Берегись!
Поплатишься за свои дела! Берегись! Эта ночь не за горами…
Когда мы добрались до дому и рассказали маме, папе и Ба, что произошло, мама сказала мистеру Моррисону:
– Я уже говорила, что боюсь за вас. Сегодня Калебу Уоллесу не удалось расправиться с вами… и с детьми.
Мистер Моррисон посмотрел маме прямо в глаза.
– Миссис Логан, Калеб Уоллес не из тех, кто может что-нибудь предпринять в одиночку. Ему надо, чтоб за спиной были еще люди да плюс заряженное ружье, а я знал, что никакого ружья у него нет, во всяком случае, в грузовике. Я обыскал его.
– Да, но если вы здесь останетесь, он соберет людей, и они постараются схватить вас, как он обещал…
– Миссис Логан, не просите меня уходить.
Мама протянула руку и легко коснулась руки мистера Моррисона.
– Мистер Моррисон, вы теперь член нашей семьи. Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за нас.
Мистер Моррисон опустил глаза и обвел комнату долгим взглядом, пока не остановился на мальчиках и на мне.
– У меня никогда не было своих детей. Иногда я думаю, если бы у меня были дочь и сын, я бы хотел, чтобы они были похожи на вас и мистера Логана… а внуки на ваших детей…
– Мистер Моррисон, но ведь Уоллесы…
– Мэри, – тихо позвал ее папа, – пусть будет, как будет.
Мама взглянула на папу, губы ее готовы были еще что-то произнести. Но она больше ни слова не сказала, только озабоченные складки остались над бровями.
…Начало августа выдалось ясным и жарким. Жара повисла над землей, прилипла, как невидимое покрывало; из-за этого все двигались медленно, сонно, как под водой. В созревающих полях подсохший хлопок и кукуруза устало тянулись в небо, ожидая влаги от дождя, который время от времени грозился пойти, но не шел, и земля стала похожа на печеное, бурое тесто.
Мечтая спрятаться от жары, мальчики и я часто укрывались в лесной прохладе, конечно, после того, как все домашние дела были сделаны. И пока корова с телятами щипали там траву, мы усаживались на берегу пруда, прислонившись к стволу орешника гикори, или сосны, или грецкого ореха, лениво болтая ногами в прохладной воде, и ждали, когда охладится арбуз, который мы приносили с огорода. Иногда к нам приходил туда Джереми, для этого он проделывал длинный путь через густой лес, который находился от его фермы на расстоянии больше мили; но об этих встречах мы заранее не условливались: вряд ли кому из наших родителей они были бы по душе.
– Как ваш папа? – спросил он однажды, опустившись рядом с нами на землю.
– В порядке, – ответил Стейси. – Только нога беспокоит его в эту жару. Чешется очень. Но мама говорит, значит, дело идет на поправку.
– Вот хорошо-то, – прошептал Джереми. – Все-таки это ужасно, что его так ранили, что он не мог вернуться на железную дорогу.
Стейси беспокойно заерзал и поглядел на Кристофера-Джона, Малыша и меня, напоминая взглядом, что мы не должны говорить о роли Уоллесов в папиной травме, так что мы лишь ответили: «Ага».
Джереми помолчал немного, а потом, запинаясь, сказал:
– А н-некоторые люди г-говорят, они даже рады, что вашего папу ранили. Р-рады, что он не сможет теперь заработать на этой железной дороге.
– Кто так говорит? – закричала я, вскочив с земли. – Только скажи кто, и я вобью…
– Кэсси! Сядь и успокойся, – приказал Стейси.
Я с неохотой подчинилась, мечтая про себя, чтоб вся эта история с Уоллесами и папиным ранением не обставлялась так сложно. Я считала так: раз Уоллесы первые напали на папу и мистера Моррисона, проще всего было бы сообщить об этом шерифу, чтобы их посадили в тюрьму, но мама говорила, что это бы не вышло. Мама объяснила, что, раз Уоллесы, получив как следует от мистера Моррисона, в замешательстве помалкивают об этой стычке и официально не жалуются, мы тоже должны молчать. Иначе мистера Моррисона могут обвинить в нападении на белых, а тогда его, чего доброго, еще приговорят к каторге или того хуже.
– Н-не я это говорил, Кэсси, – словно извиняясь, пробормотал, заикаясь, Джереми.
– Ну и ладно, кто бы что ни говорил, подло это. – Я очень рассердилась.
Джереми, соглашаясь, кивнул и переменил тему разговора.
– Вы давно не видели Ти-Джея?
Стейси нахмурился, обдумывая, отвечать на это или нет. О Т. Дж. и братьях Симмз ходили разные толки, и ничего хорошего в них не было.
Отец Мо Тёрнера даже говорил папе, что Т. Дж. как-то крутился около него вместе с братьями Симмз, а потом, после того как они ушли, он хватился своих часов; то же самое случилось и у мистера Лэньера, только с медальоном. «Этот Ти-Джей совсем испортился, – сказал мистер Лэньер, – а с ворами я дело иметь не хочу… особенно, когда этот вор якшается с белыми парнями».
