– Кто посоветовал нам съездить в Амотапе и расспросить донью Лупе обо всем, что случилось с Паломино Молеро.
– Меня уж, наверно, ищут по всему городу, – словно не слыша его, сказала девушка – и опять голос ее прозвучал по-новому: в нем теперь слышалась лукавая насмешка, и Литуме это нравилось больше всего или, вернее, меньше всего не нравилось; когда она так говорила, то казалась тем, чем и была на самом деле – девочкой, а не взрослой, ужасной женщиной с телом и лицом ребенка. – Он уже разослал шофера и ординарцев по всей авиабазе, и к американцам, и в клуб, и в кино. Он с ума сходит, когда я задерживаюсь. Думает, я опять убежала. Ха-ха.
– Так, значит, это были вы, – продолжал лейтенант. – Что ж, хоть и с опозданием, но все равно – большое вам спасибо, сеньорита Миндро. Если бы не ваше содействие, мы и по сей день блуждали бы в потемках.
– И только здесь ему не придет в голову меня искать, – говорила Алисия. – Ха-ха.
Смеется? Да, она смеялась. Но на этот раз не обидно и не презрительно. Это был короткий, лукавый смешок, по-детски веселый. Полоумная, а если нет, так скоро будет. Сомнения мучили Литуму: да, она сумасшедшая; вовсе нет; скоро будет.
– Да, разумеется, – прошептал лейтенант. Он откашлялся, прочищая горло, бросил на пол окурок и растер его подошвой. – Мы призваны и поставлены сюда защищать людей. Вас прежде всего, когда бы вы к нам ни обратились.
– Ни от кого меня защищать не требуется, – сухо отвечала она. – У меня есть отец. Этого более чем достаточно.
Она так порывисто протянула лейтенанту кружку, что несколько капель кофе выплеснулись, забрызгали его форменную рубаху. Лейтенант торопливо принял у нее кружку.
– Не проводить ли вас до авиабазы? – спросил он.
– Нет, не нужно, – сказала Алисия. Литума видел, как она быстро вышла наружу. Силуэт ее смутно вырисовывался в сумерках, окутывавших Талару. Он видел, как она села на велосипед, нажала на педали, тронула звонок и, петляя по неровной, немощеной улице, скрылась.
Лейтенант и Литума молча сидели на месте. Музыка смолкла, и вновь рассыпал пулеметную скороговорку испуганный голос диктора.
– Если бы там не включили это радио, в лоб его драть, она бы нам все выложила, – проворчал Литума. – Одному богу известно, сколько всего она еще знает.
– Если мы не поспешим, толстуха оставит нас без ужина, – прервал его лейтенант, поднимаясь на ноги и надевая фуражку. – Идем, идем, Литума, надо подкрепиться. У меня от подобных происшествий всегда разыгрывается аппетит. А у тебя?
Лейтенант говорил заведомую ерунду, потому что харчевня доньи Адрианы была открыта до полуночи, а теперь было не больше восьми. Однако Литума понял, что лейтенант сказал эти слова, только чтобы не молчать, и, видно, на душе у него так же смутно и тревожно, как и у Литумы. Он поднял с пола недопитую Алисией бутылку и поставил ее в шкаф, рядом с другими. Боррао Салинас, старьевщик, каждую субботу забирал у них пустую посуду. Они вышли, заперли за собой дверь. Лейтенант пробурчал, что заставит Рамиро Матело, провалившегося невесть куда, отдежурить в субботу и воскресенье. На небе сияла полная луна, голубоватый свет ее заливал улицу. Полицейские шли молча, козыряя и кивая в ответ на приветствия сидевших у своих домов семейств. Вдалеке слышались усиленные репродуктором голоса мексиканских актеров, женский плач – и все это шло на фоне ровного гула прибоя.
– Ну что, Литума, охренел малость от того, что пришлось услышать?
– Да, малость охренел, – кивнул полицейский.
– Я ведь говорил тебе: на этой нашей службе многому научишься, друг мой Литума.
– Как в воду глядели, господин лейтенант.
В харчевне сидело за ужином человек шесть знакомых. Полицейские поздоровались, но сели отдельно. Донья Адриана, не ответив на их «добрый вечер», внесла миску с овощным супом, брякнула перед ними тарелки. На лице у нее было написано крайнее неудовольствие. Когда лейтенант осведомился, в добром ли здравии она пребывает и не от недомогания ли так скверно настроена, хозяйка рявкнула:
– Хотелось бы знать, какого черта торчали вы сегодня на скале?!
– Мы получили сведения о предполагаемой высадке контрабандистов, – не моргнув глазом ответил лейтенант.
– Ничего, когда-нибудь за все придется ответить, предупреждаю.
– Спасибо за предупреждение. – Лейтенант улыбнулся и, громко чмокнув губами, послал ей воздушный поцелуй. – Кр-ра-савица моя.
