Скажет или нет? В глазах уборщицы была каменная решимость.
Спас Олега телефонный звонок. Он был длинным и резким. Все невольно замолчали.
– Да, – сказал Лев Евгеньевич. – Хорошо. Гусев, вас вызывают на проходную.
– Зачем?
– Не знаю. Женский голос.
– Жена, наверно. За алиментами, – сострил Синеоков.
Конструкторы засмеялись. Посыпались реплики:
– Гусев, а ты оказывается, донжуан!
– Вот у кого, мама Зина, три вагона жен!
Олег пошел прямо через цех, чтобы сократить путь. Уже зажгли электричество. Внизу оно безуспешно соперничало с солнцем. Густой красный свет вливался в пыльные окна, растекался по полу, наматывался на шпиндели станков. Зато под потолком, где ходил кран, лампы сияли ослепительно, словно голубые звезды.
Вахтер Ван Ваныч, толстый, но с удивительно живыми глазами, покосился на конструктора и молча пропустил. В проходной было пусто. Только на скамейке сидела девушка в низко надвинутой на глаза косынке. Это была Ида. Вчерашняя скандалистка выглядела сегодня как-то униженно, словно маленькая забитая старушка. Лицо бледное, в глазах вялость, руки неподвижно сложены на коленях.
– Здравствуй, Олег.
– Здравствуй.
– Ты сегодня сверхурочно?
– Да.
– Я тебе помешала?
– Чего ты хотела?
– Давай немного погуляем.
– Некогда.
– Пять минут. Мне надо сказать тебе важное.
Они вышли из проходной. На улице было душно.
В воздухе висела тонкая пыль от проезжавших машин. Продираясь сквозь заросли чахлого скверика, садилось красное поцарапанное солнце.
– Как ты добрался?
– Хорошо.
– А я с шиком. Привезли на машине… милицейской. Я там на столе всю посуду побила. Требовала, чтобы нашли тебя. Ждала до утра. Не могла заснуть. Засну, проснусь и снова жду. Почему не пришел?
– Я вообще не приду.
– Ноль внимания, фунт презрения?
– Вот именно.
– Ну и черт с тобой! Больно ты мне нужен. Таких, как ты, на рубль пучок. Стоит только мигнуть – любой пойдет!
– Ну ладно, пять минут уже прошло.
Ида остановилась.
– Чего скривился? Не веришь? Думаешь, мной только подонки интересуются? Я и порядочным людям нравлюсь. Эй, молодой человек, пошли со мной в кино!
Шедший им навстречу мужчина с сумкой-авоськой удивленно остановился.
– Да, да. Я вам. Пойдем со мной в кино? Идея моя – билеты ваши. Ха-ха-ха! Ну так как?
Мужчина растерянно моргал глазами. Олег вырвал свою руку.
– Пусти!
– Куда ты?
– Попрошу без меня обделывать свои делишки.
– Какие делишки? Подожди! Это же шутка.
– Слишком много шуток за последнее время.
Олег быстро пошел назад. Ида догнала его.
– А ты мне муж, да? Муж? Скажи, муж? Что ты из себя ставишь? Был бы хоть парень видный, а то как!
На них оглядывались прохожие.
– Я прошу оставить меня в покое!
Ида приблизила свое лицо к Олегову. Глаза у нее стали ненавидящие, злые, как вчера в ресторане.
– Будешь убегать – устрою скандал, – прошипела она.
Олег посмотрел на ее решительное лицо, взъерошенную фигуру, воинственно торчащие концы модной косынки, повязанной по-старушечьи, и подумал, что действительно этой злюке ничего не стоит устроить скандал. Они стояли как раз напротив здания заводоуправления. – Ну, хорошо. Что тебе от меня надо?
– Иди за мной.
Они вошли в скверик и опустились на скамейку. Вокруг на желтой траве валялись промасленные бумажки и банки из-под консервов. Здесь обычно обедали рабочие.
