Он сказал, что, по предварительным данным, у Дмитрия большая часть имущества ризницы и «Алмазного фонда», ибо в Москве более широкий рынок сбыта, чем в Саратове.
Акт в Краскове был поручен мне, Федору Грызлову и трем боевикам из комендатуры Дома анархии.
По указанию Отца ликвидация Дмитрия Прилетаева была представлена в виде самоубийства, что должно было исключить подозрения в причастности к этому акту анархистов.
Изъятые на даче Бетиных ценности мы привезли ночью в Дом анархии, а затем поместили их в подвале особняка, принадлежавшего до реквизиции Лобановой-Ростовской (дом № 1 по Дурновскому переулку), который теперь занимает анархистский партизанский отряд.
Учитывая необходимость быстрой реализации ценностей, было решено воспользоваться отношениями, которые завязались у покойного с рядом лиц, в том числе с казначеем «Алмазного фонда». К В.Г.Мессмеру я явился в качестве представителя Дмитрия Прилетаева, взяв с собой в виде полномочий несколько драгоценных камней, которые и были у меня найдены при обыске в милиции…
Из протокола опросагражданки Штерн Р.Д.,
произведенного заместителемпредседателя Московского советамилиции тов. Косачевским Л.Б.
(Дело об ограблении патриаршей ризницы в Кремле)
В О П Р О С. Вам было известно о готовящемся убийстве Прилетаева?
О Т В Е Т. Нет.
В О П Р О С. Почему вам об этом не сообщили?
О Т В Е Т. Не знаю.
В О П Р О С. А как предполагаете?
О Т В Е Т. Видимо, считали, что я буду возражать, и не хотели излишних осложнений.
В О П Р О С. Ваше отношение к указанному акту?
О Т В Е Т. Отрицательное. С политической точки зрения – это авантюризм, недостойный идейных анархистов.
В О П Р О С. А с моральной?
О Т В Е Т. Подлость.
В О П Р О С. Эти ценности спрятаны в доме Лобановой-Ростовской, где, как вам известно, размещается анархистский партизанский отряд. Окажете ли вы нам помощь в изъятии их оттуда?
О Т В Е Т. Я должна подумать.
В О П Р О С. На это требуется время… Видите во дворе две машины? Я сейчас выезжаю… Итак, да или нет?
О Т В Е Т. Да.
Глава десятая и последняя
Бессонная ночь на Сухове не сказалась. Оживленный, подтянутый и немного торжественный, он протянул мне черную трубку настольного телефонного аппарата.
– Рычалов?
– Нет профессор Карташов. Архимандрит Димитрий интересуется новостями. Я сказал, что кое-какие новости есть…
На диване, укрывшись с головой шубой, спал, мерно похрапывая. Артюхин. Роза делала вид, что читает газету. Волжанин поставил перед ней стакан чая и блюдце с сахаром. Я даже не знал, что у нас имеются стаканы и блюдца. Сам он пил чай из жестяной кружки. Роза всегда пользовалась успехом у матросов. И как оратор, и как женщина…
– Доброе утро, господин Карташов.
– Я по поручению его высокопреподобия…
– Знаю. Можете передать Александру Викентьевичу, что уже найдены и находятся у меня почти все ценности ризницы и часть имущества «Алмазного фонда».
– «Алмазный фонд»? Что такое «Алмазный фонд»?
– Архимандрит знает.
– А что именно не разыскано из экспонатов ризницы?
– Не обнаружены александрит «Цесаревич» и изумруд «Андрей Первозванный». Кроме того, золотые крышки евангелия переплавлены в слитки.
– А все остальное у вас?
– Да.
– Архимандрит будет счастлив. Жаль, что он не успеет навестить вас. Ведь он сегодня уезжает…
– Сегодня?!
– Да. Сначала в Петроград, а оттуда на Валаам…
Николаевский вокзал… Я вспомнил Каланчевку, какой мы ее увидели тогда с Волжаниным.
Грохот железных шин, ржание лошадей, крики носильщиков, сирены прокатных автомобилей и вопли торговок.
«Кому мочала? Бараночные мочала!»
Извиваясь под ударами ветра, стоял на четвереньках на гигантском полотнище оседланный рабочим буржуй – «Крепче сиди в седле, пролетарий!». И среди платков, капоров, солдатских папах, бекеш, шинелей – архимандрит Димитрий со своим никому здесь не нужным богом…
– Я передаю трубку его высокопреподобию, – сказал Карташов.
– Хочу вас поздравить, Леонид.
– Спасибо. Счастливого пути, Александр Викентьевич.
Он замялся, но все-таки спросил:
– Вы о Мессмере ничего не знаете?
– Нет, Александр Викентьевич, – солгал я. – Наши пути никак не сойдутся…
– Ну и слава богу, – облегченно вздохнул он.
Я положил трубку на высокую никелированную вилку.
– Я арестована? – спросила Роза Штерн, прикрываясь от меня газетой.
