– У меня есть деньги. – Джек попробовал улыбнуться, но тик не позволил ему этого. – Двадцать гиней. Как вы на это смотрите? Я заплачу вам за адрес этого человека. Если будут другие расходы – я в вашем распоряжении.
Сумма потрясла Тобиаса. Он как-то резко и недоверчиво хохотнул.
– Тогда назовите вашу сумму. – Мэггс уже сидел на краю кресла. Подергивание мышц лица разительно изменило его – от боли оно стало странно бледным и морщинистым. – Тридцать, если хотите. И тогда я исчезну из жизни всех вас.
– Мне очень жаль, старина, – холодно сказал Тоби. – Но вы должны вернуть мне мои три дня.
– Ради всех святых, сжальтесь. Я не могу ждать три дня. Я не выдержу этого.
– Но вы по-прежнему мой субъект, сколько бы ботинок ни меняли.
Но Мэггс почти не слышал его. У него закатились глаза, и он с глухим стоном схватился обеими руками за лицо.
Тобиас смотрел, как его противник медленно опустился на подушк:и кресла. Горничной, внезапно появившейся из темноты, он сказал:
– Вы можете послать его ко мне завтра утром в девять. Я полечу его.
Глава 52
Когда Тобиас вернулся домой, уже стемнело. Он нашел жену, свояченицу и экономку в кухне, купающих в железной ванночке жалобно плачущего ребенка.
– Что это? Что случилось?
Женщины даже не обернулись в его сторону, и это заставило его пульс лихорадочно забиться.
– Что здесь происходит? – крикнул он, протискиваясь в их круг, и увидел своего сына: лицо бледное, крохотная грудка ребенка воспалена. Вчерашний нарыв превратился в очень твердую опухоль багрового цвета. Когда же папа коснулся ее пальцем, сынок издал жалобный крик.
– Что с ним, Господи! Что это!
– Ведьмино молоко, – пробормотала экономка, тоже легонько коснувшись опухоли кончиками пальцев. – Твердая как камень, – заключила она.
– У него температура, – пожаловалась жена. – Я послала сына бакалейщика за доктором Гривсом, но мальчишка, видимо, чем-то рассердил доктора. Он прогнал его, так ничего и не ответив.
– Этот мальчишка! – сердито воскликнула старая экономка. – Его лучше послать обратно в Ирландию. Ему и его мамаше здесь делать нечего.
– Проклятый Гривс, – невольно вырвалось у Тобиаса, и три женщины с испугом уставились на него, но он стал улыбаться, ворковать и размахивать руками над больным младенцем.
– Гривс… о, этот Гривс, – наконец промолвил он. – Бедный старый Гривс.
– Что случилось с доктором Гривсом?
Что он мог им ответить? Поэтому, быстро сказав, что он сам поедет за доктором, он бросился вон из дома на Лембс-Кондуит-стрит, по которой, к счастью, гремя колесами, проезжал экипаж.
Он окликнул его, сам еще не зная, что будет делать дальше.
Тобиас посмотрел на неподвижное лицо кучера, прочно укутанного в многослойную накидку, тот со своих высоких козел сердито покосился на пассажира. Кучер был крепкого вида мужчина с кустистыми бровями и желтыми крупными, похожими на могильные плиты, зубами.
– Куда прикажете, сэр?
– Мне нужен доктор, который живет поблизости. Вы знаете такого?
– Доктор, сэр? Да, сэр. Прямо здесь, чуть подальше. Экипаж тронулся по Лембс-Кондуит-стрит, потом вдоль
Грейс-Инн-роуд мимо нескольких домов, где фонари освещали таблички с именами врачей.
– Послушайте, вы…
– Да, сэр.
– У меня всего шиллинг или два в кармане. Куда вы меня везете?
– Как куда? На Мертон-стрит, к доктору Хардуику.
– А какой он доктор?
