Энни почувствовала, что сейчас застонет от удовольствия, и, чтобы этого не произошло, закусила губу. Пальцы ее мертвой хваткой вцепились в простыню. Прикосновения Джона были такими успокаивающими, Энни чувствовала себя так уютно…
Джону не хотелось заводить сейчас речь о Элизабет Кэмпбелл. Разумеется, он в глубине души понимал, что Энни и сама бы натерла себе ноги мазью. Это был лишь повод для того, чтобы прикоснуться к ее телу, если уж нельзя… Господи, сколько раз он мечтал… И Джон знал, что саму Энни останавливает только то, что она обвенчана с Ангусом Моу.
А должна была обвенчаться с ним, Джоном Александром Макгиливреем. Джон знал, что сам Ферчар рассматривал его в качестве возможного претендента. Но в тот день, в тот самый день, когда Джон собирался предложить ей наконец руку и сердце, он узнал, что она уже помолвлена с Ангусом Моу… В тот день Джон напился до такого состояния, что Джиллиз был вынужден связать его по рукам и ногам, иначе бы Джон разнес в щепки собственный дом. Целый месяц после этого он беспробудно пьянствовал и переспал едва ли не со всеми проститутками в округе, тщетно пытаясь найти в этом забвение…
И сейчас, четыре года спустя, боль не отпустила Джона, с каждым днем становясь все острее. Он мог бы овладеть ею прямо сейчас. Никто не стал бы ему в этом препятствовать — и меньше всего сама Энни…
Ангус считал Джона своим другом. Перед отъездом в Эдинбург Ангус был у него, просил присматривать за Энни — та, мол, слишком взбалмошная, чтобы сидеть дома за пяльцами, говорил, что доверяет Джону как другу… Видел бы он, как всего лишь за полчаса до его прихода Энни торжественно клялась возглавить клан и повести его на борьбу за свободу родины…
Опустив рубашку Энни, Джон отошел от ее постели. С соседней кровати на него смотрела Гленна Мор. Сочная грудь девицы была недвусмысленно обнажена, но Джон, не обращая внимания на ее прелести, сел и закурил дорогую сигару, чувствуя, что этой ночью ему все равно не уснуть…
На лицо Джона упала какая-то тень. Он поднял голову, над ним стоял Джиллиз Макбин.
— Слушай, Джон, — начал он, — мы тут неподалеку, вниз по реке, обнаружили английский лагерь. Две телеги с зерном, одна — с бочонками эля, и при них всего сорок человек. Может, растрясти их, как ты на это смотришь?
— Что ж, попытаться можно. — Джон поднялся на ноги, радуясь в душе, что это приключение отвлечет его от рискованных мыслей. — Седлай лошадей!
— Нет, если у тебя есть дела поважнее, — Джиллиз покосился на Гленну, которая, судя по всему, по-прежнему не оставляла надежды соблазнить Джона, — то я с моими людьми и без тебя справлюсь…
— Ты настоящий друг, Джиллиз! — усмехнулся Джон, похлопывая коротышку по плечу. — Если бы не ты, я бы сейчас, возможно, подцепил сифилис…
— Только не говори Робби, — фыркнул в ответ Джиллиз, — всего полчаса назад он валялся с этой пташкой на сеновале и все еще не очухался. «Поздравишь» его позже, не стоит портить ему сейчас настроение.
Глава 11
Что только ни пробовал Ангус — и ликер, и виски, и бренди, и сигару, — ничто не помогало ему избавиться от тошноты. И дело было не в ужине — осетр был великолепен, такой нежный, что резать его можно было вилкой, без ножа. Дело было в компании, собравшейся в этот вечер за столом. Впрочем, рассудил Ангус, даже и не в ней — просто в том дурном настроении, от которого он никак не может избавиться уже несколько дней. Чтобы дать выход своей раздражительности, вчера он даже приказал выпороть денщика, плохо оседлавшего его лошадь. Но и это не помогло, хотя и значительно подняло авторитет Ангуса в глазах сослуживцев.
Да чего еще можно было ожидать от них? Генерал Генри Хоули, ветеран нескольких войн, например, давно известен своим жестоким обращением с подчиненными. Дня не проходило, чтобы он не приговаривал хотя бы одного человека к наказанию розгами — от минимума в двадцать пять ударов до максимума в три тысячи. Куда бы ни прибывал Хоули, в первую очередь он воздвигал там виселицы — ничто, считал этот солдафон, не поддерживало дисциплину так, как их вид. В Эдинбурге, например, эшафот был сооружен на главной городской площади, ибо власть Хоули распространялась не только на солдат, но и на горожан.