– Я слушаю, – сказал Олег. – Только побыстрей. Меня ждут на работе.
– Хорошо. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай на них. Первый вопрос. Почему ты ушел из ресторана?
– Тебе этого не понять.
– Понятно. Вопрос второй. Ты решил со мной «завязать»?
– Да.
– Можно узнать, почему?
– Тебе этого не понять.
– Ясно. Вопрос последний. Можно поцеловать это сердитое рыло?
Ида, не стесняясь прохожих, обняла Олега за шею.
– Никому не отдам… Тебе этого не понять.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Что вы можете сказать о работнике конструкторского бюро Олеге Гусеве?
3. И. КОНИНОВА, уборщица:
– Ишь ты! Молодой да деловой какой. «Что вы можете сказать…» Ничего не могу сказать. Соберите бумажки сначала. Полчаса сидите, а уже нагваздать успели… И потом, старого человека приветствовать надо, молодой человек. Встать и пожать ему руку.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Ну хорошо, хорошо… Здравствуйте, мамаша. Бумажки я уберу. Так что вы знаете о Гусеве? Что он из себя представлял?
3. И. КОНИНОВА:
– За собой не убирал. С обслуживающим персоналом не здоровался. Нынче-то она, молодежь, вся такая кодексная. И уровень повышает, и норму перевыполняет, и в больницу к товарищу по графику ходят, и жене по дому помогают, и про совесть рассуждают. Ныне-то много говорят о совести. Даже на плакатах позаписывали, что это такое. Дескать, и хорошо трудиться, и жене по дому помогать, и газетки выписывать. А вот про веник-то записать позабыли, и лежит он, сердешный, в углу, топают мимо него грамотные, совестные, а никто не догадается поднять да за собой загаженное место обмахнуть, помогнуть старой женщине. И ваш Гусев не исключение.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Ну хорошо, хорошо. Вы, товарищ Конинова, не отклоняйтесь. Опишите его характер конкретнее: взгляды, вкусы, с кем он дружил.
3. И. КОНИНОВА:
– Ишь, попер, попер. Все торопятся, торопятся, а куда, спрашивается, торопятся? И на самолетах летят, и в поездах ездят, а все не успевают. Вот в старину на лошадках ездили, а, слава богу, и сыты, и живы, и здоровы были. «Взгляды, вкусы…» Что я с ним, бражничала, что ли? Треску трескал, как и все. Это на работе, а что на дому, то неизвестно. Характер… Тьфу! Не было у него характера. Гордость да презрение ко всем были. Ставил из себя больно много, а чего ставил, непонятно. Гол как сокол. Ни кола ни двора. Прожигал жизню свою на шлюх. Видала я его из окна поезда: с какой-то кобылой под насыпью катался. Тьфу! Разве это мораль? Вот в старину было. Как-то увидела меня мать с парнем под руку…
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Ну хорошо, хорошо… Как вы считаете, может ли Гусев пойти на преступление?
3. И. КОНИНОВА:
– Они все могут. Молодежь сейчас такая пошла, что оторви да брось. Они женщину оскорбить могут. Вот в старое время…
Красное море
Ветер шумел в траве. Желтая пыльца сыпалась на их ноги. Трава была высокая. Ее верхушки гнулись, трепетали, а у земли не шевелилась ни одна травинка. Олег с Идой словно лежали в ванне, наполненной густым пахучим отваром и солнечным светом. Нет, не в ванне. Они плыли в лодке по Красному морю. Тихо-тихо, только плеск воды да ветер спешит до ночи достичь края земли.
Олег давно обнаружил это место, еще когда учился в институте, но бывал здесь редко. Надо было ехать автобусом до конечной остановки, идти километра три пешком… Зато кругом ни души, песок чист, трава пахнет травой, а не консервами, и по воде не плывут пустые бутылки.
