Очевидно, что мы имеем дело с закоренелым пессимистом. Ослунд обозвал бы его коммунистом, Мак Фоул вызвал бы полицию. Чтобы избежать ареста, остается призвать на помощь Ирину Ясину, экономическую обозревательницу революционно настроенного органа под названием «Москоу таймс», написавшую следующие милые строки: «Ни для кого из тех, кто вблизи наблюдает ход российской экономической реформы, не секрет, что до сих пор единственные сдвиги происходили в денежно-кредитной области. Когда мы переходим к структурной политике, то России нечем похвастаться. Производство мало изменилось с социалистических времен, а если быть откровенными, то не изменилось вовсе. Предприятия с высокими объемами экспорта, гордость страны в начале индустриальной эпохи, остались такими же. ВПК все еще камнем висит на шее экономики. Но, самое главное, так и не начал действовать естественный отбор»62.
Вот более или менее полная картина ситуации, хотя, конечно, можно было бы добавить еще немало подробностей. Но мне кажется, сказанного достаточно, чтобы показать, что за «реформа» была навязана России и насколько она себя оправдала. Вы спросите, кем она навязана? Жрецами, отправляющими культ американского капитализма и торжествующего нео-либерализма, как международными, так и местными, российскими, при активной нескрываемой поддержкой извне, прежде всего администрации Клинтона и канцлера Коля.
Оттуда в МВФ и во Всемирный банк поступил приказ реализовать в России только эту реформу и никакую другую. Так все и началось, из смешения неолиберального фундаментализма, краткосрочных политических расчетов, призванных помочь шатающемуся Ельцину, и более дальновидных планов, нацеленных на дальнейшее ослабление России после блестящего успеха с развалом СССР.
Я не утверждаю, что все действующие лица преследовали одни и те же цели. Каждый добивался своей, при условии, что она у него наличествовала. В конце концов главенствующим оказался основной сценарий, имеющий в качестве общего знаменателя западную культуру конца XX века, использующую глобализацию в своих интересах и намеренную навязать ее концепцию всему остальному миру, А это касается не только экономики, производства и потребления, но и политики и ее форм, досуга, образа жизни и самого мировоззрения миллиардов жителей Земли.
В свете происходящего, учитывая, что операция по приучению России к этой модели с треском провалилась (в отличие от планов по ослаблению, точнее, по уничтожению, российской мощи), можно сделать вывод, что в настоящий момент у гегемонической западной культуры немного шансов реализовать свои намерения и что в будущем ей придется иметь дело с ущербом, нанесенным ее специфическим и субъективным видением глобализации, являющейся по сути объективным и неизбежным процессом. Нельзя не согласиться с тезисом Александра Зиновьева, выведенным для России, но действительным для двух третей мира, которым предстоит стать тремя четвертями в следующие 15–20 лет: «У России не больше шансов стать частью Запада, чем у мухи слоном, на том единственном основании, что у обоих есть хобот. К тому же Запад уже определил свое место и роль. Максимум, на что могут рассчитывать схожие с ним народы, это оказаться в его сфере влияния и колонизации, да еще на тех условиях, которые он сам, единственный и неповторимый, сочтет позволительными»63.
Как читатель мог уже заметить, немалая часть размышления настоящей работы, на первый взгляд посвященной исключительно России, сводится к теме информации, ее производства и распространения в современном мире. Это не следствие профессиональных интересов автора. Просто я констатирую, что без решения проблемы того, кто и как контролирует ее потоки (и следовательно, возможно ли их контролировать иным образом), все остальные вопросы нашего мира будут решаться в пользу частных интересов, зачастую узких и безумно ограниченных, вопреки интересам большинства. Я прекрасно понимаю, что кто-нибудь немедленно с возмущением взмахнет руками, услышав слово «контроль», а потом окунет перо в чернильницу или ткнет пальчиком в клавиатуру компьютера, чтобы заклеймить тезис о противостоянии общих и частных интересов. А кто-то другой спросит: да что же этот за овощ такой, «общие» интересы?
Очевидно, что определить их непросто. Можно дать этому термину немало определений – и все они будут адекватными и в то же время неполными. Но ясно, что любую проблему можно решить двумя способами: или на основе одного из тысяч частных интересов, или же исходя из узкой выборки интересов общих. Это – первое и самое главное. Это лакмусовая бумажка, которая показывает близость к общим интересам. Определяется этот показатель очень просто: количеством информации о принятии данного решения, количеством людей, получившим доступ к ней. Короче, чем меньше гласности, чем меньше число вовлеченных в принятие решения, тем меньше демократии и выше риск, что кто-нибудь обведет остальных вокруг пальца. Доказательством является рассматриваемая нами ситуация. Весь мир знал – и был вынужден принять за истину – одну-единственную версию событий, одну гипотезу. Ему бесконечно повторяли, что «альтернативы» нет: ни Ельцину, ни шоковой терапии, ни насилию, которому были подвергнуты миллионы людей. Никому неизвестные люди получили возможность беспрепятственно распространять свое мнение, хотя в их компетентности были и остаются немалые сомнения. А ведь звучали и другие голоса, в чьей компетентности можно было быть уверенными. Но их не услышали, не распространили, не обсудили. Их ли это вина? Может, они просто не смогли достучаться до крупных СМИ? Бросьте, оставим эти глупости, эти, как сказал бы Поппер, «ужасные» гипотезы. Тому помешали очевидные интересы колоссальной мощи. Плюс глобальная система информации, находящаяся в руках их представителей. Отсюда «бардак», которым справедливо возмущается Пьеро Оттоне, говоря об Италии. Только этот «бардак» стал уже всемирным.
В 1994 году, когда опасность пути, выбранного Россией, стала уже очевидной, группа российских и американских ученых и экономистов опубликовала совместное «Заявление»64, забившее тревогу по поводу шоковой терапии. Это Заявление, особенно если сравнить его с кучей чепухи, занимающей самые престижные газетные площади, заслуживало бы как минимум первых полос и призвано было привлечь внимание по меньшей мере предпринимательских и правительственных кругов разных стран. Однако боюсь, что и сегодня немногие знают о нем, хотя за прошедшие три года число подписавших его «диссидентов» расширилось, включив в себя даже пять лауреатов Нобелевской премии по экономике (все – американцы). Это: Лоуренс Кляйн (Пенсильванский университет), Василий Леонтьев (Нью-йоркский университет), Дуглас Норт (Вашингтонский университет), Кеннет Эррру (Стэндфордский университет) и Джеймс Тобин (Йельский университет)65.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76