Дети по-прежнему цеплялись за ее юбку. Рядом молчала еще одна женщина, помоложе и настолько похожая на Колина, что Энни не удивилась, когда тот представил ее как свою сестру Гленну.
Дом Колина ничем не отличался от любого подобного домишки, лепившегося где-нибудь в уютных лощинах Шотландии. Голый земляной пол, стены из неструганой сосны, потолок с подвешенным к нему копченым мясом. Грубая соломенная занавеска разделяла дом на две «комнаты»: поменьше — Гленны и побольше — Колина с женой и детьми. В середине комнаты пылал огонь, над которым висел котелок. Судя по наличию в доме деревянных столов и лавок, Моры были позажиточнее других семейств. В одном углу за загородкой теснились куры, в другой была привязана коза, взятая на зиму в дом.
— Прошу извинить за беспокойство, — сказала Энни жене Колина. — Нам сказали, что где-то здесь есть поворот к реке, но мы заблудились в тумане, а потом увидели дым из вашей трубы и пошли на него…
— Я знаю, кто вы, — прошептала Роуз, мистический ужас ее перед неведомыми гостями сменился вполне конкретным, паническим страхом. — И я знаю, зачем вы здесь. Вы пришли забрать моего Колина на войну.
— Успокойтесь, — уверила ее Энни. — Разумеется, мы были бы рады, если бы он присоединился к нам, но насильно мы никого не забираем. Пусть каждый делает то, что велит ему его сердце…
— Все вы так говорите! — фыркнула Гленна.
— Не желаете ли грога, господа, — произнесла Роуз, чтобы переменить тему, — или, может, эля? Есть еще кроличий бифштекс, я велю Гленне…
— Спасибо, грога, если не затруднит, — произнес Джон, входя в дом в сопровождении двух близнецов. Гленна, едва завидев мужчин, тут же начала бросать на них кокетливые взгляды.
— Чего уж там «затруднит»! — бормотала, хлопоча, себе под нос Роуз. — Вы уже нас затруднили дальше некуда.
Как ни пыталась Энни стереть из памяти подробности инцидента в спальне Макгиливрея, мысленно она снова и снова прокручивала все его подробности. Разумеется, пыталась заверить себя, что тот роковой поцелуй ровным счетом ничего не значил — Джон был просто сильно пьян… Во всяком случае, уж она-то, со своей стороны, не подавала ни малейшего повода… И все же нельзя не признать, что она не совсем равнодушна к Джону. Небольшое, самое невинное чувство все-таки есть… К такому красавчику и впрямь трудно быть равнодушной. Взять хотя бы эту Гленну — как вертится она вокруг него, поднося то порцию мяса, то кружку эля… А он, шалопай, не отводит глаз от колыхающегося перед ним умопомрачительных размеров бюста, с трудом вмещающегося в якобы случайно расшнуровавшийся корсет… Хотя Энни понимала, что ей не должно быть дела до флирта Джона с кем бы то ни было, она с трудом удерживалась, чтобы не влепить ему пощечину. И больше всего ее раздражало то, что эти заигрывания начинали ее возбуждать. Может быть, она просто изголодалась по мужчине? С тех пор, как она рассталась с Ангусом… Нельзя не признать, что Ангус, каким бы он ни был, все-таки потрясающий любовник…
Ангус. Он солгал ради нее, покрыл кражу бумаг… Но что на самом деле было тому причиной? Если он так любит ее, что готов за нее сесть в тюрьму, то почему же тогда, прощаясь с ней, он держался так холодно, так отчужденно?
— В чем дело, Энни? — спросил Джон. — У тебя такой вид, словно ты уже побывала в бою!
Энни скорчилась у огня. Она передвинулась туда, когда Робби начал щипать Гленну за зад, та невинно-кокетливо хихикать, и это так действовало Энни на нервы, что она уже не в силах была на это смотреть. Энни сидела перед огнем на треногом стуле. Джон без приглашения опустился рядом с ней на пол по-турецки. В руке его был бокал с виски.
— Сегодня был тяжелый день, я устала… — отрешенно произнесла она. — Мы все-таки совершили нелегкий переход!
— Завтра нам предстоит такой же. Дело хозяйское, но советую отдохнуть, а не думать о вещах, на которые все равно нет ответа.
— Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — насторожилась она.
— Да у тебя все на лице написано! — усмехнулся он. — Ты думаешь о муже. Впрочем, оно и естественно — о чем еще может думать женщина, разлученная с мужем войной? Не ты одна, крошка, не ты первая, не ты последняя…
— Да не думаю я о нем! — фыркнула Энни. — Ангус сделал свой выбор, я сделала свой. Каждому из нас приходится мириться с выбором другого. Если честно, я вообще ни о чем не думаю, я просто греюсь у огня…
— Что ж, погреться всегда неплохо! — улыбнулся Джон, с наслаждением потирая замерзшие ладони.
