— Мне, пожалуй, пора. Надо возвращаться в Крейнс-Вью.
Она закрыла глаза и кивнула. Она понимала, что выбора у меня не оставалось.
— Если ты сейчас уйдешь, то не сможешь сюда вернуться, пока не примешь решения. Ты не будешь под защитой.
— Я не хочу быть под защитой. — Наклонившись, я поцеловала ее в лоб. От нее пахло тальковой присыпкой. — Спасибо вам за все, Франсес. Несмотря на все случившееся, я по-прежнему очень вас люблю.
— А я тебя. Вот о чем я всегда жалела — что у меня нет ребенка. Дочки. Теперь, когда я тебя узнала, я понимаю, чего была лишена, и еще больше жалею об этом.
Я коснулась ее щеки и, выйдя в коридор, закрыла за собой дверь.
Я не успела сделать и двух шагов, как меня начало трясти. Я была еще не готова. Думала иначе, но ошибалась. Еще пять минут с Франсес. Еще несколько вопросов. Мне необходимо было провести с моим другом еще хоть пять минут. И тогда у меня хватит сил перенести все, что мне предстоит. Она это поймет. Она знает, как унять мою дрожь и прогнать моих демонов.
Я вернулась к ее двери и распахнула ее. Звучала музыка. Франсес сидела на кровати, спрятав лицо в ладонях, и все ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий.
— О боже, Франсес!
Она подняла голову. Лицо было пунцовым, щеки — мокрыми от слез. Она махнула рукой, выпроваживая меня. Я не знала, чем ей помочь, как спасти моего друга от судьбы, такой безжалостной, такой предопределенной. Я могла позвать ее врача. Может, она сможет успокоить Франсес или хотя бы дать ей забыться.
Доктор Забалино была внизу, она говорила с дежурной медсестрой. Увидев меня, бегущую к ней со всех ног, она все поняла. Я стала объяснять, что произошло, но не успела я произнести и двух фраз, как Забалино поспешила к лифту. Я пошла было за ней следом, но она остановилась — ее ладонь уперлась мне в грудь.
— Нет! Если вы хотите остаться здесь, быть под защитой, дождитесь моего возвращения. Но со мной вам нельзя! Подумайте о Франсес. Вы чем-то ее расстроили. Она и без того очень слаба, ей нельзя так волноваться. — Она убрала ладонь, но развела руки в стороны, будто готовясь остановить меня, если я попытаюсь пойти за ней. Она шагнула в кабину лифта и повернулась ко мне. Когда створки дверей начали скользить навстречу друг другу, она сказала: — Не уходите. Останьтесь здесь, и вы будете в безопасности.
Огонек над дверью указывал номер этажа, на котором находится кабина. Когда она остановилась на этаже Франсес, я повернулась и подошла к дежурной. На сей раз она не читала и не делала вида, что не замечает меня. Ее глаза внимательно поблескивали, как у мелкого животного, почуявшего приближение более крупного.
— Что теперь?
— О чем вы?
Я хлопнула ладонью по столику. Звук был громким, женщина поморщилась.
— Не морочьте мне голову! Что теперь?
— Обычно врачам удается справиться с такими ситуациями. Доктор Забалино — специалист высокого класса.
Она знает, как помочь вашему другу. Но вот помочь вам сложнее, потому что вы еще не сделали выбора. Это хуже всего. Прийти к какому-то решению — ведь так много всяких «за» и «против». Поэтому вам надо бы остаться у нас, пока вы не решитесь. Фиберглас — самое подходящее для вас место. А вне его стен очень, очень опасно. Там случаются такие…
— Передайте доктору, что я ушла.
— Вам нельзя уходить!
— Я не хочу здесь оставаться. Мне нужно… В общем, скажите, что я ушла.
— Но…
И снова тишину холла нарушил звук моих шагов по каменному полу. Сквозь окно я увидела Эрика Петерсона в такси. На лице его по-прежнему играли блики от экрана портативного телевизора. Я толкнула тяжелую входную дверь. Воздух был прохладный, пахло сосной и камнем. У меня не было ни малейшего желания возвращаться в «безопасность» этого здания.
— Эрик? Поехали домой. Он поднял голову.
— Вы закончили?
— Да. Не возражаете, если я сяду рядом с вами?
— Вот уж нисколько. Прыгайте.
Он перегнулся через пассажирское сиденье и открыл дверцу. Фары излучали светло-желтое сияние. Я обошла машину спереди и села рядом с Эриком, но дверь не закрыла. Мне надо было немного посидеть в покое, чтобы моя жизнь могла продолжиться.
— Ну и как дела, Миранда? Как ваш Друг?
— Болеет. Это ваша семья? — Рядом с приборным щитком в маленькой металлической рамке были помещены три овальные фотографии — мальчик, девочка, женщина. На девочке был свитер капитана команды болельщиков, и она вовсю улыбалась в камеру. Симпатичная женщина бесстрастно смотрела прямо в объектив. Мальчик…
— Да, это моя жена Нина, дочь Нелли и Айзек.
— Он на вас похож.
— Айзек умер от менингита два года назад. Как-то вечером пожаловался, что плохо себя чувствует, и лег пораньше. А утром его уже не стало.
Он жестом предложил мне закрыть дверцу. Я помедлила, чтобы еще раз в тусклом свете взглянуть на Айзека. Эрик завел машину. В салоне запахло выхлопными газами.
— Я вам очень сочувствую. Какой он был?
— Интересно, что вы спрашиваете. Большинство как узнают, так только сочувствуют. А вопросы задавать смущаются. Или им становится неловко. Какой он был, спрашиваете? Заводной. Неугомонный. Вставал каждое утро в пять и весь день был как белка в колесе, пока вечером не зашвырнешь его в кровать и не велишь закрыть глаза. Наверно, он был гиперактивным, а жена говорила, он слишком любопытный, чтоб усидеть на месте. Нам его здорово недостает.
Я захлопнула дверь, и мы поехали прочь от Фибергласа. Скрежет гравия под колесами казался мне оглушительным. Когда мы выехали на улицу, я бросила взгляд на свои руки, лежавшие на коленях, — они были сжаты в кулаки. Я боялась, нас что-нибудь остановит или вернет, но это были мои эгоизм и паранойя. Ничто нас не остановило; ничто нас не встретило, кроме мрака ночи, прорезаемого светом фар.
— Как-то, когда Айзек был еще маленьким, то есть, понимаете, совсем малышом, я вошел в ванную и увидел, что он стоит босой возле унитаза. Сиденье было поднято, и он держал одну ногу на весу над бортиком. Я спросил, что это он еще надумал, потому что с таким ребенком, знаете ли, всегда надо было держать ухо востро. Он ответил, что, мол, поклялся себе, что сможет окунуть ногу в унитаз, в воду. По какой-то дурацкой причине он боялся сделать это. И вот он там стоял, заставляя себя сделать то, что его страшило больше всего на свете.
— Почему он боялся? В туалете что — воду не спустили?
— Нет, ничего подобного. — Петерсон убрал руку с руля и сделал ею неопределенное движение в воздухе. — Но знаете, как это бывает с малышами: у них совсем другие страхи, чем у взрослых.
Я наклонилась, чтобы получше разглядеть лицо на фотографии. Мальчик и правда был похож на отца, но даже на снимке было видно, что в глазах у него горят искорки. Заводной, как сказал его отец.
Мы возвращались в Крейнс-Вью той же дорогой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75