В первую очередь Максвелл подошел к стойлу Черного Патрика. Жеребец уже спал, в стойле было темно, только слабо виднелась белая звездочка на широком лбе фаворита. Обычно граф заходил в стойло, чтобы приласкать любимца, но на сей раз на это не было времени.
Чуть в отдалении находилось стойло Газели. Кобыла была чудо как хороша. Белоснежная от копыт до кончиков ушей, с гривой той же масти, она неизменно вызывала восхищение зевак, когда грум выезжал размять ее. Темно-карие глаза казались особенно глубокими, какими-то женственно-томными на светлом фоне.
Оглядев свои сокровища. Максвелл вернулся к стойлу Шареба. Жеребец спал, лежа на ворохе соломы, что было некстати. Впрочем, услышав шаги, он поднял голову. В темноте блеснула белая полоса на морде.
«Вот и славно, что сон твой не слишком крепок сегодня, приятель, — подумал граф. — Должно быть, нервничаешь перед забегом. Вы, лошади, все знаете загодя, будто умеете читать мысли. Вот и проверим, так ли это».
Максвелл обогнул стойло, чтобы не входить туда и не тревожить жеребца попусту. Пироги можно было кинуть в кормушку и через стенку, а вот если Шареб разволнуется, заржет или начнет метаться от нетерпения… нет, лишний риск ни к чему. Он уже и без того почуял свежеиспеченное тесто и завозился, поднимаясь с соломенной подстилки.
«Значит, он и впрямь помешан на пирожках», — удовлетворенно подумал граф. Он очень на это рассчитывал.
Вначале ему казалось, что Ариадна выдумала это пристрастие Шареба, чтобы тот казался еще особеннее.
Распустив завязки и приподнявшись на цыпочки, чтобы не промахнуться, граф опустил сумку в кормушку и поспешно направился к дверям. Над стойлом уже виднелась темная голова, поглощавшая предложенное лакомство.
— Удачи завтра поутру, — прошептал Максвелл и выскользнул наружу. Не стоило искушать судьбу.
Первый утренний свет просочился сквозь окошки. Сначала из темноты (коптилка, как обычно, выгорела к утру) выступили балки перекрытий и стенки стойл, потом вилы и грабли в закутке у стены, пирамида пустых ведер в углу.
Колин Лорд крепко спал, прижавшись к Шареб-эр-реху, в том стойле, где недавно находился Гром. Накануне ему показалось, что ветер, изменившись, поддувает под двери конюшни. Чтобы не простудить жеребца перед забегом, ветеринар поменял лошадей местами.
И вот теперь они оба спали крепким сном. Одному снилась девушка с медно-рыжими волосами, другому — белоснежная кобыла. Погруженные в свои мечты, они не слышали стонов из ближайшего стойла.
Ариадна появилась на конюшне с рассветом, желая лично осмотреть своего любимца. Стоны повергли ее в ужас, который не уменьшился, когда оказалось, то болен не Шареб, а Гром. Одного взгляда на мерина было достаточно, чтобы понять, что он страдает от жестоких колик.
Надо сказать, Колин Лорд знавал более приятные пробуждения в военное время, перед сражением. Только что он занимался любовью с Ариадной на идиллическом лугу, среди ромашек и медуницы, и вдруг его грубо затрясли. Шареб-эр-рех, тоже разбуженный посреди эротических видений, рывком поднялся на ноги. Ветеринара швырнуло об стенку стойла, и он ударился головой.
— Господи Боже! Ариадна, что на тебя нашло?
— Скорее, Колин, скорее!
— Что случилось. Бога ради? — все еще ничего не понимая, пробормотал тот.
— У Грома колики!
Это разбудило если не личность, то ветеринара. Колин бросился следом за девушкой к бывшему стойлу Шареба.
По пути к ним присоединился Штурвал, выкарабкавшись из уютного гнезда в куче сена. Дверца оставалась распахнутой, мерин катался на спине, взбрыкивая всеми четырьмя ногами, чтобы облегчить боль.
— Ты спасешь его, Колин, правда? — спросила Ариадна, и в ее голосе послышались истерические нотки. — Скорее сделай что-нибудь! Смотри, как он мучается! Ну же, не стой так!
Колин схватил ее За плечи и слегка встряхнул. Девушка умолкла.
— Сейчас не время для истерик, Ариадна, — спокойно произнес он. — Мне, может быть, понадобится твоя помощь, так что успокойся.
Она кивнула, сдерживая слезы. Колин оставил ее и побежал за своим сундучком. Все лошади поднялись и выглядывали из стойл, положив морды на дверцы. Когда он вернулся, Ариадна шептала Грому что-то утешительное.
Появление ветеринара придало мерину новых сил. Он напрягся, повернулся сначала на бок, потом на живот и со стоном встал на ноги, скаля желтые зубы в жуткой гримасе.
С минуту он стоял, весь дрожа и переступая копытами, потом ноги подогнулись и он тяжело рухнул на бок.