Энни невольно покосилась на его руки — большие, сильные, с длинными пальцами. Руки Ангуса были меньше, изящнее, и ласкали эти руки ее всегда нежно, умело, изысканно. Джон, будь он ее любовником, вряд ли касался бы ее тела так трепетно. В нежных изысканных ласках есть своя прелесть, но иногда ведь хочется пусть грубоватого, но более страстного и решительного напора… Энни мотнула головой, словно отгоняя наваждение. Нет, Джон прав — и впрямь не мешало бы отдохнуть, а то лезет в голову бог знает что…
— Ты прав, — решительно произнесла она, — я, пожалуй, пойду спать.
Энни поднялась со стула, точнее, хотела подняться, но почувствовала, что ноги, словно деревянные, не держат ее. Энни, пожалуй, рухнула бы на пол, если бы Джон мгновенно не подхватил ее.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ноги не идут — так устала.
— Почему ты не пользуешься той мазью, которую я тебе дал? — поинтересовался он.
— Она так мерзко воняет! — поморщилась Энни.
— Раздевайся! — неожиданно решительно произнес Джон. Энни уставилась на него во все глаза:
— Ты в своем уме?
— Это не то, о чем ты подумала, крошка! — усмехнулся Джон. — Я просто предлагаю натереть тебе ноги этой мазью.
— Спасибо, я и сама справлюсь.
— У меня это получится лучше. Иди сними штаны и ложись. Если уж так стесняешься, прикрой, что надо, простыней.
Энни лихорадочно огляделась вокруг, но, слава Богу, никто не обращал на них внимания. Большинство вообще уже спали. Поддерживаемая Джоном, Энни добралась до кровати. Пока она не без труда стягивала штаны, Джон не смотрел на нее — он в это время доставал бутыль с целебной мазью из своей дорожной сумки. Когда он подошел к Энни, она уже лежала на кровати лицом вниз. От рук Джона резко пахло мазью. Впрочем, теперь это уже не казалось Энни таким противным…
С нежностью и осторожностью, каких Энни не ожидала от него, Джон начал массаж, и вскоре Энни почувствовала, как по ее телу разливается блаженное тепло. Джон поднял ее рубашку, оголяя бедра. Энни не возражала.
— Почему ты почти ничего не рассказываешь о своей невесте? — спросила она.
— Я что-то тоже не припомню, — усмехнулся он, — чтобы ты особо часто заводила разговор об Ангусе.
— Я даже до сих пор не поняла — женишься ты все-таки на ней или нет?
Вместо ответа руки Джона скользнули под ее рубашку, массируя плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Дом Колина ничем не отличался от любого подобного домишки, лепившегося где-нибудь в уютных лощинах Шотландии. Голый земляной пол, стены из неструганой сосны, потолок с подвешенным к нему копченым мясом. Грубая соломенная занавеска разделяла дом на две «комнаты»: поменьше — Гленны и побольше — Колина с женой и детьми. В середине комнаты пылал огонь, над которым висел котелок. Судя по наличию в доме деревянных столов и лавок, Моры были позажиточнее других семейств. В одном углу за загородкой теснились куры, в другой была привязана коза, взятая на зиму в дом.
— Прошу извинить за беспокойство, — сказала Энни жене Колина. — Нам сказали, что где-то здесь есть поворот к реке, но мы заблудились в тумане, а потом увидели дым из вашей трубы и пошли на него…
— Я знаю, кто вы, — прошептала Роуз, мистический ужас ее перед неведомыми гостями сменился вполне конкретным, паническим страхом. — И я знаю, зачем вы здесь. Вы пришли забрать моего Колина на войну.
— Успокойтесь, — уверила ее Энни. — Разумеется, мы были бы рады, если бы он присоединился к нам, но насильно мы никого не забираем. Пусть каждый делает то, что велит ему его сердце…
— Все вы так говорите! — фыркнула Гленна.
— Не желаете ли грога, господа, — произнесла Роуз, чтобы переменить тему, — или, может, эля? Есть еще кроличий бифштекс, я велю Гленне…
— Спасибо, грога, если не затруднит, — произнес Джон, входя в дом в сопровождении двух близнецов. Гленна, едва завидев мужчин, тут же начала бросать на них кокетливые взгляды.
— Чего уж там «затруднит»! — бормотала, хлопоча, себе под нос Роуз. — Вы уже нас затруднили дальше некуда.
