Вскоре после того, как Джессика от нас съехала, я пила в детской чай с Бенедиктом, и он радостно бросил в мой чай ложку сахару.
— У тебя — сахарный зубок, — хихикал он. А потом добавил: — Этот сахар тебе нравится больше, чем Джессики?
И он рассказал мне, что «Джессин сахар» стоял в бутылке на полке и, встав на стул, он мог до него дотянуться. Он положил его в мой ячменный отвар, когда я болела, чтобы я побыстрее поправилась.
Когда у Джессики родился ребенок, я навестила их в «Вороньих башнях». Материнство изменило ее. Тогда я сама была беременна и понимала эти перемены; мы говорили почти по-дружески. Джессика призналась, что прочитала о мышьяке в газетах — когда умерла Дженни, — и сама время от времени его пробовала. Она пришла в ужас, узнав, как мы с Фанни чуть не отравились.
Да, все это было давно, но я часто думаю о той ночи, когда, спасенная своим мужем, я лежала в постели в доме на острове, слушая рев шторма, который неистовствовал всю ночь; только волнение стало стихать.
Когда за окном начало светать, я поднялась и подошла к окну. Бевил спал на стуле около моей кровати, и я не хотела его будить.
Море было спокойно, и лишь коричневая кайма его широкой юбки напоминала о промчавшемся шторме.
Передо мной была Менфрея, тронутая нежным розовым рассветом, и, глядя на нее, я припомнила другое утро — много лет назад, когда я так же смотрела на нее и думала, что самое прекрасное, что есть в мире, — это Менфрея в утреннем свете.
Я думала обо всем, что случилось здесь за долгие века и за краткое время моей жизни, и о том, что еще случится.
Гвеннан больше не было; Фанни — тоже; но у меня остался Бевил, и мы вместе пойдем по жизни дальше.
Бевил проснулся и подошел ко мне. Так мы и стояли рядом у окна, глядя на море.
— Кто бы мог поверить, что оно так бушевало прошлой ночью? — сказал он.
А потом посмотрел на меня, и я поняла, что он прочел по моему лицу все, о чем я думала.
Беда подошла близко-близко, но нам повезло.
Бевил все еще вздрагивал, сознавая, что я спаслась чудом.
— Похоже, нам дали шанс, — произнес он.
— День начинается хорошо, — отозвалась я. — Посмотри на небо. И посмотри на Менфрею… Она так прекрасна в утреннем свете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— У тебя — сахарный зубок, — хихикал он. А потом добавил: — Этот сахар тебе нравится больше, чем Джессики?
И он рассказал мне, что «Джессин сахар» стоял в бутылке на полке и, встав на стул, он мог до него дотянуться. Он положил его в мой ячменный отвар, когда я болела, чтобы я побыстрее поправилась.
Когда у Джессики родился ребенок, я навестила их в «Вороньих башнях». Материнство изменило ее. Тогда я сама была беременна и понимала эти перемены; мы говорили почти по-дружески. Джессика призналась, что прочитала о мышьяке в газетах — когда умерла Дженни, — и сама время от времени его пробовала. Она пришла в ужас, узнав, как мы с Фанни чуть не отравились.
Да, все это было давно, но я часто думаю о той ночи, когда, спасенная своим мужем, я лежала в постели в доме на острове, слушая рев шторма, который неистовствовал всю ночь; только волнение стало стихать.
Когда за окном начало светать, я поднялась и подошла к окну. Бевил спал на стуле около моей кровати, и я не хотела его будить.
Море было спокойно, и лишь коричневая кайма его широкой юбки напоминала о промчавшемся шторме.
Передо мной была Менфрея, тронутая нежным розовым рассветом, и, глядя на нее, я припомнила другое утро — много лет назад, когда я так же смотрела на нее и думала, что самое прекрасное, что есть в мире, — это Менфрея в утреннем свете.
Я думала обо всем, что случилось здесь за долгие века и за краткое время моей жизни, и о том, что еще случится.
Гвеннан больше не было; Фанни — тоже; но у меня остался Бевил, и мы вместе пойдем по жизни дальше.
Бевил проснулся и подошел ко мне. Так мы и стояли рядом у окна, глядя на море.
— Кто бы мог поверить, что оно так бушевало прошлой ночью? — сказал он.
А потом посмотрел на меня, и я поняла, что он прочел по моему лицу все, о чем я думала.
Беда подошла близко-близко, но нам повезло.
Бевил все еще вздрагивал, сознавая, что я спаслась чудом.
— Похоже, нам дали шанс, — произнес он.
— День начинается хорошо, — отозвалась я. — Посмотри на небо. И посмотри на Менфрею… Она так прекрасна в утреннем свете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76