидит рядом, и от этого все изменилось. Мартинек сидит прямо, как воспитанный мальчик, положив на колени могучие лапы; Пепек похож на внимательного ученика и лишь морщит лоб от усердия; Матула не спускает бульдожьих глаз с господина Хансена; дед Суханек вертится на стуле и просто готов поднять руку, как прилежный ученик в классе: я, я, я знаю; Андрее скромен и старателен - ни дать ни взять учитель, когда в класс приходит школьный инспектор. Только Адам опять как-то ушел в себя, сгорбился и глядит на свою до сих пор не тронутую кружку; а господин Хансен вовсе ни о чем и не подозревает и чертит что-то на старом конверте - вероятно, деталь какую-нибудь для своего изобретения.
Господин Хансен поднял голову и повел носом в сторону Станды, подите, мол, сюда. От гордости Станду расперло до того, что он чуть не задохся и, натыкаясь на стулья, устремился к столу Хансена; он хотел подойти небрежно и в то же время молодцевато, но у него почему-то не вышло, как он ни старался. Хансен показал длинной рукой - садитесь, мол; за ухом у него еще осталась черная полоса угольной пыли - Станде она вдруг кажется очень трогательной: бедняга толком даже не вымылся, так спешил к своей госпоже Хансен, а теперь сидит здесь с нами! Славный парень этот Хансен! А команда тем временем изо всех сил старается хоть как-то поддержать громкий разговор, чтобы, упаси боже, не показалось, будто они слушают. Что это я хотел сказать, ребята, - ну, так вот... и при этом пинают друг друга под столом-давай же ты, черт, говори чтонибудь...
Господин Хансен наклонился к Станде.
- Bitte[Пожалуйста (немец ). ], - сказал он на своем грубом, ломаном немецком языке. - Вы послали мне коньяк. Я вас всех благодарю. Как вы думаете, должен, я... для всех... что-нибудь... - и обвел пальцем стол. Ага, угостить?
- Нет! - вырывается у Станды. - Nein, nein. He делайте этого.
Станда лихорадочно соображает, как бы объяснить, сказать ему, что это оскорбит бригаду, если он вздумает... вроде бы вернуть долг... Тогда ведь получится, что мы не ровня вам, господин Хансен. И вообще, разве вы не видите, что ребята вас любят? Для нас больше значит, что вы пришли к нам просто так, а не затем, чтобы нас вознаградить. Nein, nein. He делайте этого, господин Хансен!
Станда все это чувствовал хорошо и ясно, но не умел выразить; ни за что на свете он не мог вспомнить ни одного более мягкого выражения чем: Beleidigung. Es ware fur uns...[ Оскорбление. Это было бы для нас... (нем.) ] - как бы это сказать? и Станда отрицательно качал головой, глядя на блестящий, добродушный нос господина Хансена.
- Nein, bitte nein, - умоляюще выдохнул он.
Но господин Хансен, кажется, все совершенно ясно понял, ему и объяснять не надо было. Он закивал и радостно улыбнулся, так что даже слегка наморщил нос.
- Gut, gut, - сказал он с одобрением и постучал двумя пальцами по груди Станды. Станда от радости и гордости готов был умереть на месте. Видели ли это ребята?
Станда вежливо поднимается со стула, руки по швам.
- Noch etwas, Herr Hansen? [Что-нибудь еще, господин Хансен? (нем.) ]
- Ja, - кивает Ханс и показывает пальцем ка свой стаканчик и на шахтеров.
Сейчас Станда все понимает, он чувствует себя легко, и на душе у него ясно. Окрыленный, возвращается он к бригаде и протискивается на свое место.
- Ребята! - восклицает он, - Ханс хочет выпить за ваше здоровье!
В волнении он даже не заметил, что называет почтенных шахтеров "ребятами" и что, пожалуй, следовало сказать "господин Хансен"; но, кажется, никто этого не заметил, - вся команда разом оборачивается. Хансен уже поднимает свой стаканчик, шахтеры гремят стульями, вставая, господин Хансен тоже поднимается со стаканчиком в руке, на его лице расплывается мальчишеская улыбка - а ну-ка, первая спасательная!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49