– Бог его знает, сэр, – бодро крикнул кучер, – но он доктор, и о нем хорошо говорят, я это знаю.
У Тобиаса Отса невольно мелькнула мысль: какого же сорта люди хорошо говорят об этом докторе и почему. Однако иного выбора у него не было.
– Ладно, – согласился он, – везите к доктору Хардуику.
Вскоре они въехали в темную маленькую улочку в Клеркенуэлле. Экгпаж остановился у высокого узкого дома с закопченным, еле светившим фонарем у двери. Если бы не этот фонарь, Тобиас подумал бы, что в этом доме никто не живет.
– Если у вас всего один шиллинг, – сказал кучер, – возвращайтесь побыстрее, сэр.
– Хорошо, – ответил Тобиас. Выйдя из экипажа, он осторожно приблизился к одинокому дому. Входная дверь его перекосилась, а на лестнице крыльца стоял крепкий запах кошек, словно их стая ночевала здесь.
Тобиас постучал в дверь один раз, затем другой посильнее.
Вскоре где-то в глубине дома послышались шаркающие шаги, и наконец голос спросил:
– Кто там?
– У меня болен ребенок. Мне нужен врач. Мужской голос что-то сказал – всего одно слово, –
но Тобиас не расслышал и постучал сильнее.
– Мне нужен доктор.
Послышался звон сброшенных на пол цепочек, высокая дверь чуть отворилась. В темноте – ибо казалось, что в доме нет ни единой зажженной свечи, он разглядел мужское лицо, видимо, старика и, судя по голосу, довольно дряхлого.
– Кто здесь?
– Простите меня. Вы доктор Хардуик?
– Да, сэр, я доктор Хардуик, им всегда был и буду еще немалое время, надеюсь. С кем имею честь, мистер, раз вы постучали в мою дверь и прервали мое общение с селедкой?
– Моя фамилия Отс, и мой ребенок болен.
– Сколько ему лет?
– Ему три месяца.
– Тогда вы должны знать, как непреложный факт, – дети всегда болеют. Такова их природа. Как он болен?
– У него температура. У него на груди огромная опухоль.
– Если вы хотите заплатить мне только шиллинг, – с улицы донесся голос кучера, – то я не могу ждать, пока вы подпишете мирный договор.
– Кто это? – спросил доктор.
– Кучер наемного экипажа.
– Вы должны ему деньги?
– Сэр, вы поедете со мной?
– А вы сможете оплатить мой визит? – спросил доктор. – Такой вопрос всегда не мешает выяснить сразу, – добавил он.
– Да, да, я заплачу вам, – поспешил успокоить его Тобиас Отс.
– Я беру за визит пять шиллингов, сколько брал всегда со времен битвы при Ватерлоо.
– Прошу вас, доктор…
– Но все знают, что я вместо денег беру китайские чашки и нередко небольшие вещицы из дельфтскои керамики. Не настаиваю на этом, просто говорю на всякий случай.
– Спасибо, – поблагодарил Тобиас, у которого не было ни дельфтскои керамики, ни китайских чашек, чтобы ими оплатить визит доктора.
– Я просто хочу, чтобы вы это знали.
– Я благодарю вас за то, что вы дали мне возможность подумать. – После этих заверений терзаемый страхом отец больного ребенка наконец усадил доктора в экипаж, более не думая о своих финансовых затруднениях.
Поездка проходила в полном молчании, из нее Тобиас запомнил лишь сильный запах селедки, которую доктор, видимо, ел с большим удовольствием. Только когда они достигли Лембс-Кондуит-стрит, у Тобиаса появилась возможность немного рассмотреть доктора, а потом, еще получше, при свете свечи, высоко поднятой в руке Мери; она встречала их у дверей. Тогда он наконец увидел, каков собой доктор Хардуик. Это был человек лет шестидесяти, с круглой лысиной на макушке, обрамленной буйной рыжей шевелюрой, тронутой сединой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95