Как ни пыталась Энни стереть из памяти подробности инцидента в спальне Макгиливрея, мысленно она снова и снова прокручивала все его подробности. Разумеется, пыталась заверить себя, что тот роковой поцелуй ровным счетом ничего не значил — Джон был просто сильно пьян… Во всяком случае, уж она-то, со своей стороны, не подавала ни малейшего повода… И все же нельзя не признать, что она не совсем равнодушна к Джону. Небольшое, самое невинное чувство все-таки есть… К такому красавчику и впрямь трудно быть равнодушной. Взять хотя бы эту Гленну — как вертится она вокруг него, поднося то порцию мяса, то кружку эля… А он, шалопай, не отводит глаз от колыхающегося перед ним умопомрачительных размеров бюста, с трудом вмещающегося в якобы случайно расшнуровавшийся корсет… Хотя Энни понимала, что ей не должно быть дела до флирта Джона с кем бы то ни было, она с трудом удерживалась, чтобы не влепить ему пощечину. И больше всего ее раздражало то, что эти заигрывания начинали ее возбуждать. Может быть, она просто изголодалась по мужчине? С тех пор, как она рассталась с Ангусом… Нельзя не признать, что Ангус, каким бы он ни был, все-таки потрясающий любовник…
Ангус. Он солгал ради нее, покрыл кражу бумаг… Но что на самом деле было тому причиной? Если он так любит ее, что готов за нее сесть в тюрьму, то почему же тогда, прощаясь с ней, он держался так холодно, так отчужденно?
— В чем дело, Энни? — спросил Джон. — У тебя такой вид, словно ты уже побывала в бою!
Энни скорчилась у огня. Она передвинулась туда, когда Робби начал щипать Гленну за зад, та невинно-кокетливо хихикать, и это так действовало Энни на нервы, что она уже не в силах была на это смотреть. Энни сидела перед огнем на треногом стуле. Джон без приглашения опустился рядом с ней на пол по-турецки. В руке его был бокал с виски.
— Сегодня был тяжелый день, я устала… — отрешенно произнесла она. — Мы все-таки совершили нелегкий переход!
— Завтра нам предстоит такой же. Дело хозяйское, но советую отдохнуть, а не думать о вещах, на которые все равно нет ответа.
— Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — насторожилась она.
— Да у тебя все на лице написано! — усмехнулся он. — Ты думаешь о муже. Впрочем, оно и естественно — о чем еще может думать женщина, разлученная с мужем войной? Не ты одна, крошка, не ты первая, не ты последняя…
— Да не думаю я о нем! — фыркнула Энни. — Ангус сделал свой выбор, я сделала свой. Каждому из нас приходится мириться с выбором другого. Если честно, я вообще ни о чем не думаю, я просто греюсь у огня…
— Что ж, погреться всегда неплохо! — улыбнулся Джон, с наслаждением потирая замерзшие ладони.
Энни невольно покосилась на его руки — большие, сильные, с длинными пальцами. Руки Ангуса были меньше, изящнее, и ласкали эти руки ее всегда нежно, умело, изысканно. Джон, будь он ее любовником, вряд ли касался бы ее тела так трепетно. В нежных изысканных ласках есть своя прелесть, но иногда ведь хочется пусть грубоватого, но более страстного и решительного напора… Энни мотнула головой, словно отгоняя наваждение. Нет, Джон прав — и впрямь не мешало бы отдохнуть, а то лезет в голову бог знает что…
— Ты прав, — решительно произнесла она, — я, пожалуй, пойду спать.
Энни поднялась со стула, точнее, хотела подняться, но почувствовала, что ноги, словно деревянные, не держат ее. Энни, пожалуй, рухнула бы на пол, если бы Джон мгновенно не подхватил ее.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ноги не идут — так устала.
— Почему ты не пользуешься той мазью, которую я тебе дал? — поинтересовался он.
— Она так мерзко воняет! — поморщилась Энни.
— Раздевайся! — неожиданно решительно произнес Джон. Энни уставилась на него во все глаза:
— Ты в своем уме?
— Это не то, о чем ты подумала, крошка! — усмехнулся Джон. — Я просто предлагаю натереть тебе ноги этой мазью.
— Спасибо, я и сама справлюсь.
— У меня это получится лучше. Иди сними штаны и ложись. Если уж так стесняешься, прикрой, что надо, простыней.
Энни лихорадочно огляделась вокруг, но, слава Богу, никто не обращал на них внимания. Большинство вообще уже спали. Поддерживаемая Джоном, Энни добралась до кровати. Пока она не без труда стягивала штаны, Джон не смотрел на нее — он в это время доставал бутыль с целебной мазью из своей дорожной сумки. Когда он подошел к Энни, она уже лежала на кровати лицом вниз. От рук Джона резко пахло мазью. Впрочем, теперь это уже не казалось Энни таким противным…
С нежностью и осторожностью, каких Энни не ожидала от него, Джон начал массаж, и вскоре Энни почувствовала, как по ее телу разливается блаженное тепло. Джон поднял ее рубашку, оголяя бедра. Энни не возражала.
— Почему ты почти ничего не рассказываешь о своей невесте? — спросила она.
— Я что-то тоже не припомню, — усмехнулся он, — чтобы ты особо часто заводила разговор об Ангусе.
— Я даже до сих пор не поняла — женишься ты все-таки на ней или нет?
Вместо ответа руки Джона скользнули под ее рубашку, массируя плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82