– Нет, конечно. Мы очень тебе благодарны за помощь.
– Значит, я могу уйти?
– Пожалуйста. Только, по-моему, торопиться не следует. В Доме анархии тебя могут неправильно понять.
– Федерация состоит не только из Ритуса и Грызлова, – запальчиво сказала она.
– Разумеется. Там еще есть и Отец…
Больше всего мне не хотелось вступать сейчас в политическую дискуссию. Но как ни странно, Роза промолчала.
– Пей лучше чай, – посоветовал я.
– Благодарю.
Я вернулся в кабинет начальника уголовно-розыскной милиции, где за столом, на котором были разложены драгоценности, колдовал со своей лупой привезенный Бориным Кербель. На скрип двери он поднял голову и заулыбался. У него было лицо человека, наконец воочию увидевшего чудо, которое многократно и тщетно сулил побитый камнями пророк.
Я взял с газеты, в которой было опубликовано сообщение о ратификации Брестского договора, какое-то ожерелье.
– Колье «Двенадцать месяцев», собственность графини Гендриковой, – прошелестел Кербель, с опаской глядя, как я перебираю оправленные в золото камешки.
Насколько я помнил, опал в колье означал надежду на многолетнее благоденствие дома Романовых. Да, в провидицы эта очаровательная дама не годилась. Заказывая колье, она, конечно, не предполагала, что через несколько лет грянет революция и рассыплется в прах основательно подгнивший за триста лет дом Романовых.
Ювелир складывал камни. Он составлял их опись.
Итак, розыскное дело об ограблении патриаршей ризницы практически окончено. Организация «Алмазный фонд» и анархисты – это уже не по моей епархии…
– Вы уже заканчиваете опись драгоценностей?
– Да, заканчиваю, – сказал Кербель.
Надо было садиться за докладную записку. Рычалов любил, чтобы во всем соблюдалась форма.
Последняя страница в деле много времени у меня не заняла, впрочем, так же, как и завершающая операция по изъятию ценностей из дома № 1 по Дурновскому переулку… Сегодня утром не было ни шумовых, ни световых эффектов. Все произошло тихо, быстро, достойно и респектабельно. Десяток красногвардейцев, две автомашины с пулеметами и Роза Штерн… «Товарищи со мной», – сказала Роза, и знавший ее часовой пропустил нас в вестибюль.
А еще через двадцать минут мы уже выходили из особняка Лобановой-Ростовской с двумя баулами, прихватив с собой на всякий случай полупьяного матроса, который мирно спал у железного ящика с драгоценностями, подложив себе под голову мешок с гранатами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Акт в Краскове был поручен мне, Федору Грызлову и трем боевикам из комендатуры Дома анархии.
По указанию Отца ликвидация Дмитрия Прилетаева была представлена в виде самоубийства, что должно было исключить подозрения в причастности к этому акту анархистов.
Изъятые на даче Бетиных ценности мы привезли ночью в Дом анархии, а затем поместили их в подвале особняка, принадлежавшего до реквизиции Лобановой-Ростовской (дом № 1 по Дурновскому переулку), который теперь занимает анархистский партизанский отряд.
Учитывая необходимость быстрой реализации ценностей, было решено воспользоваться отношениями, которые завязались у покойного с рядом лиц, в том числе с казначеем «Алмазного фонда». К В.Г.Мессмеру я явился в качестве представителя Дмитрия Прилетаева, взяв с собой в виде полномочий несколько драгоценных камней, которые и были у меня найдены при обыске в милиции…
Из протокола опросагражданки Штерн Р.Д.,
произведенного заместителемпредседателя Московского советамилиции тов. Косачевским Л.Б.
(Дело об ограблении патриаршей ризницы в Кремле)
В О П Р О С. Вам было известно о готовящемся убийстве Прилетаева?
О Т В Е Т. Нет.
В О П Р О С. Почему вам об этом не сообщили?
О Т В Е Т. Не знаю.
В О П Р О С. А как предполагаете?
О Т В Е Т. Видимо, считали, что я буду возражать, и не хотели излишних осложнений.
В О П Р О С. Ваше отношение к указанному акту?
О Т В Е Т. Отрицательное. С политической точки зрения – это авантюризм, недостойный идейных анархистов.
В О П Р О С. А с моральной?
О Т В Е Т. Подлость.
В О П Р О С. Эти ценности спрятаны в доме Лобановой-Ростовской, где, как вам известно, размещается анархистский партизанский отряд. Окажете ли вы нам помощь в изъятии их оттуда?
О Т В Е Т. Я должна подумать.
В О П Р О С. На это требуется время… Видите во дворе две машины? Я сейчас выезжаю… Итак, да или нет?
О Т В Е Т. Да.
Глава десятая и последняя
Бессонная ночь на Сухове не сказалась. Оживленный, подтянутый и немного торжественный, он протянул мне черную трубку настольного телефонного аппарата.
– Рычалов?