Обычно он приезжал сюда, когда надо было побыть одному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Спас Олега телефонный звонок. Он был длинным и резким. Все невольно замолчали.
– Да, – сказал Лев Евгеньевич. – Хорошо. Гусев, вас вызывают на проходную.
– Зачем?
– Не знаю. Женский голос.
– Жена, наверно. За алиментами, – сострил Синеоков.
Конструкторы засмеялись. Посыпались реплики:
– Гусев, а ты оказывается, донжуан!
– Вот у кого, мама Зина, три вагона жен!
Олег пошел прямо через цех, чтобы сократить путь. Уже зажгли электричество. Внизу оно безуспешно соперничало с солнцем. Густой красный свет вливался в пыльные окна, растекался по полу, наматывался на шпиндели станков. Зато под потолком, где ходил кран, лампы сияли ослепительно, словно голубые звезды.
Вахтер Ван Ваныч, толстый, но с удивительно живыми глазами, покосился на конструктора и молча пропустил. В проходной было пусто. Только на скамейке сидела девушка в низко надвинутой на глаза косынке. Это была Ида. Вчерашняя скандалистка выглядела сегодня как-то униженно, словно маленькая забитая старушка. Лицо бледное, в глазах вялость, руки неподвижно сложены на коленях.
– Здравствуй, Олег.
– Здравствуй.
– Ты сегодня сверхурочно?
– Да.
– Я тебе помешала?
– Чего ты хотела?
– Давай немного погуляем.
– Некогда.
– Пять минут. Мне надо сказать тебе важное.
Они вышли из проходной. На улице было душно.
В воздухе висела тонкая пыль от проезжавших машин. Продираясь сквозь заросли чахлого скверика, садилось красное поцарапанное солнце.
– Как ты добрался?
– Хорошо.
– А я с шиком. Привезли на машине… милицейской. Я там на столе всю посуду побила. Требовала, чтобы нашли тебя. Ждала до утра. Не могла заснуть. Засну, проснусь и снова жду. Почему не пришел?
– Я вообще не приду.
– Ноль внимания, фунт презрения?
– Вот именно.
– Ну и черт с тобой! Больно ты мне нужен. Таких, как ты, на рубль пучок. Стоит только мигнуть – любой пойдет!
– Ну ладно, пять минут уже прошло.
Ида остановилась.
– Чего скривился? Не веришь? Думаешь, мной только подонки интересуются? Я и порядочным людям нравлюсь. Эй, молодой человек, пошли со мной в кино!
Шедший им навстречу мужчина с сумкой-авоськой удивленно остановился.
– Да, да. Я вам. Пойдем со мной в кино? Идея моя – билеты ваши. Ха-ха-ха! Ну так как?
Мужчина растерянно моргал глазами. Олег вырвал свою руку.
– Пусти!
– Куда ты?
– Попрошу без меня обделывать свои делишки.
– Какие делишки? Подожди! Это же шутка.
– Слишком много шуток за последнее время.
Олег быстро пошел назад. Ида догнала его.
– А ты мне муж, да? Муж? Скажи, муж? Что ты из себя ставишь? Был бы хоть парень видный, а то как!
На них оглядывались прохожие.
– Я прошу оставить меня в покое!
Ида приблизила свое лицо к Олегову. Глаза у нее стали ненавидящие, злые, как вчера в ресторане.
– Будешь убегать – устрою скандал, – прошипела она.
Олег посмотрел на ее решительное лицо, взъерошенную фигуру, воинственно торчащие концы модной косынки, повязанной по-старушечьи, и подумал, что действительно этой злюке ничего не стоит устроить скандал. Они стояли как раз напротив здания заводоуправления. – Ну, хорошо. Что тебе от меня надо?
– Иди за мной.
Они вошли в скверик и опустились на скамейку. Вокруг на желтой траве валялись промасленные бумажки и банки из-под консервов. Здесь обычно обедали рабочие.