Снаружи тем временем мало-помалу светлело.
— Не входи пока, — обратился Колин к Ариадне и прошел в стойло.
Скоро недоуздок был уже на голове Грома, и ветеринар мягко, но настойчиво потянул за него, пытаясь заставить лошадь подняться.
— Надо встать, старина. Я знаю, знаю, что тебе больно, но встать придется, иначе…
Понимая, что это и в самом деле важно, Гром перекатился на живот и заерзал ногами, но подняться не сумел, а лежать на животе было невозможно, и он снова завалился на бок.
— Ариадна, скорее! Помогай!
Девушка подоспела с другой стороны, подталкивая мерина то в плечо, то в круп, в то время как Колин тянул за недоуздок. Наконец их усилия увенчались успехом. Мерин поднялся, качаясь из стороны в сторону.
— Что случилось, Колин? — спросила Ариадна, с состраданием глядя на несчастное животное. — Еще вчера с ним было все в порядке…
Ветеринар уже успел бросить взгляд в кормушку, где лежали крошки и мелкие кусочки пирогов, остатки липкой начинки, над которыми роились мухи.
, — Загляни в его кормушку, — мрачно посоветовал он и достал из нагрудного кармана часы, чтобы измерить лошади пульс.
Вместо нормальных сорока он насчитал шестьдесят пять.
Гром снова издал жалобный стон и начал ложиться, Колин грубо рванул за недоуздок, зная: если мерин ляжет, еще раз поднять его уже никакими силами не удастся, а лежать при коликах означало верную смерть.
Двери открылись, и появились конюхи, присматривающие за лошадьми на конюшне Максвелла. При виде того, как личный грум лорда Уэйбурна возится с жалкой клячей, лица их вытянулись. Постепенно они подтянулись к стойлу Грома, чтобы предложить помощь и вволю посмотреть на происходящее. Колин поднял голову от бока мерина и оглядел зевак.
— Где ваш хозяин? — спросил он резко.
— Он уже полчаса как отправился осматривать трассу забега, — ответил кто-то.
— Что ты выяснил? — робко спросила Ариадна, разрываясь между желанием знать и страхом помешать Колину делать свое дело.
— Я прослушал ему брюхо. Ничего не слышно. Это плохо.
— Он умрет?
— Нет, если я смогу помочь.
Однако он видел, что слизистая носа и рта мерина не розовая, а ярко-красная и что пот так и катится с него. Состояние четвероногого пациента вселяло тревогу, но по крайней мере было ясно, что причиной колик на сей раз стал не запор, а чудовищная доза мучного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Чуть в отдалении находилось стойло Газели. Кобыла была чудо как хороша. Белоснежная от копыт до кончиков ушей, с гривой той же масти, она неизменно вызывала восхищение зевак, когда грум выезжал размять ее. Темно-карие глаза казались особенно глубокими, какими-то женственно-томными на светлом фоне.
Оглядев свои сокровища. Максвелл вернулся к стойлу Шареба. Жеребец спал, лежа на ворохе соломы, что было некстати. Впрочем, услышав шаги, он поднял голову. В темноте блеснула белая полоса на морде.
«Вот и славно, что сон твой не слишком крепок сегодня, приятель, — подумал граф. — Должно быть, нервничаешь перед забегом. Вы, лошади, все знаете загодя, будто умеете читать мысли. Вот и проверим, так ли это».
Максвелл обогнул стойло, чтобы не входить туда и не тревожить жеребца попусту. Пироги можно было кинуть в кормушку и через стенку, а вот если Шареб разволнуется, заржет или начнет метаться от нетерпения… нет, лишний риск ни к чему. Он уже и без того почуял свежеиспеченное тесто и завозился, поднимаясь с соломенной подстилки.
«Значит, он и впрямь помешан на пирожках», — удовлетворенно подумал граф. Он очень на это рассчитывал.
Вначале ему казалось, что Ариадна выдумала это пристрастие Шареба, чтобы тот казался еще особеннее.
Распустив завязки и приподнявшись на цыпочки, чтобы не промахнуться, граф опустил сумку в кормушку и поспешно направился к дверям. Над стойлом уже виднелась темная голова, поглощавшая предложенное лакомство.
— Удачи завтра поутру, — прошептал Максвелл и выскользнул наружу. Не стоило искушать судьбу.
Первый утренний свет просочился сквозь окошки. Сначала из темноты (коптилка, как обычно, выгорела к утру) выступили балки перекрытий и стенки стойл, потом вилы и грабли в закутке у стены, пирамида пустых ведер в углу.
Колин Лорд крепко спал, прижавшись к Шареб-эр-реху, в том стойле, где недавно находился Гром. Накануне ему показалось, что ветер, изменившись, поддувает под двери конюшни. Чтобы не простудить жеребца перед забегом, ветеринар поменял лошадей местами.
