Станда бросил лопату и с бьющимся сердцем побежал вслед за Андресом. Что-нибудь случилось?
Конечно, случилось, но не бог весть что; лишь Мартинек сидит на земле среди раскиданных камней и удивленно моргает; возле него присел Андрее и светит лампой ему на темя; над ними, пыхтя, чешет затылок каменщик Матула.
- А, черт, - отдуваясь, сказал Мартинек,я только собрался вот тут стойку сменить, а на меня вон что свалилось!- И вдруг он просиял счастливой улыбкой.- А здоровая куча, ребята! - добавил он удовлетворенно.
- Встать можешь? - беспокоится Андрее.
- Еще бы, - отвечает крепильщик, поднимаясь на ноги. - Дай только опамятоваться.
- Голова кружится?
-- Немножко есть.
- А не тошнит?
- Нисколечко. - Крепильщик уже стоит, почтительно разглядывая повисшую балку.- Смотри, силища-то какая! - Запальщик обращается к Матуле.
- Вас тоже ударило?
- Ага,- буркнул колосс и почесал всклокоченную голову.
- Тогда немножко передохните, ребята, - заботливо сказал запальщик и обернулся к Станде. - А вы что глазеете? Марш грузить!
Крепильщик Мартинек медленно подходит к.своему пиджаку и достает баночку и что-то завернутое в бумагу.
- Мне в таком случае надо перекусить, - говорит он с довольным видом.
Адам уже снова в маске, он дружески кивает Мартинеку слоновьим хоботом.
- Ты уверен, что тебе ничего не сделалось? - торопливо спрашивает Станда, хватаясь за лопату.
- Пустяки!
Молодой гигант устроился поудобнее на земле у крейцкопфа, поставил перед собой лампочку и, развернув коричневую бумагу, с аппетитом посмотрел на толстый ломоть хлеба с салом.
- Ты из-за меня не задерживайся!
Станда торопливо грузит уголь в пустую вагонетку, временами поглядывая на приятеля; тот сидит, свесив голову над нетронутым ломтем хлеба, и морщит лоб.
Станда перестал грузить.
- Тебе нехорошо, Енда?
- Сало воняет, - брезгливо говорит крепильщик и тщательно завертывает хлеб в бумагу,-Я не стану его есть.
Станда снова взялся за лопату, и Матула, пыхтя, застучал по скобе.
Из завала возвращается дед Суханек и стаскивает маску.
- Господи Иисусе, ребята! - вздыхает он и трет высохшими ручками лицо. - Ну и работа! Ну и работа!
Теперь очередь Адама идти в обрушенный штрек; Пепек гремит там лопатой и раз за разом выбрасывает цырубленную породу, так что Станда не успевает складывать ее в вагонетку. "Пепек замечательный, - думает Станда, - как он здорово действует лопатой в тучах пыли, черный и блестящий, точно вытесанный из гранита... чертушка этакий... циклон прямо какой-то". И изнемогающий Станда с удвоенной силой налегает на лопату.
Он уже вывозит вторую полную вагонетку, поставил на поворотный крут, но тот не поддается.
- Я сейчас тебе помогу, - говорит крепильщик.
- Отстань, - сопит Станда, дергая тележку.
- Здесь чем-то воняет, - ворчит крепильщик. -Станда, что это за вонь?
- Тебе кажется, - замечает Суханек. - Чему тут вонять?
Мартинек морщит нос.
- Не знаю, а что-то чувствую... Черт возьми, вот так шишку я себе посадил, - улыбается он, ощупывая темя.
- Стукнуло тебя, что ли?
- Да, балкой. Я хотел ее заменить...
- Тогда понятно, - успокоительно замечает дед Суханек. - От этого тебе и кажется. У тебя, брат, сотрясение мозга. Как-то раз Фалтысу, зятю моему, на голову кусок угля свалился, так ему тоже все казалось, будто воняет. Потом ему стало плохо, и он лежал несколько дней - сотрясение мозга, что ли. Погоди, и тебе скоро плохо станет.
- Мне? - удивился Мартинек. - Чего тебе в голову не взбредет, мне никогда еще плохо не было. Что ж, пойду-ка я опять работать.
А Пепек не перестает выбрасывать лопатой пустую породу из этой паршивой дыры; иной раз вылезет, сдернет маску и, тяжело дыша, безбожно ругается; он взмок от пота, от угольной пыли стал черным, как графит, и жадно, с бульканьем пьет содовую воду, которую приносит сюда бледный человек, сидящий у вентиляционных дверей. Через каждые десять минут из клубов пыли выныривают дед Суханек или Адам, руки у них трясутся после работы отбойным молотком, они с трудом стаскивают резиновые морды; а после того пьют, как загнанные, изнеможенно переводя дух, и им не до разговоров.
Что же, подают ли еще сигналы те трое? А кто его знает; когда на башке у тебя маска, то ничего не слышно - разве только как воздух свистит да отбойный молоток грохочет.
- А здесь уже нет газов? - неуверенно спрашивает Станда.