VII
– Руки стали как грабли, – пожаловался лейтенант Сильва. – Ни одной ноты не взять. В училище, бывало, раз услышу песенку – готово, запомнил навсегда. А сейчас вот даже «Косточку» не могу наиграть.
Он и в самом деле несколько раз начинал и сбивался. Иногда струны под его пальцами завывали пронзительно, как одичалые коты. Литума, думая о своем, слушал лейтенанта вполуха. Они сидели на берегу, на кусочке пляжа, с обеих сторон отгороженном волнорезами. Было уже больше двенадцати – возвещая конец смены, прогудела сирена на сахарном заводе. Рыбаки давно вернулись, вытащили свои лодки на берег. Стоял там и «Таларский лев», а владелец его, дон Матиас Кьерекотильо, покуривал вместе с полицейскими, пока двое его подручных готовили баркас к новому выходу в море. Муж доньи Адрианы также хотел узнать, правда ли то, о чем судачит вся Талара.
– А о чем судачит вся Талара, дон Матиас?
– Вы, дескать, нашли убийц Паломино Молеро. Лейтенант ответил так, как сегодня с утра отвечал всем, ибо целый день люди останавливали его на улице и спрашивали одно и то же:
– Пока ничего определенного сказать не могу. Скоро все узнаете, дон Матиас. Потерпите, ждать осталось недолго.
– Дай-то бог, дай-то бог. Хоть бы раз в жизни правда одолела тех, кто всегда берет над ней верх.
– Это кто же, дон Матиас?
– Зачем спрашивать, сами небось знаете не хуже меня. Те, за кем сила. Важные птицы.
Раскачиваясь, словно стоя в своей пляшущей на волнах лодке, он вошел в воду, проворно перескочил через борт. Не скажешь, что чахоточный с кровохарканьем: для своего возраста еще очень коренаст и крепок. Может, донья Адриана насочиняла себе всяких ужасов насчет его болезни? А вот знает ли он, что лейтенант обхаживает его супругу? Если и знает, то никак этого не показывает. Литума заметил, что рыбак всегда очень учтив с его начальником. Наверно, с годами человек перестает ревновать.
– Важные птицы, – вслух размышлял лейтенант, опустив на колени гитару.
– Ты думаешь, Литума, это они подкинули гитару к дверям участка? Это они преподнесли нам такой подарочек?
– Нет, не думаю, – отвечал Литума. – Гитару нам оставила дочка полковника Миндро. Помните, она сама говорила – гитара у нее?
– Верно… Однако это еще не доказательство. К гитаре не приложено ни записки, ни карточки. И совершенно неизвестно, принадлежала ли эта гитара Паломино Молеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Меня уж, наверно, ищут по всему городу, – словно не слыша его, сказала девушка – и опять голос ее прозвучал по-новому: в нем теперь слышалась лукавая насмешка, и Литуме это нравилось больше всего или, вернее, меньше всего не нравилось; когда она так говорила, то казалась тем, чем и была на самом деле – девочкой, а не взрослой, ужасной женщиной с телом и лицом ребенка. – Он уже разослал шофера и ординарцев по всей авиабазе, и к американцам, и в клуб, и в кино. Он с ума сходит, когда я задерживаюсь. Думает, я опять убежала. Ха-ха.
– Так, значит, это были вы, – продолжал лейтенант. – Что ж, хоть и с опозданием, но все равно – большое вам спасибо, сеньорита Миндро. Если бы не ваше содействие, мы и по сей день блуждали бы в потемках.
– И только здесь ему не придет в голову меня искать, – говорила Алисия. – Ха-ха.
Смеется? Да, она смеялась. Но на этот раз не обидно и не презрительно. Это был короткий, лукавый смешок, по-детски веселый. Полоумная, а если нет, так скоро будет. Сомнения мучили Литуму: да, она сумасшедшая; вовсе нет; скоро будет.
– Да, разумеется, – прошептал лейтенант. Он откашлялся, прочищая горло, бросил на пол окурок и растер его подошвой. – Мы призваны и поставлены сюда защищать людей. Вас прежде всего, когда бы вы к нам ни обратились.
– Ни от кого меня защищать не требуется, – сухо отвечала она. – У меня есть отец. Этого более чем достаточно.
Она так порывисто протянула лейтенанту кружку, что несколько капель кофе выплеснулись, забрызгали его форменную рубаху. Лейтенант торопливо принял у нее кружку.
– Не проводить ли вас до авиабазы? – спросил он.
– Нет, не нужно, – сказала Алисия. Литума видел, как она быстро вышла наружу. Силуэт ее смутно вырисовывался в сумерках, окутывавших Талару. Он видел, как она села на велосипед, нажала на педали, тронула звонок и, петляя по неровной, немощеной улице, скрылась.
Лейтенант и Литума молча сидели на месте. Музыка смолкла, и вновь рассыпал пулеметную скороговорку испуганный голос диктора.
– Если бы там не включили это радио, в лоб его драть, она бы нам все выложила, – проворчал Литума. – Одному богу известно, сколько всего она еще знает.
