Одна из женщин захихикала, остальные продолжали сидеть с тем же непроницаемым видом, и он удалился ни с чем.
В полдень за едой мистер Тодд сказал:
- Мистер Ласт, индейцы мне сообщили, что вы хотели с ними договориться. Проще передать все, что вам нужно, через меня. Вы понимаете, правда ведь, что они ничего не делают без моего разрешения. Они считают себя, и во многих случаях вполне правильно, моими детьми.
- Да, кстати говоря, я спрашивал их о каноэ.
- Так они мне и сказали... А теперь, если вы уже поели, мы могли бы прочесть следующую главу. Меня очень захватила эта книга.
Они закончили "Домби и сына". Почти год прошел с тех пор, как Тони покинул Англию; мрачное предчувствие, что его заточению не будет конца, нахлынуло на него с особой силой, когда он нашел между страницами "Мартина Чезлвита" исписанный карандашными каракулями документ:
"Год 1919.
Я Джеймс Тодд из Бразилии обитаю Барнабасу Вашингтону из
Джорджтауна, если он закончет книгу Мартин Чезлвит отпустить его как
кончет".
За сим следовал толстый карандашный крест и после него:
"Этот крест поставил мистер Тодд подписал Барнабас Вашингтон".
- Мистер Тодд, - сказал Тони, - я должен поговорить с вами откровенно. Вы спасли мне жизнь, и когда я вернусь к цивилизации, я постараюсь вас вознаградить, как только смогу. Я дам вам все, что вы захотите, в разумных пределах, конечно. Но сейчас вы держите меня здесь против моей воли. Я требую, чтобы вы меня освободили.
- Кто вас держит, друг мой? Я вас ни в чем не стесняю. Уходите когда хотите.
- Вы отлично знаете, что я не могу уйти без вашей помощи.
- В таком случае вам придется улещать старика. Прочтите мне еще главу.
- Мистер Тодд, я готов поклясться чем угодно: когда я доберусь до Манаоса, я подыщу себе заместителя. Я найму человека, который будет читать вам весь день напролет.
- Но мне не нужен никто другой. Вы прекрасно читаете.
- Сегодня я читал в последний раз.
- Ну что вы, - вежливо сказал мистер Тодд.
Вечером к ужину принесли только одну тарелку с вяленым мясом и фариньей, и мистер Тодд ел в одиночестве. Тони лежал, глядя в потолок, и молчал.
Назавтра в полдень опять была подана только одна тарелка, и мистер Тодд держал на коленях взведенное ружье. И Тони начал "Мартина Чезлвита" с того места, где они остановились.
Недели тоскливо тянулись одна за другой. Они прочли "Николаса Никлби", и "Крошку Доррит", и "Оливера Твиста". Потом в саванну забрел полукровка-золотоискатель, один из тех одиноких бродяг, что скитаются всю жизнь по лесам, поднимаются по течению мелких ручейков, намывают гравий, набивают унция за унцией кожаный мешочек золотым песком и в результате по большей части погибают от лишений и голода с золотишком на пять сотен долларов вокруг шеи. Мистера Тодда раздосадовал приход золотоискателя, однако он дал ему фариньи и через час выдворил. Но за этот час Тони успел нацарапать свое имя на клочке бумаги и сунуть его золотоискателю.
С тех пор он жил надеждой. Шли дни с их неизменным распорядком: кофе на восходе солнца; утро, проведенное в праздности, пока мистер Тодд ковыряется на ферме; фаринья и tasso в полдень, днем - Диккенс, на ужин фаринья, tasso, иногда какой-нибудь плод; с заката до рассвета - молчание, в говяжьем жиру едва тлеет фитилек, над головой смутно виднеется пальмовая кровля; но Тони был спокоен; он верил и надеялся.
Когда-нибудь, в этом году, а может, и в следующем, золотоискатель забредет в бразильскую деревушку и поведает там о нем. Гибель экспедиции Мессингера не могла пройти незамеченной. Тони представлял себе, с какими шапками выходили тогда газеты; наверное, поисковые партии и по сю пору прочесывают те места, где он проходил; в любой день в саванне могут зазвучать голоса англичан, и сквозь заросли с треском ворвется веселая ватага искателей приключений.
Даже читая, он губами механически воспроизводил напечатанный текст, а мыслями витал где-то далеко-далеко от своего нетерпеливого и безумного хозяина; он представлял в картинах свое возвращение домой и постепенный возврат к цивилизации (он бреется и покупает новую одежду в Манаосе, отправляет телеграмму с просьбой выслать деньги, получает поздравления, наслаждается неторопливым путешествием по реке до Белена, плывет на большом лайнере в Европу; смакует отличный кларет, свежее мясо и весенние овощи; он несколько робел встречи с Брендой и не знал, как себя с ней вести... "Милый, ты так задержался: ты обещал вернуться раньше. Я чуть не поверила, что ты пропал...").
