Адам недовольно засопел. Да. что поделаешь!
- А... что те трое? Подают еще сигналы?
- Говорят, утром подавали, но очень слабо. Поскорее пробивайтесь, ребята, пока не поздно. Если газы есть и по ту сторону, тем все равно аминь...
Адам махнул рукой и торопливо побежал в душевую переодеться. Дед Суханек, каменщик Матула и Пепек уже там и снимают рубашки, но им что-то не до разговоров.
- Слыхал? - цедит Пепек сквозь зубы.
- Слыхал, - гулко бросает Адам, поспешно раздеваясь.
- Паршивое дело, - сердится Пепек. - С маской на роже много не наработаешь. Я не надену.
- Если только тебе Андрее разрешит, - возражает дед Суханек.
Пепек хотел было огрызнуться, по тут вошел Мартинек.
- Здорово, команда, - весело поздоровался он. - Что слышно?
- Говорят, там газы появились,-вырвалось у Станды, который о газах знает пока только понаслышке.
- Да? - равнодушно сказал крепильщик и неторопливо снял пиджак, точно жнец в поле. - Какой сегодня день-то чудесный.
- Ты где был? - невнятно проворчал Пепек, склонившись к своим опоркам.
- Да только дома, знаешь ли...
Команда, брюзжа, перекидывается рассеянными, короткими словами. Станда дрожит от холода и от волнения, глядя на этих пятерых голых людей, ребята, ведь мы, может, видимся в последний раз!
С любопытством, в упор и, кажется, впервые без инстинктивного отвращения рассматривает он голых волосатых мужчин: Пепек нервно зевает, у него мужественная наружность - длинноногий, жилистый, он весь состоит из узловатых мышц, которые так и перекатываются под угреватой шерстистой кожей; дед Суханек-сухой, сморщенный, с пучком смешных белых кудряшек на середине груди, точно у него там вырос мох; каменщик Матула - пыхтящая груда мяса, жир обвисает на нем тяжелыми складками, покрытыми мягкой щетиной; Адам - кости да кожа, но рослый, с узкими бедрами и втянутым животом, с густой дорожкой темных ровных волос вплоть до запавшего пупка, точно у него там третий глаз, такой же ввалившийся и серьезный, уставившийся неведомо куда; Мартинек с широкой грудью, покрытой золотистой шерстью, сильный, красивый и беззаботный; ну, а эти длинные тощие руки, узкая, бледная, голая грудная клетка - сам Станда. Словом, какие есть, но до чего ясно говорит каждое тело о человеке - словно читаешь человеческие судьбы. И раз ты понимаешь, что мы одна команда, то перестаешь стыдиться себя; вот я, товарищи, весь тут перед вами.
Приходит запальщик Андрее, уже переодетый, с лампой в руках.
- Бог в помощь!
- Бог в помощь! - вразнобой отвечает команда.
- Пошевеливайтесь, пора, - подгоняет запальщик, пересчитывая взглядом людей.
- Ладно, сейчас...
Каменщик больше не сверлит Андреса воспаленными глазами, он смотрит в сторону и лишь свирепо хмурится.
Приумолкшая команда быстро идет к клети, позвякивая лампами; запальщик Андрее выступает, разумеется, впереди, точно на смотру, только сабли не хватает. На-гора уже выезжают рабочие после смены, усталые и безучастные - лишь кивок да небрежное "бог в помощь".
- Вы в восемнадцатый?
- Да.
Клеть с командой проваливается. У Андреса твердеет лицо, дед Суханек озабоченно моргает и медленно жует губами, будто молится, Пепек судорожно зевает, а Матула сопит; Адам загораживает рукой лампу и смотрит ввалившимися глазами в пустоту, строго поджав губы; лишь крепильщик Мартинек сияет улыбкой, мирной и несколько сонной. Станде все вокруг начинает казаться удивительно нереальным, почти как во сне - точно так же мы спускались вчера... будто длится та же самая смена, будто мы все еще падаем, падаем без конца в шахту, и, однако, все совершенно иначе... Что, что именно иначе? Да все - я, мы, вся жизнь. Никто не знает, что изменилось за время этого спуска; и бесшумно, неумолимо летят и летят вверх отвесные отпотевшие стены.
Наконец толчок, клеть останавливается, и команда идет по бесконечному сводчатому коридору под вереницей электрических лампочек. Шахтеры, окончившие смену, тянутся группами или разорванными цепочками к клети, повсюду слабо раскачиваются и мерцают огоньки - похоже на праздник поминовения усопших. Теперь влево - в черный откаточный штрек; с кровли и со стен свешиваются те же, что и вчера, белые сталактиты и наросты подземных грибов; из темноты навстречу движется несколько мигающих огоньков. Ага, это возвращается спасательная команда с места взрыва, они что-то спешат выбраться па-гора; Андрее на минутку останавливается с десятником, руководившим спасательными работами, и команда скупыми словами расспрашивает, что там делается. Да, скверно, лучше и не спрашивай, братец.
- Газы?
- Газы и все прочее. Опять крепь трещит. Ну, бог в помощь, ребята, с пас хватит.
Теперь лампа запальщика Андреса быстрей бежит во мраке. И снова налево, как вчера, через вентиляционные двери; снова здесь тот бледный длинный человек - бог в помощь! - и тяжелый удушливый воздух восемнадцатого штрека навалился на людей жаркой нечистой периной.
- Чтоб тебя разорвало! - шипит Пепек, а Матула хрипит, как от удушья. Станде кажется, что здесь стало еще мертвей и пустынней, чем вчера, но штрек почему-то гораздо ближе: они уже у изломанной крепи, вот и подпорки и скобы, поставленные Мартипеком, - неужели дорога такая короткая? удивляется Станда.
А там уже дрожит маленький спокойный огонек контрольной лампочки, над ним склонился кожаный шлем и чумазый блестящий нос инженера Хансена.
Запальщик Андрее выпятил грудь и четко шагнул вперед - раз-два.
- Бог в помощь, - отрывисто произнес он и щелкнул каблуками.-Докладывает первая спасательная команда: десятник-запальщик Андрее, забойщик Адам, забойщик Суханек, крепильщик Мартинек, подручный забойщика Фалта, каменщик Матула и откатчик Пулпан.
XXI
- Gut, - кивает Хансен. (Неужели он тут работает вторую смену?)
Он по пояс обнажен, и команда смущенно отворачивается; как-то неловко глядеть на человеческую наготу господина инженера.
Но если Ханс устроился как ему удобно, так что за церемонии, ребята! Вся команда снимает куртки и стаскивает рубашки, будто мальчишки, собираясь купаться. Только запальщику Андресу раздеваться не очень охота; но он косится на Хансена-странная была бы субординация, если б десятник остался в пиджаке; и Андрее, мгновенно решившись, сбрасывает с себя вместе с пиджаком и рубашкой и всю свою начальническую важность. Теперь он стоит полуголый, как и все, выкатив небольшую, но ладную грудную клетку со шрамом от огнестрельной раны; замухрышка-то он замухрышка, но солдата все-таки сразу видно. Так, теперь еще подтянуть ремни, да и начать...
Команда смотрит, что успели сделать без нее: Станде кажется, что достаточно, но команда в целом недовольна.
- Глядите-ка, не больно-то много они прибавили!
- Да-а, так всякий сумеет!
- Ишь паршивцы, поглядели, да и лыжи навострили!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49