«В петербургские годы я делал „деревяшки“, то есть резал по дереву свои рисунки. Я делал их, чтобы жить, кормиться, учиться и в дальнейшем иметь возможность создать то, к чему тянуло меня уже давно, что требовали моя фантазия, воображение, душа и сердце. Многое, содеянное тогда по нужде и по молодости лет, я хотел бы забыть, но все-таки все сделанное за это время меня многому научило».
Не такое уж и малое место в жизни художника занимает эта его поденщина, если она дала ему возможность жить, кормиться, учиться и сама многому научила.
Просматривая «Будильник» тех лет, я так и не нашел работ, исполненных Васнецовым. И не угадал, что бы тут могло принадлежать ему. Васнецов подписывал свои графические работы по-разному: «В.», «В. В.», «В. Васнецов», «Васнецов».
В «Будильнике» таких подписей нет. Дело, видимо, в том, что Виктор Михайлович не был автором рисунков, он их только литографировал, переводил нарисованное кем-то на доску, зарабатывал рубль, а чуть позже – рубль двадцать пять копеек. Есть свидетельства, что три-четыре рисунка исполнены им по собственным темам. По какие?
Юмор в журнале был разного сорта.
«– Куда лезешь, борода! Здесь народное торжество будет!»
Но и такое:
«– Дома Сила Потапыч?
– Дома, почивают.
– Верно, пьян?
– Никак нет-с. В бесчувствии только находятся, а то ничего, как следует».
«– А ты, Семен, отчего не пускаешь детей в школу?
– Боюсь, барин. Учитель наш получает жалованье маленькое, так что и прокормиться-то ему нечем, а ну как с голодухи сожрет моих ребятишек. Тогда что?»
В первые годы петербургской жизни Васнецов сотрудничал во многих иллюстрированных журналах: в «Ниве», в «Семье и школе», во «Всемирной иллюстрации», в «Пчеле», оформлял дешевые народные издания. Но об этом чуть позже.
А пока о невероятном открытии, сделанном Виктором Михайловичем Васнецовым в Академии художеств, куда он явился в 1868 году, чтобы держать экзамен во второй раз.
О ужас! – вдруг выяснилось, что Васнецов Виктор Михайлович экзамен выдержал еще в прошлом году.
Матушка-провинция! И такие вот сказки приключались по твоей невероятной скромности да застенчивости. Из-за того, что не так поглядели, из-за того, что кто-то в усы фыркнул. Тут бы рассмеяться, но силы на смех не хватило. И потом не засмеялся, сказал сам себе со всею вятскою серьезностью:
– Что бог ни делает – к лучшему.
Пропал академический год, но зато был год учебы у Крамского, год досок по рублю за штуку. Работа для картографического заведения генерала Ильина, уроки детям Ильина. Наконец, друзьями обзавелся. Хорошими, для ума и сердца.
О них-то он и думал, выходя из Академии художеств: сказать о казусе или уж лучше промолчать?
Рисующих было меньше обычного, но появились новички. Возле него двое устроилось. Один студент, другой… человек неопределенных занятий.
Рисовали руку. Новички уже успели испортить по два-три листа и теперь приглядывались к работе Васнецова. Потом подошли.
– Не поделитесь ли секретом? – спросил студент. – У нас никак не получается.
– Не то чтобы не получается, – сказал человек неопределенных занятий, – а не получается в превосходной степени.
Васнецов встал на место одного, нарисовал контур руки и другому нарисовал.
– Штрихуйте.
– Ать-два, и готово! – покачал головой человек неопределенных занятий.
– Ну как же готово! – удивился Васнецов. – Вся работа впереди. Вы, должно быть, поступили, чтоб с Крамским завести знакомство.
– О нет! Преследуем высшие цели. Нас заедает гармония познания. Возможно ли почитать себя образованным человеком, коли невежествен в пластических искусствах! Впрочем, не пора ли нам познакомиться? Мстислав Викторович Прахов, филолог.
– И поэт, – сказал его товарищ. – А я Василий Тимофеев сын Савенков, студент.
– Виктор Михайлович Васнецов, а вот кто я?.. До сегодняшнего дня был никто. Вы люди здесь случайные, потому вам могу сказать не таясь… В прошлом году держал экзамен в Академию… Сделал все быстро, а потом кто-то хмыкнул за спиной, кто-то глянул не так. Вот и решил я, что провалился… А сегодня пошел в Академию, чтоб об экзаменах спросить, а, оказывается, я был… принят. Рисунок положительно, а общеобразовательные предметы мне зачли по семинарии.
– Ай-я-яй! – замотал головой Савенков. – Очень, наверное, обидно?
– Что бог ни делает – к лучшему. Здесь Крамской. Он за искусством-то не теряет человека. Ко всем с добрым словом.
– Вы – вятич! – определил Прахов решительно.
– Верно! По говору смекнули?
– Смекнул… А не пойти ли нам на Неву? День нынче совсем весенний! Такой день для петербургской зимы – подарок.
Пошли на воздух.
Небо в легких облачках голубело по-деревенски простенько, в нем чудилось что-то девичье, нежное, несмелое. Нева была подо льдом, под снегом.
– Кажется, как стена Петропавловки, – сказал Савенков, кивая на лед. – Незыблемо! А ведь унесет за милую душу. Дохнет теплом, и царствие мороза кончится в считанные дни.
– Так же и Россия наша, – сказал Васнецов. – Все говорят – темна. Взять хотя бы и Вятскую губернию… Темна. Темна, да не безнадежна! Вот как вы говорите: дохнет теплом, и просветлеет вокруг.
– Радостно слушать такое! – воскликнул Прахов. – У нас ведь все привыкли поносить свое отечественное на чем только свет стоит. А у России все впереди! Вятич – в школе на Бирже, в академии – тоже уж вся Россия собралась. Пробуждаемся! Только слепые того не видят.
– Вы знаете стихи Хомякова? – спросил Савенков.
– Нет, – виновато улыбнулся Васнецов.
– Тогда послушайте и полюбите.
О Русь моя! Как муж разумный,
Сурово совесть допросив,
С душою светлой, многодумной,
Идет на божеский призыв,
Так, исцелив болезнь порока
Сознаньем, скорбью и стыдом,
Пред миром встанешь ты высоко
В сияньи новом и святом!
Иди! Тебя зовут народы!
И, совершив свой бранный пир,
Даруй им дар святой свободы,
Дай мысли жизнь, дай жизни мир!
Иди! Светла твоя дорога.
В душе любовь, в деснице гром,
Грозна, прекрасна – ангел Бога
С огнесверкающим челом.
– Хорошо, – сказал Васнецов. – Только восторгу больно много.
Прахов засмеялся.
– Верно. Многовато. Не все же о горестях плакаться. Взять хотя бы художников. Народными темами увлеклись – прекрасно! Но ведь мало жаловаться на жизнь, надо показать – и во всю мощь, – чем прекрасна Россия, то, чем все мы гордиться должны. Вы былины читывали?
– Нет, – снова признался Васнецов.
– Идемте после занятий ко мне. Художник должен узнавать свой народ не только по лаптям. Вот вы русский человек из глубины России, вы знаете своих русских богатырей?
– Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович…
– Илья, Добрыня и Алеша. Иные, правду сказать, и эту великую троицу не назовут. А ведь есть еще Васька Буслаев, Михайло Помык, Дюк, Дунай, Сухман, Ставр Годинович, ну и, конечно, Святогор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108