Я уверена, ни одному ребенку так не радовались.
Вскоре, однако, начались опасения по поводу его здоровья. Младенец похудел и капризничал. Неужели все опять должно было повториться? Ребенок появляется на свет, все надеются, что он выживет, а потом вдруг он начинает болеть и умирает.
Было невыносимо видеть, как маленький Уильям слабел с каждым днем. Он оставался худеньким, и мы не могли понять, в чем дело. Бедная Анна была в отчаянии. Все остальные ее дети были либо мертворожденные, либо прожили очень недолго. Неужели и с маленьким Уильямом будет так же? Мы все были преисполнены печали. Каждое утро, вставая, я спрашивала моих придворных дам: «Как здоровье герцога Глостерского?» Они ожидали этот вопрос, и ответ был у них наготове: «Плохо, ваше величество, но он жив».
Однажды, когда ребенку исполнился месяц, мне сказали, что пришла какая-то женщина и желает немедленно увидеть меня.
– Женщина, – спросила я, – какая женщина?
– Сильная здоровая женщина, ваше величество. У нее на руках ребенок.
– Позовите ее ко мне, – сказала я.
Ее привели. Она была скромно одета, как одеваются квакерши; глаза у нее были ясные, кожа свежая, и она выглядела вполне здоровой. На руках у нее был пухлый малыш, примерно того же возраста, что и Уильям, но насколько он был непохож на маленького герцога! У него были гладкие пухлые щечки, но что произвело на меня особое впечатление, это его спокойный довольный вид.
Женщина не поклонилась мне, не выказала никакого почтения к моему сану и, казалось, совершенно не удивилась тому, что я удостоила ее приема.
Она обращалась со мной, как с равной.
– Кто вы? – спросила я.
– Я – миссис Пэк, – отвечала она. – Я пришла сюда из милосердия, потому что я знаю, что маленький герцог умирает.
Ее откровенность, честность и прямота вызвали у меня уважение к ней. Она так отличалась от окружавших меня низкопоклонников.
– Я уверена, что могу спасти мальчику жизнь, – продолжала она без лишних предисловий.
– Как? – спросила я. – Для него уже делается все, что можно.
– Быть может, эти люди не знают, что с ним.
– А вы, не видевши его, знаете?
– Я дам ему грудь. Я дам ему вкусить молока, которым Господь наградил меня. Ночью я услышала голос, сказавший мне, что я должна это сделать, и тогда младенец выживет.
Я подумала, уж не безумная ли она, но ее спокойный благочестивый облик успокоил меня. А кроме того, я так беспокоилась о ребенке, что не могла отказаться от самой слабой надежды спасти его.
– Пойдемте со мной, – сказала я миссис Пэк.
Я привела ее в комнату, где лежал плачущий ребенок и, к удивлению его нянь, сказала:
– Возьмите ребенка, миссис Пэк, и покажите мне, что вы можете сделать.
Со спокойным достоинством миссис Пэк положила своего ребенка в колыбель рядом с Уильямом. Затем она взяла на руки маленького герцога и, расстегнув свой корсаж, дала ему грудь.
В комнате стояла тишина. Я видела ребенка, его губы у соска и услышала, как он стал жадно сосать.
Миссис Пэк сидела с добродушной улыбкой. От нее веяло такой святостью, что казалось, не было ничего необычного в том, что она находилась в королевских покоях и кормила герцога Глостерского.
Особое удовольствие мне доставил удовлетворенный вид ребенка. Наевшись, он глубоко уснул.
Я вошла к Анне и рассказала ей о происшедшем. Она пожелала немедленно увидеть миссис Пэк, и я привела ее в детскую маленького Уильяма. Он выглядел хрупким, но было отрадно видеть, как он спокойно спал.
Анна расспросила миссис Пэк, и та отвечала ей с уже поразившим меня ранее достоинством. Она говорила без всякой робости, и было видно, что она не испытывала в нашем присутствии благоговейного страха.
Миссис Пэк сказала, что причина слабости ребенка была в том, что он не получал достаточно молока. У нее было здоровое полноценное молоко и его хватало на двоих. Она пришла по Божьему повелению и верила, что сможет помочь герцогу стать здоровым ребенком.
Анна тут же попросила миссис Пэк остаться и кормить герцога.
Невероятно, но с того самого дня Уильям стал поправляться. Очевидно, низшие классы выращивали своих детей с меньшими трудностями, чем королевская семья. Должно быть, было что-то особое в ее молоке. Ребенок миссис Пэк тоже был совершенно здоров. Бог или природа наделили ее таким количеством молока, что его хватало на двоих. Это казалось чудом.