Тут его прервал мистер Тодд:
- Может, перечтете еще раз этот отрывок? Мне он всегда доставляет огромное удовольствие.
Проходила неделя за неделей; спасатели не показывались, но надежда на завтрашний день помогала Тони прожить сегодняшний; в нем даже пробудилось что-то вроде симпатии к своему тюремщику, и, когда тот после долгой беседы с индейцем предложил пойти на праздник, Тони согласился.
- В этот день местные обычно устраивают пир, - объяснил мистер Тодд. Они уже наготовили пивари. Может, вам оно и не придется по вкусу, но попробовать стоит. Сегодня вечером мы пойдем в гости к этому индейцу.
Как и было договорено, они присоединились к индейцам, собравшимся у очага в одной из хижин на другой стороне саванны. Индейцы, приложившись к большой тыкве-горлянке с какой-то жидкостью, с вялым монотонным пением передавали ее из рук в руки. Тони и мистера Тодда усадили в гамаки и предоставили им отдельные сосуды.
- Надо сразу выпить все до дна. Так требует обычай. Тони, стараясь не распробовать, залпом выпил темную жижу. Но пойло было не такое уж противное, кисловатое и мутное, как почти все напитки, которыми его угощали в Бразилии, зато с привкусом меда и черного хлеба. Он раскинулся в гамаке, испытывая давно забытое блаженство. А вдруг в это самое время поисковая партия разбивает лагерь в нескольких часах ходьбы отсюда? Он согрелся, его стало клонить ко сну. Песня то набирала темп, то снова замирала, и так бесконечно, как литургия.
Ему поднесли еще одну горлянку с пивари, и он осушил ее до дна. Он лежал, раскинувшись в гамаке и наблюдая за игрой теней на кровле, когда пай-ваи начали танцевать. Тогда он закрыл глаза, вспомнил Англию, Хеттон и заснул.
Проснулся он все еще в индейской хижине, с таким ощущением, словно сильно переспал. По положению солнца он понял, что уже далеко за полдень. Он поискал глазами часы, но, к его удивлению, их на руке не оказалось. "По-видимому, оставил дома перед вечеринкой, - решил он. - Наверное, здорово перепил вчера. Зверское пойло".
У него болела голова, и он испугался, как бы не вернулась лихорадка. Опустив ноги на землю, он обнаружил что едва стоит, его шатало, в голове был сумбур, как в те первые недели, когда он шел на поправку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
В полдень за едой мистер Тодд сказал:
- Мистер Ласт, индейцы мне сообщили, что вы хотели с ними договориться. Проще передать все, что вам нужно, через меня. Вы понимаете, правда ведь, что они ничего не делают без моего разрешения. Они считают себя, и во многих случаях вполне правильно, моими детьми.
- Да, кстати говоря, я спрашивал их о каноэ.
- Так они мне и сказали... А теперь, если вы уже поели, мы могли бы прочесть следующую главу. Меня очень захватила эта книга.
Они закончили "Домби и сына". Почти год прошел с тех пор, как Тони покинул Англию; мрачное предчувствие, что его заточению не будет конца, нахлынуло на него с особой силой, когда он нашел между страницами "Мартина Чезлвита" исписанный карандашными каракулями документ:
"Год 1919.
Я Джеймс Тодд из Бразилии обитаю Барнабасу Вашингтону из
Джорджтауна, если он закончет книгу Мартин Чезлвит отпустить его как
кончет".
За сим следовал толстый карандашный крест и после него:
"Этот крест поставил мистер Тодд подписал Барнабас Вашингтон".
- Мистер Тодд, - сказал Тони, - я должен поговорить с вами откровенно. Вы спасли мне жизнь, и когда я вернусь к цивилизации, я постараюсь вас вознаградить, как только смогу. Я дам вам все, что вы захотите, в разумных пределах, конечно. Но сейчас вы держите меня здесь против моей воли. Я требую, чтобы вы меня освободили.
- Кто вас держит, друг мой? Я вас ни в чем не стесняю. Уходите когда хотите.
- Вы отлично знаете, что я не могу уйти без вашей помощи.
- В таком случае вам придется улещать старика. Прочтите мне еще главу.
- Мистер Тодд, я готов поклясться чем угодно: когда я доберусь до Манаоса, я подыщу себе заместителя. Я найму человека, который будет читать вам весь день напролет.
- Но мне не нужен никто другой. Вы прекрасно читаете.
- Сегодня я читал в последний раз.
- Ну что вы, - вежливо сказал мистер Тодд.
Вечером к ужину принесли только одну тарелку с вяленым мясом и фариньей, и мистер Тодд ел в одиночестве. Тони лежал, глядя в потолок, и молчал.