Торговцев, заподозренных в помощи якобитам, привязывали к позорному столбу, и горожанам разрешалось плевать им в лицо и забрасывать тухлыми овощами. Заподозренных в саботаже либо запарывали до полусмерти, либо вешали.
Следуя примеру Камберленда, Хоули категорически запретил в своем гарнизоне азартные игры и строго следил за тем, чтобы в лагерь не проникало ни одной женщины, будь то проститутки или маркитантки. Да и вне лагеря солдатам не разрешалось удовлетворять свои плотские потребности.
На офицеров эти правила, разумеется, не распространялись. Многие из них делили тяготы военной жизни с женами или любовницами — глядя на их шелка, жемчуга и соблазнительные декольте, трудно было поверить, что страна охвачена войной. Офицеры могли беспрепятственно ворваться в дом любого жителя или реквизировать все, что им приглянется в любом количестве.
Ангус квартировал в весьма симпатичном доме из серого кирпича, из окон которого открывался живописный вид на старинные шпили и башни шотландской столицы. Особенно хорош этот вид был по утрам, когда восходящее солнце бросало первые косые лучи на зубцы старой крепости. Комендант крепости, старый полковник Гест, так и не сдал ее якобитам, несмотря на три месяца блокады. Принц Чарльз в тот момент не обладал достаточным количеством пушек, чтобы решиться взять крепость штурмом, и в конце концов якобитам пришлось отступить.
Зато, когда в город прибыл Хоули, Гест с помпой распахнул перед ним ворота старой крепости. Хоули же в знак заслуги Геста перед британской короной перевел его из гарнизонного барака в главный дворец города, самолично распорядившись городским имуществом.
Поскольку Ангуса не сопровождала ни жена, ни любовница, вместе с ним поселили тоже одинокого майора Уоршема. Ангус подозревал, что такой сосед выбран для него не случайно. Но как бы ни шпионил Уоршем за Ангусом, уличить его в чем-нибудь неблаговидном он при всем желании не смог бы.
Поведение же самого майора отнюдь не отличалось благопристойностью. Так, обосновавшись в Эдинбурге, Уоршем первым же делом пригласил к себе из Инвернесса Адриенну де Буль. Несмотря на то что официально та жила в другой части города, Ангус очень часто по утрам обнаруживал Уоршема за чаем в компании полуодетой Адриенны. Поначалу красотка делала вид, что смущена, но вскоре и вовсе перестала стесняться.
С тех пор как Ангус покинул Инвернесс, он ни разу не получал вестей от Энни. Написала бы хоть из вежливости, по-прежнему ли она живет в доме свекрови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Джону не хотелось заводить сейчас речь о Элизабет Кэмпбелл. Разумеется, он в глубине души понимал, что Энни и сама бы натерла себе ноги мазью. Это был лишь повод для того, чтобы прикоснуться к ее телу, если уж нельзя… Господи, сколько раз он мечтал… И Джон знал, что саму Энни останавливает только то, что она обвенчана с Ангусом Моу.
А должна была обвенчаться с ним, Джоном Александром Макгиливреем. Джон знал, что сам Ферчар рассматривал его в качестве возможного претендента. Но в тот день, в тот самый день, когда Джон собирался предложить ей наконец руку и сердце, он узнал, что она уже помолвлена с Ангусом Моу… В тот день Джон напился до такого состояния, что Джиллиз был вынужден связать его по рукам и ногам, иначе бы Джон разнес в щепки собственный дом. Целый месяц после этого он беспробудно пьянствовал и переспал едва ли не со всеми проститутками в округе, тщетно пытаясь найти в этом забвение…
И сейчас, четыре года спустя, боль не отпустила Джона, с каждым днем становясь все острее. Он мог бы овладеть ею прямо сейчас. Никто не стал бы ему в этом препятствовать — и меньше всего сама Энни…
Ангус считал Джона своим другом. Перед отъездом в Эдинбург Ангус был у него, просил присматривать за Энни — та, мол, слишком взбалмошная, чтобы сидеть дома за пяльцами, говорил, что доверяет Джону как другу… Видел бы он, как всего лишь за полчаса до его прихода Энни торжественно клялась возглавить клан и повести его на борьбу за свободу родины…
Опустив рубашку Энни, Джон отошел от ее постели. С соседней кровати на него смотрела Гленна Мор. Сочная грудь девицы была недвусмысленно обнажена, но Джон, не обращая внимания на ее прелести, сел и закурил дорогую сигару, чувствуя, что этой ночью ему все равно не уснуть…
На лицо Джона упала какая-то тень. Он поднял голову, над ним стоял Джиллиз Макбин.
— Слушай, Джон, — начал он, — мы тут неподалеку, вниз по реке, обнаружили английский лагерь. Две телеги с зерном, одна — с бочонками эля, и при них всего сорок человек. Может, растрясти их, как ты на это смотришь?