Таким образом миссис Пэк стала кормилицей герцога. С ней не всегда было легко поладить. Я слышала, что она не особенно считалась с высокими особами. Я уверена, что у нее было много стычек с Сарой Черчилль, но даже повелительные манеры этой дамы не производили никакого впечатления на квакершу, для которой все мужчины и женщины были равны; к тому же ей было все позволено, так как она спасла жизнь маленькому Уильяму и продолжала поддерживать его здоровье.
Я была благодарна ей не меньше Анны, и мы никому не позволяли волновать ее. Я очень любила своего маленького племянника и жалела, что он не был моим сыном. Он рос очень смышленым, Анна обожала его, и они с Георгом не могли на него нарадоваться. Я все время посылала ему игрушки. Я была рада, что он оставался в Хэмптон-Корте, где у меня было много возможностей видеть его. Миссис Пэк продолжала царить в детской, и, окруженный ее заботой, маленький Уильям становился крепче с каждым днем.
К сожалению, мои отношения с сестрой ухудшились. Анна все больше раздражала меня. Я любила оживленные беседы и желала видеть вокруг себя людей, которые бы принимали в них участие. В Голландии я жила в таком уединении, что я изголодалась по обществу и была не намерена допустить то же самое здесь. Я была королева, и меня нельзя было держать взаперти, как принцессу Оранскую. Я напоминала себе иногда, что это я позволила Уильяму стать королем, а не просто принцем-супругом, кем ему следовало быть, по мнению некоторых. Я желала, чтобы и Анна помнила, кто я такая, и хотя бы при других изредка показывала это.
Дело было не только в ее лени. Мне казалось, что иногда она раздражала меня намеренно. Я подозревала, что ее подстрекала Сара Черчилль. Сара была моим врагом, но я не собиралась позволить ей восстановить против меня сестру. Я пыталась разузнать, что говорила ей Сара наедине о людях, и в том числе обо мне. Но Анна, беззаботная во многих отношениях, хитрила и скрытничала, когда речь заходила о Саре.
Я уверена, что вопрос о переезде Анны в Ричмондский дворец был поднят Сарой.
Мы свято хранили в памяти Ричмондский дворец, дом, где мы провели счастливые дни нашего детства – дни, когда мы еще не ведали о тех испытаниях, которые нас ожидают.
Анне нужна была собственная резиденция, так как она не могла постоянно обосноваться в Хэмптоне. Принцесса – наследница престола и, главное, мать наследника, она нуждалась в собственном дворце, и Сара уговорила ее выбрать Ричмонд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Вскоре, однако, начались опасения по поводу его здоровья. Младенец похудел и капризничал. Неужели все опять должно было повториться? Ребенок появляется на свет, все надеются, что он выживет, а потом вдруг он начинает болеть и умирает.
Было невыносимо видеть, как маленький Уильям слабел с каждым днем. Он оставался худеньким, и мы не могли понять, в чем дело. Бедная Анна была в отчаянии. Все остальные ее дети были либо мертворожденные, либо прожили очень недолго. Неужели и с маленьким Уильямом будет так же? Мы все были преисполнены печали. Каждое утро, вставая, я спрашивала моих придворных дам: «Как здоровье герцога Глостерского?» Они ожидали этот вопрос, и ответ был у них наготове: «Плохо, ваше величество, но он жив».
Однажды, когда ребенку исполнился месяц, мне сказали, что пришла какая-то женщина и желает немедленно увидеть меня.
– Женщина, – спросила я, – какая женщина?
– Сильная здоровая женщина, ваше величество. У нее на руках ребенок.
– Позовите ее ко мне, – сказала я.
Ее привели. Она была скромно одета, как одеваются квакерши; глаза у нее были ясные, кожа свежая, и она выглядела вполне здоровой. На руках у нее был пухлый малыш, примерно того же возраста, что и Уильям, но насколько он был непохож на маленького герцога! У него были гладкие пухлые щечки, но что произвело на меня особое впечатление, это его спокойный довольный вид.
Женщина не поклонилась мне, не выказала никакого почтения к моему сану и, казалось, совершенно не удивилась тому, что я удостоила ее приема.
Она обращалась со мной, как с равной.
– Кто вы? – спросила я.
– Я – миссис Пэк, – отвечала она. – Я пришла сюда из милосердия, потому что я знаю, что маленький герцог умирает.
Ее откровенность, честность и прямота вызвали у меня уважение к ней. Она так отличалась от окружавших меня низкопоклонников.
– Я уверена, что могу спасти мальчику жизнь, – продолжала она без лишних предисловий.
– Как? – спросила я. – Для него уже делается все, что можно.
– Быть может, эти люди не знают, что с ним.
– А вы, не видевши его, знаете?
– Я дам ему грудь. Я дам ему вкусить молока, которым Господь наградил меня. Ночью я услышала голос, сказавший мне, что я должна это сделать, и тогда младенец выживет.