И вот теперь они оба спали крепким сном. Одному снилась девушка с медно-рыжими волосами, другому — белоснежная кобыла. Погруженные в свои мечты, они не слышали стонов из ближайшего стойла.
Ариадна появилась на конюшне с рассветом, желая лично осмотреть своего любимца. Стоны повергли ее в ужас, который не уменьшился, когда оказалось, то болен не Шареб, а Гром. Одного взгляда на мерина было достаточно, чтобы понять, что он страдает от жестоких колик.
Надо сказать, Колин Лорд знавал более приятные пробуждения в военное время, перед сражением. Только что он занимался любовью с Ариадной на идиллическом лугу, среди ромашек и медуницы, и вдруг его грубо затрясли. Шареб-эр-рех, тоже разбуженный посреди эротических видений, рывком поднялся на ноги. Ветеринара швырнуло об стенку стойла, и он ударился головой.
— Господи Боже! Ариадна, что на тебя нашло?
— Скорее, Колин, скорее!
— Что случилось. Бога ради? — все еще ничего не понимая, пробормотал тот.
— У Грома колики!
Это разбудило если не личность, то ветеринара. Колин бросился следом за девушкой к бывшему стойлу Шареба.
По пути к ним присоединился Штурвал, выкарабкавшись из уютного гнезда в куче сена. Дверца оставалась распахнутой, мерин катался на спине, взбрыкивая всеми четырьмя ногами, чтобы облегчить боль.
— Ты спасешь его, Колин, правда? — спросила Ариадна, и в ее голосе послышались истерические нотки. — Скорее сделай что-нибудь! Смотри, как он мучается! Ну же, не стой так!
Колин схватил ее За плечи и слегка встряхнул. Девушка умолкла.
— Сейчас не время для истерик, Ариадна, — спокойно произнес он. — Мне, может быть, понадобится твоя помощь, так что успокойся.
Она кивнула, сдерживая слезы. Колин оставил ее и побежал за своим сундучком. Все лошади поднялись и выглядывали из стойл, положив морды на дверцы. Когда он вернулся, Ариадна шептала Грому что-то утешительное.
Появление ветеринара придало мерину новых сил. Он напрягся, повернулся сначала на бок, потом на живот и со стоном встал на ноги, скаля желтые зубы в жуткой гримасе.
С минуту он стоял, весь дрожа и переступая копытами, потом ноги подогнулись и он тяжело рухнул на бок.
Снаружи тем временем мало-помалу светлело.
— Не входи пока, — обратился Колин к Ариадне и прошел в стойло.
Скоро недоуздок был уже на голове Грома, и ветеринар мягко, но настойчиво потянул за него, пытаясь заставить лошадь подняться.
— Надо встать, старина. Я знаю, знаю, что тебе больно, но встать придется, иначе…
Понимая, что это и в самом деле важно, Гром перекатился на живот и заерзал ногами, но подняться не сумел, а лежать на животе было невозможно, и он снова завалился на бок.
— Ариадна, скорее! Помогай!
Девушка подоспела с другой стороны, подталкивая мерина то в плечо, то в круп, в то время как Колин тянул за недоуздок. Наконец их усилия увенчались успехом. Мерин поднялся, качаясь из стороны в сторону.
— Что случилось, Колин? — спросила Ариадна, с состраданием глядя на несчастное животное. — Еще вчера с ним было все в порядке…
Ветеринар уже успел бросить взгляд в кормушку, где лежали крошки и мелкие кусочки пирогов, остатки липкой начинки, над которыми роились мухи.
, — Загляни в его кормушку, — мрачно посоветовал он и достал из нагрудного кармана часы, чтобы измерить лошади пульс.
Вместо нормальных сорока он насчитал шестьдесят пять.
Гром снова издал жалобный стон и начал ложиться, Колин грубо рванул за недоуздок, зная: если мерин ляжет, еще раз поднять его уже никакими силами не удастся, а лежать при коликах означало верную смерть.
Двери открылись, и появились конюхи, присматривающие за лошадьми на конюшне Максвелла. При виде того, как личный грум лорда Уэйбурна возится с жалкой клячей, лица их вытянулись. Постепенно они подтянулись к стойлу Грома, чтобы предложить помощь и вволю посмотреть на происходящее. Колин поднял голову от бока мерина и оглядел зевак.
— Где ваш хозяин? — спросил он резко.
— Он уже полчаса как отправился осматривать трассу забега, — ответил кто-то.
— Что ты выяснил? — робко спросила Ариадна, разрываясь между желанием знать и страхом помешать Колину делать свое дело.
— Я прослушал ему брюхо. Ничего не слышно. Это плохо.
— Он умрет?
— Нет, если я смогу помочь.
Однако он видел, что слизистая носа и рта мерина не розовая, а ярко-красная и что пот так и катится с него. Состояние четвероногого пациента вселяло тревогу, но по крайней мере было ясно, что причиной колик на сей раз стал не запор, а чудовищная доза мучного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86