— Что ж, попытаться можно. — Джон поднялся на ноги, радуясь в душе, что это приключение отвлечет его от рискованных мыслей. — Седлай лошадей!
— Нет, если у тебя есть дела поважнее, — Джиллиз покосился на Гленну, которая, судя по всему, по-прежнему не оставляла надежды соблазнить Джона, — то я с моими людьми и без тебя справлюсь…
— Ты настоящий друг, Джиллиз! — усмехнулся Джон, похлопывая коротышку по плечу. — Если бы не ты, я бы сейчас, возможно, подцепил сифилис…
— Только не говори Робби, — фыркнул в ответ Джиллиз, — всего полчаса назад он валялся с этой пташкой на сеновале и все еще не очухался. «Поздравишь» его позже, не стоит портить ему сейчас настроение.
Глава 11
Что только ни пробовал Ангус — и ликер, и виски, и бренди, и сигару, — ничто не помогало ему избавиться от тошноты. И дело было не в ужине — осетр был великолепен, такой нежный, что резать его можно было вилкой, без ножа. Дело было в компании, собравшейся в этот вечер за столом. Впрочем, рассудил Ангус, даже и не в ней — просто в том дурном настроении, от которого он никак не может избавиться уже несколько дней. Чтобы дать выход своей раздражительности, вчера он даже приказал выпороть денщика, плохо оседлавшего его лошадь. Но и это не помогло, хотя и значительно подняло авторитет Ангуса в глазах сослуживцев.
Да чего еще можно было ожидать от них? Генерал Генри Хоули, ветеран нескольких войн, например, давно известен своим жестоким обращением с подчиненными. Дня не проходило, чтобы он не приговаривал хотя бы одного человека к наказанию розгами — от минимума в двадцать пять ударов до максимума в три тысячи. Куда бы ни прибывал Хоули, в первую очередь он воздвигал там виселицы — ничто, считал этот солдафон, не поддерживало дисциплину так, как их вид. В Эдинбурге, например, эшафот был сооружен на главной городской площади, ибо власть Хоули распространялась не только на солдат, но и на горожан.
Торговцев, заподозренных в помощи якобитам, привязывали к позорному столбу, и горожанам разрешалось плевать им в лицо и забрасывать тухлыми овощами. Заподозренных в саботаже либо запарывали до полусмерти, либо вешали.
Следуя примеру Камберленда, Хоули категорически запретил в своем гарнизоне азартные игры и строго следил за тем, чтобы в лагерь не проникало ни одной женщины, будь то проститутки или маркитантки. Да и вне лагеря солдатам не разрешалось удовлетворять свои плотские потребности.
На офицеров эти правила, разумеется, не распространялись. Многие из них делили тяготы военной жизни с женами или любовницами — глядя на их шелка, жемчуга и соблазнительные декольте, трудно было поверить, что страна охвачена войной. Офицеры могли беспрепятственно ворваться в дом любого жителя или реквизировать все, что им приглянется в любом количестве.
Ангус квартировал в весьма симпатичном доме из серого кирпича, из окон которого открывался живописный вид на старинные шпили и башни шотландской столицы. Особенно хорош этот вид был по утрам, когда восходящее солнце бросало первые косые лучи на зубцы старой крепости. Комендант крепости, старый полковник Гест, так и не сдал ее якобитам, несмотря на три месяца блокады. Принц Чарльз в тот момент не обладал достаточным количеством пушек, чтобы решиться взять крепость штурмом, и в конце концов якобитам пришлось отступить.
Зато, когда в город прибыл Хоули, Гест с помпой распахнул перед ним ворота старой крепости. Хоули же в знак заслуги Геста перед британской короной перевел его из гарнизонного барака в главный дворец города, самолично распорядившись городским имуществом.
Поскольку Ангуса не сопровождала ни жена, ни любовница, вместе с ним поселили тоже одинокого майора Уоршема. Ангус подозревал, что такой сосед выбран для него не случайно. Но как бы ни шпионил Уоршем за Ангусом, уличить его в чем-нибудь неблаговидном он при всем желании не смог бы.
Поведение же самого майора отнюдь не отличалось благопристойностью. Так, обосновавшись в Эдинбурге, Уоршем первым же делом пригласил к себе из Инвернесса Адриенну де Буль. Несмотря на то что официально та жила в другой части города, Ангус очень часто по утрам обнаруживал Уоршема за чаем в компании полуодетой Адриенны. Поначалу красотка делала вид, что смущена, но вскоре и вовсе перестала стесняться.
С тех пор как Ангус покинул Инвернесс, он ни разу не получал вестей от Энни. Написала бы хоть из вежливости, по-прежнему ли она живет в доме свекрови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82