Наконец Стейси ответил:
– Теперь мы его совсем не видим.
Джереми подергал себя за губу.
– А я все время вижу.
– Тем хуже для тебя, – посочувствовала я.
Стейси с упреком поглядел на меня, затем растянулся на земле, подложив руки под голову вместо подушки.
– Красота здесь, правда? – намеренно поменял он тему разговора.
Мы тоже легли на спину. Над головой, как огромные зеленые опахала, сошлись ветви грецкого ореха и гикори, образуя навес. В нескольких футах от нас наяривающее солнце проложило мерцающие янтарные дорожки солнечного света на поверхности пруда. В воздухе парила тишина, спокойная, мирная, ласкающая.
– Когда я вырасту, – сказал Джереми, – я построю себе дом на деревьях и буду жить там.
– А как у тебя это получится? – осведомился Малыш.
– Ну, найду несколько деревьев покрепче и построю. Я сделаю так: ствол одного дерева у меня будет в спальне, а ствол другого на кухне.
– А зачем тебе хочется жить на дереве? – спросил Кристофер-Джон.
– Там так спокойно… и тихо. И еще прохладно, – ответил Джереми. – Особенно ночью.
– А откуда ты знаешь, что там прохладно ночью? – спросила я.
У Джереми осветилось лицо:
– Да у меня же там постель.
Мы с недоверием посмотрели на него.
– Н-ну, правда. Я сам сделал, чтобы спать. Когда ночью жарко, я залезаю на мое дерево, а там совсем другой мир. Я же оттуда вижу и слышу такое, что только белка и птицы могут видеть и слышать, честное слово. Иногда мне даже кажется, я вижу всю дорогу до самого вашего дома.
– А, чепуха, сказки рассказываешь, – не поверила я. – Ваша ферма слишком далеко от нас, ты что, не знаешь?
Джереми понурился.
– Ну… может, и не вижу, но все равно, никто не мешает мне воображать, что как будто вижу. – Он капельку помолчал, а потом вдруг вскочил, и лицо его опять засияло. – Эй, а почему бы вам всем не пойти со мной, чтоб посмотреть? Па собирался на весь день уехать, мы бы повеселились, и я бы вам кое-что показал…
– Нет, – тихо сказал Стейси, продолжая глядеть на деревья над головой.
Джереми съежился, словно из него воздух вышел.
– Л-ладно, просто хотел вам показать, и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Поплатишься за свои дела! Берегись! Эта ночь не за горами…
Когда мы добрались до дому и рассказали маме, папе и Ба, что произошло, мама сказала мистеру Моррисону:
– Я уже говорила, что боюсь за вас. Сегодня Калебу Уоллесу не удалось расправиться с вами… и с детьми.
Мистер Моррисон посмотрел маме прямо в глаза.
– Миссис Логан, Калеб Уоллес не из тех, кто может что-нибудь предпринять в одиночку. Ему надо, чтоб за спиной были еще люди да плюс заряженное ружье, а я знал, что никакого ружья у него нет, во всяком случае, в грузовике. Я обыскал его.
– Да, но если вы здесь останетесь, он соберет людей, и они постараются схватить вас, как он обещал…
– Миссис Логан, не просите меня уходить.
Мама протянула руку и легко коснулась руки мистера Моррисона.
– Мистер Моррисон, вы теперь член нашей семьи. Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за нас.
Мистер Моррисон опустил глаза и обвел комнату долгим взглядом, пока не остановился на мальчиках и на мне.
– У меня никогда не было своих детей. Иногда я думаю, если бы у меня были дочь и сын, я бы хотел, чтобы они были похожи на вас и мистера Логана… а внуки на ваших детей…
– Мистер Моррисон, но ведь Уоллесы…
– Мэри, – тихо позвал ее папа, – пусть будет, как будет.
Мама взглянула на папу, губы ее готовы были еще что-то произнести. Но она больше ни слова не сказала, только озабоченные складки остались над бровями.
…Начало августа выдалось ясным и жарким. Жара повисла над землей, прилипла, как невидимое покрывало; из-за этого все двигались медленно, сонно, как под водой. В созревающих полях подсохший хлопок и кукуруза устало тянулись в небо, ожидая влаги от дождя, который время от времени грозился пойти, но не шел, и земля стала похожа на печеное, бурое тесто.
Мечтая спрятаться от жары, мальчики и я часто укрывались в лесной прохладе, конечно, после того, как все домашние дела были сделаны. И пока корова с телятами щипали там траву, мы усаживались на берегу пруда, прислонившись к стволу орешника гикори, или сосны, или грецкого ореха, лениво болтая ногами в прохладной воде, и ждали, когда охладится арбуз, который мы приносили с огорода. Иногда к нам приходил туда Джереми, для этого он проделывал длинный путь через густой лес, который находился от его фермы на расстоянии больше мили; но об этих встречах мы заранее не условливались: вряд ли кому из наших родителей они были бы по душе.