- Есть, как не быть, но они держатся внизу, у почвы, понимаешь? Ханс сам следит, насколько они подымаются. Наверно, теперь тут их будет по пояс, вот как.
У Станды мучительно болит голова, бьется сердце, и его душит тоска. Запальщику тоже не по себе - он точно чего-то ждет; ни на кого даже не покрикивает больше, ходит озабоченно, стиснув зубы, и прислушивается. Хансен то и дело поднимает свою контрольную лампочку; постоит минутку, наставит ухо, улавливая отдаленный лай отбойного молотка, кивнет и снова вышагивает; он идет, опустив голову, на переносице у него появилась морщина, он крепко сжал губы и все крутит лампочкой, точно играет с тенями.
Только Мартинек и Матула спокойно стучат по бревнам и все переговариваются.
- Подтолкни ко мне! Можешь подать туда? Ну, ну, еще немножко!
Станда грузит уже четвертую вагонетку; ноги y него подкашиваются от слабости, голoва кружится. Еще эту вагонетку - и я, кажется, свалюсь. Адам прислонился к стенке, тяжело дыша и вытирая ладонями пот; вдруг он нагибается за лопатой и начинает помогать Станде.
- Хватит с тебя, - гудит Адам и снова прислоняется к стене. - Вези.
Станда из последних сил толкает вагонетку на поворотный круг и старается повернуть его; но навстречу ему приближается, поблескивая, огонек - это Хансен бредет, опустив голову и раскачивая контрольную лампочку. Станда ждет, пока Ханс пройдет; и вдруг ему чудится, что за Хансом внезапно вздыбилась почва...
Тяжко, гулко загрохотало, содрогнулся весь штрек; и сразу затрещала крепь. Станду чуть не сбило с ног страшным толчком воздуха, но он еще видит, как в летучем вихре пыли крутится Хансен п как над ним лопается и валится на него перекладина.
- Берегись! - взревел Станда и бросился, чтобы подхватить балку голыми руками. И вдруг пронизывающая боль, Станда еще слышит свой собственный нечеловеческий вопль,-и конец, он куда-то валится; и Станда потерял сознание.
XXI!
Первое, что он услышал, придя в себя, были чьи-то торопливые слова:
- Приподымите ему ноги, чтобы кровь прилила к голове.
Станда открыл глаза и увидел, как из мрака к нему наклоняется длинное лшю Адама с внимательно моргающими, ввалившимися глазами.
- Где... господин Хансен? - словно в бреду, еле выговорил Станда.
- Hier [ Здесь (нем.). ].- Над Стандой из темноты возникает блестящий перепачканный нос, и жесткая рука похлопывает его по щеке. - Nicht ohnmachtig werclen!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Конечно, случилось, но не бог весть что; лишь Мартинек сидит на земле среди раскиданных камней и удивленно моргает; возле него присел Андрее и светит лампой ему на темя; над ними, пыхтя, чешет затылок каменщик Матула.
- А, черт, - отдуваясь, сказал Мартинек,я только собрался вот тут стойку сменить, а на меня вон что свалилось!- И вдруг он просиял счастливой улыбкой.- А здоровая куча, ребята! - добавил он удовлетворенно.
- Встать можешь? - беспокоится Андрее.
- Еще бы, - отвечает крепильщик, поднимаясь на ноги. - Дай только опамятоваться.
- Голова кружится?
-- Немножко есть.
- А не тошнит?
- Нисколечко. - Крепильщик уже стоит, почтительно разглядывая повисшую балку.- Смотри, силища-то какая! - Запальщик обращается к Матуле.
- Вас тоже ударило?
- Ага,- буркнул колосс и почесал всклокоченную голову.
- Тогда немножко передохните, ребята, - заботливо сказал запальщик и обернулся к Станде. - А вы что глазеете? Марш грузить!
Крепильщик Мартинек медленно подходит к.своему пиджаку и достает баночку и что-то завернутое в бумагу.
- Мне в таком случае надо перекусить, - говорит он с довольным видом.
Адам уже снова в маске, он дружески кивает Мартинеку слоновьим хоботом.
- Ты уверен, что тебе ничего не сделалось? - торопливо спрашивает Станда, хватаясь за лопату.
- Пустяки!
Молодой гигант устроился поудобнее на земле у крейцкопфа, поставил перед собой лампочку и, развернув коричневую бумагу, с аппетитом посмотрел на толстый ломоть хлеба с салом.
- Ты из-за меня не задерживайся!
Станда торопливо грузит уголь в пустую вагонетку, временами поглядывая на приятеля; тот сидит, свесив голову над нетронутым ломтем хлеба, и морщит лоб.
Станда перестал грузить.
- Тебе нехорошо, Енда?
- Сало воняет, - брезгливо говорит крепильщик и тщательно завертывает хлеб в бумагу,-Я не стану его есть.
Станда снова взялся за лопату, и Матула, пыхтя, застучал по скобе.
Из завала возвращается дед Суханек и стаскивает маску.
- Господи Иисусе, ребята! - вздыхает он и трет высохшими ручками лицо. - Ну и работа! Ну и работа!