– Если мы не поспешим, толстуха оставит нас без ужина, – прервал его лейтенант, поднимаясь на ноги и надевая фуражку. – Идем, идем, Литума, надо подкрепиться. У меня от подобных происшествий всегда разыгрывается аппетит. А у тебя?
Лейтенант говорил заведомую ерунду, потому что харчевня доньи Адрианы была открыта до полуночи, а теперь было не больше восьми. Однако Литума понял, что лейтенант сказал эти слова, только чтобы не молчать, и, видно, на душе у него так же смутно и тревожно, как и у Литумы. Он поднял с пола недопитую Алисией бутылку и поставил ее в шкаф, рядом с другими. Боррао Салинас, старьевщик, каждую субботу забирал у них пустую посуду. Они вышли, заперли за собой дверь. Лейтенант пробурчал, что заставит Рамиро Матело, провалившегося невесть куда, отдежурить в субботу и воскресенье. На небе сияла полная луна, голубоватый свет ее заливал улицу. Полицейские шли молча, козыряя и кивая в ответ на приветствия сидевших у своих домов семейств. Вдалеке слышались усиленные репродуктором голоса мексиканских актеров, женский плач – и все это шло на фоне ровного гула прибоя.
– Ну что, Литума, охренел малость от того, что пришлось услышать?
– Да, малость охренел, – кивнул полицейский.
– Я ведь говорил тебе: на этой нашей службе многому научишься, друг мой Литума.
– Как в воду глядели, господин лейтенант.
В харчевне сидело за ужином человек шесть знакомых. Полицейские поздоровались, но сели отдельно. Донья Адриана, не ответив на их «добрый вечер», внесла миску с овощным супом, брякнула перед ними тарелки. На лице у нее было написано крайнее неудовольствие. Когда лейтенант осведомился, в добром ли здравии она пребывает и не от недомогания ли так скверно настроена, хозяйка рявкнула:
– Хотелось бы знать, какого черта торчали вы сегодня на скале?!
– Мы получили сведения о предполагаемой высадке контрабандистов, – не моргнув глазом ответил лейтенант.
– Ничего, когда-нибудь за все придется ответить, предупреждаю.
– Спасибо за предупреждение. – Лейтенант улыбнулся и, громко чмокнув губами, послал ей воздушный поцелуй. – Кр-ра-савица моя.
VII
– Руки стали как грабли, – пожаловался лейтенант Сильва. – Ни одной ноты не взять. В училище, бывало, раз услышу песенку – готово, запомнил навсегда. А сейчас вот даже «Косточку» не могу наиграть.
Он и в самом деле несколько раз начинал и сбивался. Иногда струны под его пальцами завывали пронзительно, как одичалые коты. Литума, думая о своем, слушал лейтенанта вполуха. Они сидели на берегу, на кусочке пляжа, с обеих сторон отгороженном волнорезами. Было уже больше двенадцати – возвещая конец смены, прогудела сирена на сахарном заводе. Рыбаки давно вернулись, вытащили свои лодки на берег. Стоял там и «Таларский лев», а владелец его, дон Матиас Кьерекотильо, покуривал вместе с полицейскими, пока двое его подручных готовили баркас к новому выходу в море. Муж доньи Адрианы также хотел узнать, правда ли то, о чем судачит вся Талара.
– А о чем судачит вся Талара, дон Матиас?
– Вы, дескать, нашли убийц Паломино Молеро. Лейтенант ответил так, как сегодня с утра отвечал всем, ибо целый день люди останавливали его на улице и спрашивали одно и то же:
– Пока ничего определенного сказать не могу. Скоро все узнаете, дон Матиас. Потерпите, ждать осталось недолго.
– Дай-то бог, дай-то бог. Хоть бы раз в жизни правда одолела тех, кто всегда берет над ней верх.
– Это кто же, дон Матиас?
– Зачем спрашивать, сами небось знаете не хуже меня. Те, за кем сила. Важные птицы.
Раскачиваясь, словно стоя в своей пляшущей на волнах лодке, он вошел в воду, проворно перескочил через борт. Не скажешь, что чахоточный с кровохарканьем: для своего возраста еще очень коренаст и крепок. Может, донья Адриана насочиняла себе всяких ужасов насчет его болезни? А вот знает ли он, что лейтенант обхаживает его супругу? Если и знает, то никак этого не показывает. Литума заметил, что рыбак всегда очень учтив с его начальником. Наверно, с годами человек перестает ревновать.
– Важные птицы, – вслух размышлял лейтенант, опустив на колени гитару.
– Ты думаешь, Литума, это они подкинули гитару к дверям участка? Это они преподнесли нам такой подарочек?
– Нет, не думаю, – отвечал Литума. – Гитару нам оставила дочка полковника Миндро. Помните, она сама говорила – гитара у нее?
– Верно… Однако это еще не доказательство. К гитаре не приложено ни записки, ни карточки. И совершенно неизвестно, принадлежала ли эта гитара Паломино Молеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33