– Нет профессор Карташов. Архимандрит Димитрий интересуется новостями. Я сказал, что кое-какие новости есть…
На диване, укрывшись с головой шубой, спал, мерно похрапывая. Артюхин. Роза делала вид, что читает газету. Волжанин поставил перед ней стакан чая и блюдце с сахаром. Я даже не знал, что у нас имеются стаканы и блюдца. Сам он пил чай из жестяной кружки. Роза всегда пользовалась успехом у матросов. И как оратор, и как женщина…
– Доброе утро, господин Карташов.
– Я по поручению его высокопреподобия…
– Знаю. Можете передать Александру Викентьевичу, что уже найдены и находятся у меня почти все ценности ризницы и часть имущества «Алмазного фонда».
– «Алмазный фонд»? Что такое «Алмазный фонд»?
– Архимандрит знает.
– А что именно не разыскано из экспонатов ризницы?
– Не обнаружены александрит «Цесаревич» и изумруд «Андрей Первозванный». Кроме того, золотые крышки евангелия переплавлены в слитки.
– А все остальное у вас?
– Да.
– Архимандрит будет счастлив. Жаль, что он не успеет навестить вас. Ведь он сегодня уезжает…
– Сегодня?!
– Да. Сначала в Петроград, а оттуда на Валаам…
Николаевский вокзал… Я вспомнил Каланчевку, какой мы ее увидели тогда с Волжаниным.
Грохот железных шин, ржание лошадей, крики носильщиков, сирены прокатных автомобилей и вопли торговок.
«Кому мочала? Бараночные мочала!»
Извиваясь под ударами ветра, стоял на четвереньках на гигантском полотнище оседланный рабочим буржуй – «Крепче сиди в седле, пролетарий!». И среди платков, капоров, солдатских папах, бекеш, шинелей – архимандрит Димитрий со своим никому здесь не нужным богом…
– Я передаю трубку его высокопреподобию, – сказал Карташов.
– Хочу вас поздравить, Леонид.
– Спасибо. Счастливого пути, Александр Викентьевич.
Он замялся, но все-таки спросил:
– Вы о Мессмере ничего не знаете?
– Нет, Александр Викентьевич, – солгал я. – Наши пути никак не сойдутся…
– Ну и слава богу, – облегченно вздохнул он.
Я положил трубку на высокую никелированную вилку.
– Я арестована? – спросила Роза Штерн, прикрываясь от меня газетой.
– Нет, конечно. Мы очень тебе благодарны за помощь.
– Значит, я могу уйти?
– Пожалуйста. Только, по-моему, торопиться не следует. В Доме анархии тебя могут неправильно понять.
– Федерация состоит не только из Ритуса и Грызлова, – запальчиво сказала она.
– Разумеется. Там еще есть и Отец…
Больше всего мне не хотелось вступать сейчас в политическую дискуссию. Но как ни странно, Роза промолчала.
– Пей лучше чай, – посоветовал я.
– Благодарю.
Я вернулся в кабинет начальника уголовно-розыскной милиции, где за столом, на котором были разложены драгоценности, колдовал со своей лупой привезенный Бориным Кербель. На скрип двери он поднял голову и заулыбался. У него было лицо человека, наконец воочию увидевшего чудо, которое многократно и тщетно сулил побитый камнями пророк.
Я взял с газеты, в которой было опубликовано сообщение о ратификации Брестского договора, какое-то ожерелье.
– Колье «Двенадцать месяцев», собственность графини Гендриковой, – прошелестел Кербель, с опаской глядя, как я перебираю оправленные в золото камешки.
Насколько я помнил, опал в колье означал надежду на многолетнее благоденствие дома Романовых. Да, в провидицы эта очаровательная дама не годилась. Заказывая колье, она, конечно, не предполагала, что через несколько лет грянет революция и рассыплется в прах основательно подгнивший за триста лет дом Романовых.
Ювелир складывал камни. Он составлял их опись.
Итак, розыскное дело об ограблении патриаршей ризницы практически окончено. Организация «Алмазный фонд» и анархисты – это уже не по моей епархии…
– Вы уже заканчиваете опись драгоценностей?
– Да, заканчиваю, – сказал Кербель.
Надо было садиться за докладную записку. Рычалов любил, чтобы во всем соблюдалась форма.
Последняя страница в деле много времени у меня не заняла, впрочем, так же, как и завершающая операция по изъятию ценностей из дома № 1 по Дурновскому переулку… Сегодня утром не было ни шумовых, ни световых эффектов. Все произошло тихо, быстро, достойно и респектабельно. Десяток красногвардейцев, две автомашины с пулеметами и Роза Штерн… «Товарищи со мной», – сказала Роза, и знавший ее часовой пропустил нас в вестибюль.
А еще через двадцать минут мы уже выходили из особняка Лобановой-Ростовской с двумя баулами, прихватив с собой на всякий случай полупьяного матроса, который мирно спал у железного ящика с драгоценностями, подложив себе под голову мешок с гранатами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142