– Я слушаю, – сказал Олег. – Только побыстрей. Меня ждут на работе.
– Хорошо. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай на них. Первый вопрос. Почему ты ушел из ресторана?
– Тебе этого не понять.
– Понятно. Вопрос второй. Ты решил со мной «завязать»?
– Да.
– Можно узнать, почему?
– Тебе этого не понять.
– Ясно. Вопрос последний. Можно поцеловать это сердитое рыло?
Ида, не стесняясь прохожих, обняла Олега за шею.
– Никому не отдам… Тебе этого не понять.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Что вы можете сказать о работнике конструкторского бюро Олеге Гусеве?
3. И. КОНИНОВА, уборщица:
– Ишь ты! Молодой да деловой какой. «Что вы можете сказать…» Ничего не могу сказать. Соберите бумажки сначала. Полчаса сидите, а уже нагваздать успели… И потом, старого человека приветствовать надо, молодой человек. Встать и пожать ему руку.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Ну хорошо, хорошо… Здравствуйте, мамаша. Бумажки я уберу. Так что вы знаете о Гусеве? Что он из себя представлял?
3. И. КОНИНОВА:
– За собой не убирал. С обслуживающим персоналом не здоровался. Нынче-то она, молодежь, вся такая кодексная. И уровень повышает, и норму перевыполняет, и в больницу к товарищу по графику ходят, и жене по дому помогают, и про совесть рассуждают. Ныне-то много говорят о совести. Даже на плакатах позаписывали, что это такое. Дескать, и хорошо трудиться, и жене по дому помогать, и газетки выписывать. А вот про веник-то записать позабыли, и лежит он, сердешный, в углу, топают мимо него грамотные, совестные, а никто не догадается поднять да за собой загаженное место обмахнуть, помогнуть старой женщине. И ваш Гусев не исключение.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Ну хорошо, хорошо. Вы, товарищ Конинова, не отклоняйтесь. Опишите его характер конкретнее: взгляды, вкусы, с кем он дружил.
3. И. КОНИНОВА:
– Ишь, попер, попер. Все торопятся, торопятся, а куда, спрашивается, торопятся? И на самолетах летят, и в поездах ездят, а все не успевают. Вот в старину на лошадках ездили, а, слава богу, и сыты, и живы, и здоровы были. «Взгляды, вкусы…» Что я с ним, бражничала, что ли? Треску трескал, как и все. Это на работе, а что на дому, то неизвестно. Характер… Тьфу! Не было у него характера. Гордость да презрение ко всем были. Ставил из себя больно много, а чего ставил, непонятно. Гол как сокол. Ни кола ни двора. Прожигал жизню свою на шлюх. Видала я его из окна поезда: с какой-то кобылой под насыпью катался. Тьфу! Разве это мораль? Вот в старину было. Как-то увидела меня мать с парнем под руку…
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Ну хорошо, хорошо… Как вы считаете, может ли Гусев пойти на преступление?
3. И. КОНИНОВА:
– Они все могут. Молодежь сейчас такая пошла, что оторви да брось. Они женщину оскорбить могут. Вот в старое время…
Красное море
Ветер шумел в траве. Желтая пыльца сыпалась на их ноги. Трава была высокая. Ее верхушки гнулись, трепетали, а у земли не шевелилась ни одна травинка. Олег с Идой словно лежали в ванне, наполненной густым пахучим отваром и солнечным светом. Нет, не в ванне. Они плыли в лодке по Красному морю. Тихо-тихо, только плеск воды да ветер спешит до ночи достичь края земли.
Олег давно обнаружил это место, еще когда учился в институте, но бывал здесь редко. Надо было ехать автобусом до конечной остановки, идти километра три пешком… Зато кругом ни души, песок чист, трава пахнет травой, а не консервами, и по воде не плывут пустые бутылки.
Обычно он приезжал сюда, когда надо было побыть одному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20