Теперь очередь Адама идти в обрушенный штрек; Пепек гремит там лопатой и раз за разом выбрасывает цырубленную породу, так что Станда не успевает складывать ее в вагонетку. "Пепек замечательный, - думает Станда, - как он здорово действует лопатой в тучах пыли, черный и блестящий, точно вытесанный из гранита... чертушка этакий... циклон прямо какой-то". И изнемогающий Станда с удвоенной силой налегает на лопату.
Он уже вывозит вторую полную вагонетку, поставил на поворотный крут, но тот не поддается.
- Я сейчас тебе помогу, - говорит крепильщик.
- Отстань, - сопит Станда, дергая тележку.
- Здесь чем-то воняет, - ворчит крепильщик. -Станда, что это за вонь?
- Тебе кажется, - замечает Суханек. - Чему тут вонять?
Мартинек морщит нос.
- Не знаю, а что-то чувствую... Черт возьми, вот так шишку я себе посадил, - улыбается он, ощупывая темя.
- Стукнуло тебя, что ли?
- Да, балкой. Я хотел ее заменить...
- Тогда понятно, - успокоительно замечает дед Суханек. - От этого тебе и кажется. У тебя, брат, сотрясение мозга. Как-то раз Фалтысу, зятю моему, на голову кусок угля свалился, так ему тоже все казалось, будто воняет. Потом ему стало плохо, и он лежал несколько дней - сотрясение мозга, что ли. Погоди, и тебе скоро плохо станет.
- Мне? - удивился Мартинек. - Чего тебе в голову не взбредет, мне никогда еще плохо не было. Что ж, пойду-ка я опять работать.
А Пепек не перестает выбрасывать лопатой пустую породу из этой паршивой дыры; иной раз вылезет, сдернет маску и, тяжело дыша, безбожно ругается; он взмок от пота, от угольной пыли стал черным, как графит, и жадно, с бульканьем пьет содовую воду, которую приносит сюда бледный человек, сидящий у вентиляционных дверей. Через каждые десять минут из клубов пыли выныривают дед Суханек или Адам, руки у них трясутся после работы отбойным молотком, они с трудом стаскивают резиновые морды; а после того пьют, как загнанные, изнеможенно переводя дух, и им не до разговоров.
Что же, подают ли еще сигналы те трое? А кто его знает; когда на башке у тебя маска, то ничего не слышно - разве только как воздух свистит да отбойный молоток грохочет.
- А здесь уже нет газов? - неуверенно спрашивает Станда.
- Есть, как не быть, но они держатся внизу, у почвы, понимаешь? Ханс сам следит, насколько они подымаются. Наверно, теперь тут их будет по пояс, вот как.
У Станды мучительно болит голова, бьется сердце, и его душит тоска. Запальщику тоже не по себе - он точно чего-то ждет; ни на кого даже не покрикивает больше, ходит озабоченно, стиснув зубы, и прислушивается. Хансен то и дело поднимает свою контрольную лампочку; постоит минутку, наставит ухо, улавливая отдаленный лай отбойного молотка, кивнет и снова вышагивает; он идет, опустив голову, на переносице у него появилась морщина, он крепко сжал губы и все крутит лампочкой, точно играет с тенями.
Только Мартинек и Матула спокойно стучат по бревнам и все переговариваются.
- Подтолкни ко мне! Можешь подать туда? Ну, ну, еще немножко!
Станда грузит уже четвертую вагонетку; ноги y него подкашиваются от слабости, голoва кружится. Еще эту вагонетку - и я, кажется, свалюсь. Адам прислонился к стенке, тяжело дыша и вытирая ладонями пот; вдруг он нагибается за лопатой и начинает помогать Станде.
- Хватит с тебя, - гудит Адам и снова прислоняется к стене. - Вези.
Станда из последних сил толкает вагонетку на поворотный круг и старается повернуть его; но навстречу ему приближается, поблескивая, огонек - это Хансен бредет, опустив голову и раскачивая контрольную лампочку. Станда ждет, пока Ханс пройдет; и вдруг ему чудится, что за Хансом внезапно вздыбилась почва...
Тяжко, гулко загрохотало, содрогнулся весь штрек; и сразу затрещала крепь. Станду чуть не сбило с ног страшным толчком воздуха, но он еще видит, как в летучем вихре пыли крутится Хансен п как над ним лопается и валится на него перекладина.
- Берегись! - взревел Станда и бросился, чтобы подхватить балку голыми руками. И вдруг пронизывающая боль, Станда еще слышит свой собственный нечеловеческий вопль,-и конец, он куда-то валится; и Станда потерял сознание.
XXI!
Первое, что он услышал, придя в себя, были чьи-то торопливые слова:
- Приподымите ему ноги, чтобы кровь прилила к голове.
Станда открыл глаза и увидел, как из мрака к нему наклоняется длинное лшю Адама с внимательно моргающими, ввалившимися глазами.
- Где... господин Хансен? - словно в бреду, еле выговорил Станда.
- Hier [ Здесь (нем.). ].- Над Стандой из темноты возникает блестящий перепачканный нос, и жесткая рука похлопывает его по щеке. - Nicht ohnmachtig werclen!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49