– Как его зовут?
– Иван. Иван Чеметов. Он русский. Но родился здесь.
Это была опасная тема. Я понимал, что все сказанное мною сейчас определит, насколько откровенна дочь будет со мной в будущем. Забудь об этом.
– Вы уже спали вместе?
Она широко открыла глаза и хихикнула.
– Папа! Как ты можешь такое спрашивать! Да, спали.
– Вы соблюдали осторожность?
Касс кивнула.
– Он хороший парень?
Она открыла рот, чтобы ответить, но запнулась, закрыла глаза и проговорила:
– Надеюсь.
– Тогда мазелтов* [Mazeltov (идиш) – поздравляю.]. Я убил бы его, попадись он мне только на глаза, но раз тебе он нравится, я вытру слезы и пожму ему руку.
Я бросил ей мяч. Она поймала его легчайшим движением руки. Моя прелестная дочка.
– Он играет в бейсбол?
– Можешь спросить его сам. Он через полчаса приедет.
Мы играли, пока не позвонил Иван Грозный. Пес потащился посмотреть, не ему ли это принесли поесть. Касс бросилась открывать, а ее папа сжал мяч немножко чересчур крепко и сделал усилие, чтобы не заскулить. Много лет я боялся этого момента. Как персонаж из рассказа Борхеса, пытавшийся представить различные варианты собственной смерти, я сочинил сотню разных сценариев встречи с монстром, лишившим невинности Кассандру Байер. Пожать ему руку? Лучше плюнуть в морду. Это может показаться извращением, но еще когда моя дочь была маленькой шалуньей, я задумывался о том дне, когда... И вот это случилось.
Иван. Иван Грозный. Иван Денисович. Величайший подонок из всех, кого я знал, был Иван Блумберг. А как фамилия этого? Чеметов? Кассандра Чеметов? Попробуй быстро произнести такое три раза.
– Папа, это Иван.
На пол головы ниже Кассандры, у него были точеные славянские черты лица. Волосы, коротко остриженные по бокам, были зачесаны назад, как можно увидеть на картинах фашистов двадцатых – тридцатых годов. Красивый парень, но с жестким, суровым взглядом. И добавьте к этому футболку, прикрывавшую руки, достойные примерно Пучеглаза и Блуто вместе взятых.
– Очень приятно, мистер Байер. – Его рукопожатие оказалось удивительно деликатным и долгим. – Я читал все ваши книги и очень хотел бы поговорить с вами о них.
Я задал обычные вопросы, какие положено задавать, когда впервые встречаешься с предполагаемым женихом дочери. Чем занимаетесь? – Первокурсник в университете Уэсли, хочет заниматься экономикой. – Где вы познакомились? – В Нью-Йорке на концерте «Массированного Наступления». Я не понял, была это рок-группа или военный оркестр, но уточнять не стал. Мы поболтали, и я вполуха слушал его ответы. Что меня действительно занимало – это выражение лица Касс. Она смотрела на Ивана глазами святой в религиозном экстазе, как на пошлых итальянских открытках. Не чувственное «я хочу тебя съесть» и не «ну разве он не милый?» – нет, это было настоящее обожание. Такой взгляд моей весьма хладнокровной и рассудительной дочери говорил сам за себя.
Зазвонил телефон, и я вышел на веранду снять трубку.
– Алло?
– Это Фрэнни. Ты был сегодня на кладбище, верно?
– Да.
–Значит, видел, что написано на могиле Паулины? Почему ты мне не позвонил?
Дети наблюдали за мной. Я отвернулся и отошел на несколько шагов.
– Сказать по правде, Френ, я подумал, что это мог написать ты. Чтобы раззадорить меня, что ли.
– Раззадоривайся сам, Сэм! Буду я осквернять могилы, только чтобы ты оторвал от стула свою задницу. Поверь мне, кто бы это ни сделал, я до него доберусь. Миссис Острова – милая старушка, и это ее очень расстроило. Именно она и обнаружила надпись. Полагаю, она пришла на могилу сразу после тебя. Господи Иисусе, кому взбрело в голову написать «Привет» на могиле?
– «Привет, Сэм». Они говорят «привет» мне, Фрэнни. Это-то мне и не нравится.
– Да, еще бы. Слушай, когда снова случится что-нибудь подобное, позвони мне, ладно? Тебе нужна моя помощь в этом деле, помоги и ты мне. А то получишь от меня пенделя, как раньше. Понял?
– Понял, начальник.
– И еще вот что: привет, Сэм!
Он хмыкнул и повесил трубку.
Я пригласил влюбленных голубков на обед. Заставив себя не думать о его пальцах на ее коже, я осознал, что Иван – незаурядный молодой человек, и легко смог понять, что она им увлеклась. Он был в равной степени волевым и эмоциональным. С Кассандрой он был почтителен и каждый раз, стоило ей заговорить, внимательно ее слушал. А что еще важнее – Ивана, кажется, искренне интересовало то, что она говорила. Он также оказался одним из тех счастливчиков, кого интересует все одновременно. Экономика для него была не важнее, чем последний прочитанный им роман. В старших классах Иван был чемпионом штата по борьбе. Правда, этот юноша был немного высокомерен. Но я бы и сам не избежал высокомерия, будь я таким же блестящим и решительным.
Под конец обеда Иван сказал, что слышал о моем новом замысле и может сообщить кое-что, что меня заинтересует, и достал из рюкзака пачку бумаги примерно в дюйм толщиной, напомнившую мне несброшюрованный сценарий кинофильма.
Услышав от Касс мою историю, он провел для меня кое-какие расследования. Еще один любитель Интернета, Иван проехался на «порше» своих мозгов по всем информационным скоростным трассам, собирая все доступные данные, которые, по его мнению, могли мне пригодиться. Быстро пролистав страницы, я увидел документы из окружной прокуратуры, статьи местных газет об убийстве, старую заметку Марка Джейкобсона в журнале «Эсквайр» о смерти Гордона Кадмуса, которую я уже читал раньше... Это была драгоценная коллекция.
– О, да это просто чудо! Большое спасибо, Иван.
– Я бы действительно хотел помочь, чем могу. Я люблю всякие поиски.
– Могу поймать тебя на слове. Я посмотрю, что пригодится, а потом мы еще об этом поговорим.
Мы вернулись домой, а потом Иван с Касс снова куда-то отправились. Я стоял у окна, глядя им вслед. Тишина в комнате была слишком громкой. Я испытывал радость за Касс, но понимал, что в этот знаменательный вечер навсегда ушли в прошлое наши отношения с ней, какими они были все эти годы. Теперь у нее есть кого любить, кто хочет владеть ею и выслушивать ее секреты. Отпустив занавеску, я грустно подумал, играла ли она и с ним в бейсбол.
Ощутив приступ «невроза среднего возраста», я встряхнулся, как мокрая собака, и решил кое-что прочесть – письмо Вероники, информацию Ивана.
В моем любимом кресле разлегся пес; он спал и отвратительно причмокивал во сне. Не раз он огрызался на меня, когда я пытался прогнать его с этого кресла, и мне не хотелось еще раз с этим столкнуться, поэтому я уселся на кушетку и вынул из кармана очки.
Наверху послышался шум. По соседству недавно случилось несколько грабежей, и оттого, когда остаешься один дома, всякий звук кажется в десять раз подозрительнее. Я медленно встал, на цыпочках прокрался к лестнице и прислушался, но больше ничего не услышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67