Назавтра в полдень опять была подана только одна тарелка, и мистер Тодд держал на коленях взведенное ружье. И Тони начал "Мартина Чезлвита" с того места, где они остановились.
Недели тоскливо тянулись одна за другой. Они прочли "Николаса Никлби", и "Крошку Доррит", и "Оливера Твиста". Потом в саванну забрел полукровка-золотоискатель, один из тех одиноких бродяг, что скитаются всю жизнь по лесам, поднимаются по течению мелких ручейков, намывают гравий, набивают унция за унцией кожаный мешочек золотым песком и в результате по большей части погибают от лишений и голода с золотишком на пять сотен долларов вокруг шеи. Мистера Тодда раздосадовал приход золотоискателя, однако он дал ему фариньи и через час выдворил. Но за этот час Тони успел нацарапать свое имя на клочке бумаги и сунуть его золотоискателю.
С тех пор он жил надеждой. Шли дни с их неизменным распорядком: кофе на восходе солнца; утро, проведенное в праздности, пока мистер Тодд ковыряется на ферме; фаринья и tasso в полдень, днем - Диккенс, на ужин фаринья, tasso, иногда какой-нибудь плод; с заката до рассвета - молчание, в говяжьем жиру едва тлеет фитилек, над головой смутно виднеется пальмовая кровля; но Тони был спокоен; он верил и надеялся.
Когда-нибудь, в этом году, а может, и в следующем, золотоискатель забредет в бразильскую деревушку и поведает там о нем. Гибель экспедиции Мессингера не могла пройти незамеченной. Тони представлял себе, с какими шапками выходили тогда газеты; наверное, поисковые партии и по сю пору прочесывают те места, где он проходил; в любой день в саванне могут зазвучать голоса англичан, и сквозь заросли с треском ворвется веселая ватага искателей приключений.
Даже читая, он губами механически воспроизводил напечатанный текст, а мыслями витал где-то далеко-далеко от своего нетерпеливого и безумного хозяина; он представлял в картинах свое возвращение домой и постепенный возврат к цивилизации (он бреется и покупает новую одежду в Манаосе, отправляет телеграмму с просьбой выслать деньги, получает поздравления, наслаждается неторопливым путешествием по реке до Белена, плывет на большом лайнере в Европу; смакует отличный кларет, свежее мясо и весенние овощи; он несколько робел встречи с Брендой и не знал, как себя с ней вести... "Милый, ты так задержался: ты обещал вернуться раньше. Я чуть не поверила, что ты пропал...").
Тут его прервал мистер Тодд:
- Может, перечтете еще раз этот отрывок? Мне он всегда доставляет огромное удовольствие.
Проходила неделя за неделей; спасатели не показывались, но надежда на завтрашний день помогала Тони прожить сегодняшний; в нем даже пробудилось что-то вроде симпатии к своему тюремщику, и, когда тот после долгой беседы с индейцем предложил пойти на праздник, Тони согласился.
- В этот день местные обычно устраивают пир, - объяснил мистер Тодд. Они уже наготовили пивари. Может, вам оно и не придется по вкусу, но попробовать стоит. Сегодня вечером мы пойдем в гости к этому индейцу.
Как и было договорено, они присоединились к индейцам, собравшимся у очага в одной из хижин на другой стороне саванны. Индейцы, приложившись к большой тыкве-горлянке с какой-то жидкостью, с вялым монотонным пением передавали ее из рук в руки. Тони и мистера Тодда усадили в гамаки и предоставили им отдельные сосуды.
- Надо сразу выпить все до дна. Так требует обычай. Тони, стараясь не распробовать, залпом выпил темную жижу. Но пойло было не такое уж противное, кисловатое и мутное, как почти все напитки, которыми его угощали в Бразилии, зато с привкусом меда и черного хлеба. Он раскинулся в гамаке, испытывая давно забытое блаженство. А вдруг в это самое время поисковая партия разбивает лагерь в нескольких часах ходьбы отсюда? Он согрелся, его стало клонить ко сну. Песня то набирала темп, то снова замирала, и так бесконечно, как литургия.
Ему поднесли еще одну горлянку с пивари, и он осушил ее до дна. Он лежал, раскинувшись в гамаке и наблюдая за игрой теней на кровле, когда пай-ваи начали танцевать. Тогда он закрыл глаза, вспомнил Англию, Хеттон и заснул.
Проснулся он все еще в индейской хижине, с таким ощущением, словно сильно переспал. По положению солнца он понял, что уже далеко за полдень. Он поискал глазами часы, но, к его удивлению, их на руке не оказалось. "По-видимому, оставил дома перед вечеринкой, - решил он. - Наверное, здорово перепил вчера. Зверское пойло".
У него болела голова, и он испугался, как бы не вернулась лихорадка. Опустив ноги на землю, он обнаружил что едва стоит, его шатало, в голове был сумбур, как в те первые недели, когда он шел на поправку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57