Но тут к нему пришла весть, разом положившая конец его нерешительности: король Английский Генрих скончался у себя в укрепленном замке Шинон всего пятидесяти шести лет от роду.
Альфонсо как живого видел перед собой отца своей доньи Леонор, невысокого, приземистого, тучного человека, видел его бычью шею, широкие плечи, по-кавалерийски кривые ноги. Пышущий силой, держащий на оголенной руке сокола, который впился когтями ему в мясо, - таким запечатлелся он в памяти Альфонсо. Все, чего он вожделел - женщин и государства, - хватал этот Генрих своими голыми, красными, могучими руками.
"Клянусь оком божьим, сын мой, - смеясь, говаривал он Альфонсо, - для государя с крепкой головой и крепкими кулаками целый мир недостаточно велик". У кого была крепкая голова и крепкие кулаки, у кого, как не у этого короля Английского, герцога Нормандского, герцога Аквитанского, графа Анжуйского, графа Пуату, графа Турского, графа Беррийского, могущественнейшего из государей Западной Европы. Альфонсо искренне скорбел о нем, когда снимал перчатку, чтобы перекреститься.
Но, надевая перчатку, он своим быстрым умом уже успел прикинуть, какие последствия кончина этого человека будет иметь для него самого и для его государства. Лишь благодаря мудрому содействию усопшего удавалось до сих пор оттягивать заключение союза и военный поход. Ричард, сын и наследник Генриха, не был государственным мужем, он был рыцарем и солдатом и только и жаждал схватиться с любым противником. Он не станет по примеру отца отыскивать предлоги, чтобы не участвовать в крестовом походе. Он сейчас же соберет войско и двинется в Святую землю, да еще будет требовать, чтобы испанские государи, его родичи, перестали наконец мешкать и немедля пошли разить неверных на своем полуострове. Война надвинулась вплотную.
Это было по душе дону Альфонсо. Он выпрямился, улыбнулся, засмеялся.
- Ave, bellum, привет тебе, война! - громко и весело произнес он вслух в пустом зале.
Он продиктовал письмо донье Леонор. Высказал ей свою скорбь по поводу кончины её отца. Сообщил, что незамедлительно прибудет в Бургос, и, набравшись наглости, самым невинным образом добавил, что теперь, когда запрет короля Генриха отпадает, можно без проволочек подписать и скрепить печатью брачный договор Беренгелы и союз с доном Педро.
Но прежде чем уехать, ему надо было покончить еще с одним делом. Хотя он был уверен, что господь особо бережет его, он все-таки считал нужным сделать распоряжения на случай своей кончины. Он щедро обеспечит донью Ракель, а младенца Санчо, своего милого маленького бастарда, пожалует подобающими титулами и званиями.
Он призвал к себе в замок Иегуду.
- Так тебе и надо, приятель, - приветствовал он его с веселой насмешкой, теперь конец твоим козням и проискам. Теперь я могу идти воевать!
- Толедская альхама будет молить небеса о ниспослании тебе всяческого благоденствия. И постарается предоставить тебе такое войско, которого тебе не придется стыдиться перед христианским миром, - сказал Иегуда.
- Не позднее чем через три дня я отправлюсь в Бургос, - заявил Альфонсо. Там у меня будет очень мало времени, а на возвратном пути и того меньше. Я намерен уже сейчас сделать распоряжения на тот случай, если, вопреки вашим молитвам и вашим воинам, господь попустит меня принять христианскую кончину на ратном поле. Приготовь нужные бумаги, так чтобы мне осталось только подписать их.
- Слушаю тебя, государь, - сказал Иегуда.
- Мне угодно, - начал король, - записать на имя доньи Ракель поместья, которые приносили бы ей в год не менее трех тысяч золотых мараведи дохода. А нашему маленькому Санчо я хочу передать все права на освобожденные ныне графство и город Ольмедо вместе с графским титулом.
Иегуда сжал губы, стараясь дышать спокойно. Это был по-королевски широкий и смелый жест. Иегуда представил себе, как его внук растет графом Ольмедским, как король дарует ему еще новые звания и владения, вплоть до титула инфанта Кастильского. Перед взором Иегуды возникла безумная, сказочная мечта, что его внук, царевич из рода Ибн Эзра, станет королем Кастилии.
Мечта улетучилась. Ведь знал же он, с той минуты, как получилось известие о смерти короля Генриха, знал, что теперь-то ему предстоит самая жестокая борьба.
- Твое великодушие поистине достойно короля, - сказал он. - Но закон воспрещает делать некрещеного ленным владельцем графства.
Альфонсо ответил невозмутимо:
- Неужто ты думал, что я буду ждать с крестинами своего сына до возвращения с войны? Я назначаю крестины Санчо на завтра.
Иегуда вспомнил повеление рабби Товия: "Все вы должны принять смерть прежде, нежели отдать в жертву хотя бы одного". Он вспомнил стих из Священного писания: "Кто даст из детей своих Молоху, тот да будет предан смерти".
- Ты говорил об этом с доньей Ракель, государь? - спросил он.
- Я собирался сегодня сказать ей об этом, - ответил Альфонсо, - но если хочешь, скажи сам.
Про себя Иегуда молился: "На помощь твою уповаю я, Адонай. Я уповаю, Адонай, на твою помощь". Вслух он сказал:
- Ты, дон Альфонсо, потомок бургундских рыцарей и готских королей, но донья Ракель - из дома Ибн Эзра и ведет свой род от царя Давида,
Альфонсо топнул ногой.
- Прекрати эту дурацкую болтовню! - выкрикнул он. - Ты не хуже меня понимаешь, что не может мой сын быть евреем.
- Христос тоже был евреем, государь, - тихо, с затаенной злобой ответил Иегуда.
Альфонсо смолчал. К чему спорить о вере с Иегудой? Лучше он самой Ракели скажет, что завтра крестины младенца. Но она еще очень слаба, и, хотя Иегуда преувеличивает её внутреннее противодействие, крестины мальчика могут взволновать её и, чего доброго, повредить ей.
- Пускай изготовят акты по моему указанию, - повелительно обратился он к Иегуде, - и знай: я окрещу сына прежде, чем отправлюсь в поход. Мой тебе совет - употреби весь свой разум на то, чтобы уговорить донью Ракель.
С облегчением вздохнул Иегуда. Пока что король отправляется в Бургос. Значит, выиграно какое-то время, быть может несколько недель. Мучительное это будет время. Теперь Иегуда понял, что для короля это очень важно, что он не уйдет на войну, не окрестив сына. Но так или иначе, время выиграно, и господь, даровавший ему многие милости, на сей раз тоже укажет ему выход.
Словно угадав его мысли, Альфонсо сказал:
- Только не вздумай строить здесь свои черные козни, пока я буду в Бургосе. Я не хочу тревожить Ракель, потому что она еще очень слаба. Но и ты не докучай ей уговорами, угрозами и обещаниями. Пусть мой сын остается до моего возвращения тем, что он есть - ещё не христианином, но никак не евреем.
- Будь по-твоему, государь, - ответил Иегуда. Они стояли лицом к лицу и мерили друг друга недоверчивыми, враждебными взглядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140