– Как ваш папа? – спросил он однажды, опустившись рядом с нами на землю.
– В порядке, – ответил Стейси. – Только нога беспокоит его в эту жару. Чешется очень. Но мама говорит, значит, дело идет на поправку.
– Вот хорошо-то, – прошептал Джереми. – Все-таки это ужасно, что его так ранили, что он не мог вернуться на железную дорогу.
Стейси беспокойно заерзал и поглядел на Кристофера-Джона, Малыша и меня, напоминая взглядом, что мы не должны говорить о роли Уоллесов в папиной травме, так что мы лишь ответили: «Ага».
Джереми помолчал немного, а потом, запинаясь, сказал:
– А н-некоторые люди г-говорят, они даже рады, что вашего папу ранили. Р-рады, что он не сможет теперь заработать на этой железной дороге.
– Кто так говорит? – закричала я, вскочив с земли. – Только скажи кто, и я вобью…
– Кэсси! Сядь и успокойся, – приказал Стейси.
Я с неохотой подчинилась, мечтая про себя, чтоб вся эта история с Уоллесами и папиным ранением не обставлялась так сложно. Я считала так: раз Уоллесы первые напали на папу и мистера Моррисона, проще всего было бы сообщить об этом шерифу, чтобы их посадили в тюрьму, но мама говорила, что это бы не вышло. Мама объяснила, что, раз Уоллесы, получив как следует от мистера Моррисона, в замешательстве помалкивают об этой стычке и официально не жалуются, мы тоже должны молчать. Иначе мистера Моррисона могут обвинить в нападении на белых, а тогда его, чего доброго, еще приговорят к каторге или того хуже.
– Н-не я это говорил, Кэсси, – словно извиняясь, пробормотал, заикаясь, Джереми.
– Ну и ладно, кто бы что ни говорил, подло это. – Я очень рассердилась.
Джереми, соглашаясь, кивнул и переменил тему разговора.
– Вы давно не видели Ти-Джея?
Стейси нахмурился, обдумывая, отвечать на это или нет. О Т. Дж. и братьях Симмз ходили разные толки, и ничего хорошего в них не было.
Отец Мо Тёрнера даже говорил папе, что Т. Дж. как-то крутился около него вместе с братьями Симмз, а потом, после того как они ушли, он хватился своих часов; то же самое случилось и у мистера Лэньера, только с медальоном. «Этот Ти-Джей совсем испортился, – сказал мистер Лэньер, – а с ворами я дело иметь не хочу… особенно, когда этот вор якшается с белыми парнями».
Наконец Стейси ответил:
– Теперь мы его совсем не видим.
Джереми подергал себя за губу.
– А я все время вижу.
– Тем хуже для тебя, – посочувствовала я.
Стейси с упреком поглядел на меня, затем растянулся на земле, подложив руки под голову вместо подушки.
– Красота здесь, правда? – намеренно поменял он тему разговора.
Мы тоже легли на спину. Над головой, как огромные зеленые опахала, сошлись ветви грецкого ореха и гикори, образуя навес. В нескольких футах от нас наяривающее солнце проложило мерцающие янтарные дорожки солнечного света на поверхности пруда. В воздухе парила тишина, спокойная, мирная, ласкающая.
– Когда я вырасту, – сказал Джереми, – я построю себе дом на деревьях и буду жить там.
– А как у тебя это получится? – осведомился Малыш.
– Ну, найду несколько деревьев покрепче и построю. Я сделаю так: ствол одного дерева у меня будет в спальне, а ствол другого на кухне.
– А зачем тебе хочется жить на дереве? – спросил Кристофер-Джон.
– Там так спокойно… и тихо. И еще прохладно, – ответил Джереми. – Особенно ночью.
– А откуда ты знаешь, что там прохладно ночью? – спросила я.
У Джереми осветилось лицо:
– Да у меня же там постель.
Мы с недоверием посмотрели на него.
– Н-ну, правда. Я сам сделал, чтобы спать. Когда ночью жарко, я залезаю на мое дерево, а там совсем другой мир. Я же оттуда вижу и слышу такое, что только белка и птицы могут видеть и слышать, честное слово. Иногда мне даже кажется, я вижу всю дорогу до самого вашего дома.
– А, чепуха, сказки рассказываешь, – не поверила я. – Ваша ферма слишком далеко от нас, ты что, не знаешь?
Джереми понурился.
– Ну… может, и не вижу, но все равно, никто не мешает мне воображать, что как будто вижу. – Он капельку помолчал, а потом вдруг вскочил, и лицо его опять засияло. – Эй, а почему бы вам всем не пойти со мной, чтоб посмотреть? Па собирался на весь день уехать, мы бы повеселились, и я бы вам кое-что показал…
– Нет, – тихо сказал Стейси, продолжая глядеть на деревья над головой.
Джереми съежился, словно из него воздух вышел.
– Л-ладно, просто хотел вам показать, и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58