Он встал и направился к бару.
— Раз уж ты рядом с баром, достань мне шотландское виски с содовой, — крикнула я ему вслед.
Промолчав, он вернулся на кухню и поставил бутылку виски на соседний столик.
Я высыпала лук и перец в. сковородку с тушившимися томатами, а затем стала поджаривать сосиски.
— У меня еще не готово второе, — извинилась я, продолжая готовить.
— Не обращай на меня внимания, обойдемся и без второго.
— Неплохо бы сейчас отведать молодого барашка, телячью грудинку или жареного поросенка, запивая белым вином, — сказала я, ставя на плиту кастрюлю с водой. — Я очень люблю мясо молодого барашка, но сейчас не могу предложить тебе ничего, кроме дежурного блюда.
— Может, тебе хватит резать трупы, могла бы открыть свой собственный ресторан.
— Спасибо за комплимент.
— Пожалуйста. С бесстрастным лицом он зажег сигарету. — Как называется это блюдо? — спросил он, указывая глазами на плиту.
— Это блюдо называется «Желто-зеленая лапша со сладким перцем и сосисками», — ответила я, выкладывая на тарелку сосиски. — Но чтобы по-настоящему поразить тебя, я назову это блюдо его настоящим именем, которое звучит следующим образом «le papardelle del Cantun-zein».
— Не беспокойся, ты меня и без того поразила.
— Марино, — спросила я, заглянув ему в глаза. — Что произошло сегодня утром?
На мой вопрос он ответил вопросом.
— Ты кому-нибудь говорила о вашем разговоре с Весси насчет рубленой раны, сделанной с помощью зазубренного лезвия ножа?
— Пока что я сказала об этом только тебе.
— Трудно представить, как это Хильде Озимек удалось точно описать охотничий нож с зазубренным лезвием во время пребывания на стоянке зоны отдыха, куда ее привезла Пэт Харви.
— Это очень трудно понять, — согласилась я, выкладывая в кипящую воду томатную пасту. — В жизни есть много вещей, Марино, которые очень трудно понять и объяснить.
На приготовление свежей пасты не требуется много времени, и я вылила ее в стоявшую в духовом шкафу теплую миску. Добавив соус, я перемешала полученное блюдо с маслом и натертым свежим сыром, после чего пригласила Марино к столу.
— У меня в холодильнике есть артишоки вместо салата. Пойду достану хлеб из морозилки.
— Вот это все, что мне нужно, — ответил он. Очень здорово. Действительно очень вкусно.
Я почти не дотронулась до еды, в отличие от Марино, который за несколько минут опустошил тарелку и сидел в ожидании добавки второго. Казалось, что Марино целую неделю был голодным. Он совершенно за собой не следил, и это было очень заметно. Галстук давно уже пора отнести в химчистку, кромка на одной штанине брюк окончательно замахрилась, а рубашка на локтях была в желтых пятнах. Всем своим обликом он будто хотел сказать, что он очень нужный, но, к сожалению, никем не востребованный человек. С одной стороны, это действовало на меня отталкивающе, с другой же — вызывало очень сильное беспокойство. Мне было непонятно, как взрослый и интеллигентный мужчина мог так опуститься, махнув на себя рукой. Но мне было также известно, что жизнь его пошла на самотек, дав серьезную трещину, и с этим он не мог ничего поделать.
Поднявшись из-за стола, я достала с полки красное вино «Мондави».
— Марино, — сказала я, наполняя наши бокалы вином, — чью фотографию ты показывал Хильде? Своей жены?
Облокотившись на спинку стула, он сидел, не поднимая на меня глаз.
— Если тебе не хочется, можешь мне об этом не рассказывать. Но ты сидел тогда сам не свой, и это было очень заметно.
— То, что она мне сказала, просто выбило меня из колеи, — ответил он.
— Ты имеешь в виду Хильду?
— Да, то, что она мне сказала.
— Может быть, ты все-таки мне расскажешь об этом?
— Я никому об этом не рассказывал, — ответил он, потянувшись за вином. Лицо его в этот момент было напряженным, пристыженным. — В прошлом ноябре она уехала обратно в Джерси.
— Ты когда-нибудь говорил мне, как ее зовут?
— Господи, ну какое это имеет значение? — пробормотал он.
— Имеет, имеет. Не слишком ли много у тебя тайн?
— А я всегда был таким. Полицейская служба сделала меня еще более скрытным. Мне так часто приходилось слышать этих полицейских сукиных сынов, жалующихся на своих жен, подружек, детей. Они рыдают на твоем плече, а ты искренне веришь им, как своим братьям. А потом, когда у тебя вдруг возникли какие-то трудности и ты тоже, не подумав, поделился с ними своими проблемами, на следующий же день весь твой разговор становится достоянием всего полицейского департамента. Поэтому я давно научился держать язык за зубами.
Немного помолчав, он достал кошелек, вытащив оттуда фотографию.
— Ее зовут Дорис, — сказал он, протягивая мне снимок, который показывал Хильде Озимек сегодня утром.
У Дорис было очень милое лицо и приятная, слегка округленная фигура. Одетая в строгий наряд, она застенчиво и напряженно улыбалась, неподвижно застыв перед камерой. Мне показалось, что я видела это лицо тысячи раз, поскольку в мире много таких женщин. Молодые и милые, они, сидя на крылечке под волшебным звездным небом, вдыхали аромат летнего воздуха, погрузившись в любовные мечтания. Они, как зеркала, отражали образы тех значительных людей, которых встретили на своем пути. Они совершенно забывали о том, как много было сделано их стараниями, не — унывая при мысли, что многим желаниям так и не суждено сбыться. Но однажды наступало прозрение, и они просыпались взбешенные, как после дурного сна.
— В этом июне должно было исполниться тридцать лет нашей совместной жизни, — пояснил Марине, забирая у меня фотографию. — Вдруг она почувствовала себя совершенно несчастной. Стала недовольна тем, что я много работаю, никогда не бываю дома. Она же совершенно не знает, какие авралы случаются на работе. Это дело с парочками. Но ведь я же не маленький, понимаю, что причина вовсе не в этом.
— А в чем же тогда причина?
— Мне известно, что она познакомилась в Джерси с одним парнем, у которого пару лет назад умерла жена.
Он, будучи агентом по продаже земельных участков, помог ей однажды продать принадлежавший ее матери дом. Дорис как-то упоминала о нем пару раз, казалось не придавая значения их знакомству. Но что-то там все-таки завязалось. Поздно вечером в нашем доме стали раздаваться телефонные звонки. Но, когда я брал трубку, на другом конце ее тут же клали. Дорис как сумасшедшая неслась к почтовому ящику, чтобы опередить меня. А в ноябре ни с того ни с сего она собрала вещи и уехала, якобы ухаживать за больной матерью.
— С тех пор она ни разу не приезжала? — спросила я.
— Время от времени она позванивает мне, настаивая на разводе.
— Извини меня, Марино.
— Понимаешь, там живет ее мать, за которой присматривает Дорис. Там же она встречается с агентом по продаже недвижимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95