Я подумала, уж не безумная ли она, но ее спокойный благочестивый облик успокоил меня. А кроме того, я так беспокоилась о ребенке, что не могла отказаться от самой слабой надежды спасти его.
– Пойдемте со мной, – сказала я миссис Пэк.
Я привела ее в комнату, где лежал плачущий ребенок и, к удивлению его нянь, сказала:
– Возьмите ребенка, миссис Пэк, и покажите мне, что вы можете сделать.
Со спокойным достоинством миссис Пэк положила своего ребенка в колыбель рядом с Уильямом. Затем она взяла на руки маленького герцога и, расстегнув свой корсаж, дала ему грудь.
В комнате стояла тишина. Я видела ребенка, его губы у соска и услышала, как он стал жадно сосать.
Миссис Пэк сидела с добродушной улыбкой. От нее веяло такой святостью, что казалось, не было ничего необычного в том, что она находилась в королевских покоях и кормила герцога Глостерского.
Особое удовольствие мне доставил удовлетворенный вид ребенка. Наевшись, он глубоко уснул.
Я вошла к Анне и рассказала ей о происшедшем. Она пожелала немедленно увидеть миссис Пэк, и я привела ее в детскую маленького Уильяма. Он выглядел хрупким, но было отрадно видеть, как он спокойно спал.
Анна расспросила миссис Пэк, и та отвечала ей с уже поразившим меня ранее достоинством. Она говорила без всякой робости, и было видно, что она не испытывала в нашем присутствии благоговейного страха.
Миссис Пэк сказала, что причина слабости ребенка была в том, что он не получал достаточно молока. У нее было здоровое полноценное молоко и его хватало на двоих. Она пришла по Божьему повелению и верила, что сможет помочь герцогу стать здоровым ребенком.
Анна тут же попросила миссис Пэк остаться и кормить герцога.
Невероятно, но с того самого дня Уильям стал поправляться. Очевидно, низшие классы выращивали своих детей с меньшими трудностями, чем королевская семья. Должно быть, было что-то особое в ее молоке. Ребенок миссис Пэк тоже был совершенно здоров. Бог или природа наделили ее таким количеством молока, что его хватало на двоих. Это казалось чудом.
Таким образом миссис Пэк стала кормилицей герцога. С ней не всегда было легко поладить. Я слышала, что она не особенно считалась с высокими особами. Я уверена, что у нее было много стычек с Сарой Черчилль, но даже повелительные манеры этой дамы не производили никакого впечатления на квакершу, для которой все мужчины и женщины были равны; к тому же ей было все позволено, так как она спасла жизнь маленькому Уильяму и продолжала поддерживать его здоровье.
Я была благодарна ей не меньше Анны, и мы никому не позволяли волновать ее. Я очень любила своего маленького племянника и жалела, что он не был моим сыном. Он рос очень смышленым, Анна обожала его, и они с Георгом не могли на него нарадоваться. Я все время посылала ему игрушки. Я была рада, что он оставался в Хэмптон-Корте, где у меня было много возможностей видеть его. Миссис Пэк продолжала царить в детской, и, окруженный ее заботой, маленький Уильям становился крепче с каждым днем.
К сожалению, мои отношения с сестрой ухудшились. Анна все больше раздражала меня. Я любила оживленные беседы и желала видеть вокруг себя людей, которые бы принимали в них участие. В Голландии я жила в таком уединении, что я изголодалась по обществу и была не намерена допустить то же самое здесь. Я была королева, и меня нельзя было держать взаперти, как принцессу Оранскую. Я напоминала себе иногда, что это я позволила Уильяму стать королем, а не просто принцем-супругом, кем ему следовало быть, по мнению некоторых. Я желала, чтобы и Анна помнила, кто я такая, и хотя бы при других изредка показывала это.
Дело было не только в ее лени. Мне казалось, что иногда она раздражала меня намеренно. Я подозревала, что ее подстрекала Сара Черчилль. Сара была моим врагом, но я не собиралась позволить ей восстановить против меня сестру. Я пыталась разузнать, что говорила ей Сара наедине о людях, и в том числе обо мне. Но Анна, беззаботная во многих отношениях, хитрила и скрытничала, когда речь заходила о Саре.
Я уверена, что вопрос о переезде Анны в Ричмондский дворец был поднят Сарой.
Мы свято хранили в памяти Ричмондский дворец, дом, где мы провели счастливые дни нашего детства – дни, когда мы еще не ведали о тех испытаниях, которые нас ожидают.
Анне нужна была собственная резиденция, так как она не могла постоянно обосноваться в Хэмптоне. Принцесса – наследница престола и, главное, мать наследника, она нуждалась в собственном дворце, и Сара уговорила ее выбрать Ричмонд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74