Было ли хорошим предзнаменованием, что на пути в Ванстед она вынуждена была проехать через Сити, войдя, таким образом, в город раньше сестры?
Жители Лондона вышли ее приветствовать. При виде Елизаветы у многих перехватило дыхание. В белом платье она выглядела такой скромной и такой юной, хотя в ней чувствовалось королевское достоинство ее отца и жизнелюбие ее матери. Елизавета улыбалась, раскланивалась и так была благодарна дорогому народу за оказанные ей почести, что в глазах ее стояли слезы. Рядом с ней ехали ее слуги, все в зеленом, одни в бархате, другие – в атласе, некоторые в простой одежде, в зависимости от их положения в ее доме.
Через Олдгейт кортеж проследовал в Ванстед, где должна была состояться встреча с королевой.
Мария тепло приветствовала сестру.
«Как она постарела!» – подумала Елизавета.
Марии еще не было сорока, но выглядела она значительно старше. Ни пурпурный бархат, ни драгоценности не могли этого изменить. Мария много страдала, жизнь обошлась с ней жестоко, и это оставило на ее лице заметные следы.
– Оправилась ли моя дорогая сестра после недавней болезни?
– Мои смиренные благодарности вашему милостивому величеству. Я полностью восстановила мое здоровье и, даже если бы до этой минуты это было не так, все равно не упустила бы возможности увидеть сегодня ваше величество в таком добром здравии и знать, что ваши враги искоренены, а вы в безопасности взошли на престол.
– Пока еще нельзя сказать, что «в безопасности», – мрачно уточнила Мария. – Но будем надеяться, что у нас есть добрые друзья.
– И никого, кто был бы готов служить вашему величеству более преданно, чем ваша смиренная сестра.
– Рада это слышать, – отозвалась Мария и обняла Елизавету.
Они ехали верхом бок о бок в направлении Лондона, две дочери Генриха VIII, чьи матери были злейшими врагами. А сейчас королева думала, как она счастлива, что ее сестра рядом с ней. Мария очень жалела Елизавету в те дни, когда девочка оказалась в немилости после смерти Анны Болейн, такой презираемой и нежеланной, что ее опекуны с трудом находили средства, чтобы ее одеть и накормить. С ней поступили жестоко, гораздо хуже, чем с Марией. Их обеих называли бастардами, но Елизавету бесчестили неизменимо больше, потому что кто-то придумал, будто принцесса – плод кровосмесительного союза между Анной Болейн и братом Анны, лордом Рочфордом.
Мария надеялась, что Елизавета будет вести себя таким образом, что теперь они смогут жить в дружбе.
Елизавета скромно держалась чуть позади королевы, время от время бросая на нее осторожные взгляды, одаривая толпу улыбками, опуская голову, когда приветствия в честь принцессы звучали излишне громко. Она думала: «Что теперь будет? Мария выйдет замуж, и если родит ребенка, останется ли у меня надежда когда-либо надеть корону? И все же… Она выглядит такой больной! У нее не хватит сил выносить дитя. А тогда… После того как она умрет…»
Сити был готов радостно встречать королеву, которой оказал поддержку. Когда Джейн Грей плыла под парусом по реке в Тауэр, надеясь получить корону, народ был мрачен; мало кто ее приветствовал. Сити не нужна была королева Джейн. Пусть она молода, прекрасна, образованна и знатна; но право и есть право, а справедливость – это справедливость. Англия не пожелала принять никакой другой королевы, кроме Марии.
Из окон домов свисали трепещущие яркие блестящие полоски ткани. Под старым воротами в Сити мальчики и девочки из благотворительного приюта распевали хвалы королеве, когда она там проезжала. Улицы почистили, посыпали гравием. Члены Совета Сити вышли встречать Марию при полном параде. На реке стояли всевозможные суда и суденышки, украшенные колышущимися знаменами и вымпелами, на одних из них играли приятную музыку музыканты, на других – пели хоры. Лондонцы постарались всячески выразить свой восторг по поводу прибытия их истинной королевы и продемонстрировать ей свою преданность.
Процессия двигалась вниз по Лиденхоллу и Манорис к лондонскому Тауэру. По дороге к нему королеве отдали почести лорд-мэр и лорд Арундел, в руках которого был меч государства. Вокруг королевы находились ее прислужники, все одетые в бархат, а рядом с ней ехала верхом ее сестра Елизавета.
В Таэуре их встречал начальник тюрьмы Синке-Портс сэр Томас Чени. Елизавета не могла не содрогнуться, когда, проехав через ворота, увидела башни Девлин, Белл и Бошамп. Ведь именно в Бошампе сидит тот красивый молодой человек, о котором она время от времени думает и который, несомненно, очень скоро последует за своим отцом на плаху. Эта отрезвляющая мысль отвлекла ее от шума ликующей толпы. Елизавета подумала, что она не должна забывать о тех знатных мужчинах и женщинах, которые были заперты в этих мрачных башнях и которых выпускали только для короткой прогулки на Тауэр-Грин или холм Тауэр. А больше всего должна помнить о своей матери, вошедшей сюда через ворота Изменников и покинувшей этот мир на Тауэр-Грин. Пока они ехали дальше, она шептала молитву.
У храма Святого Петра, на той самой лужайке Тауэр-Грин, где мать Елизаветы приняла от палача удар меча, окончивший ее веселую и полную приключений жизнь, на коленях стояли государственные преступники, которые на протяжении двух последних царствований тщетно взывали к справедливости.
Среди них были старый герцог Норфолк, которого спасла от смерти лишь своевременная смерть Генриха VIII, но который с тех пор так и оставался в заключении, Катберт Танстал, епископ Дурхема, и Стивен Гардинер, епископ Винчестера. Все эти люди были твердыми сторонниками католической веры и теперь смотрели на новую королеву в ожидании почестей.
Увидев епископов, Елизавета вновь ощутила всю шаткость своего положения. Убежденные католики неизбежно будут относиться к ней недоброжелательно. Ведь пока у Марии не родится ребенок, Елизавета – ее возможная преемница, а уж эти католические джентльмены приложат все усилия, чтобы никогда не допустить ее до трона. Для этого у них достаточно излюбленных методов.
И вдруг вообразила, что эти тревожные мысли пришли к ней не случайно – наверняка дух ее матери находится в этот летний день поблизости от того места, на котором он расстался с землей.
Но среди государственных преступников оказался один, мгновенно повернувший мысли Елизаветы к более приятным темам – молодой и красивый Эдуард Куртенэй, знатный человек, представлявший большой интерес не только из-за своей красоты, но и из-за своего королевского происхождения.
Его бабушка Катарина была дочерью Эдуарда IV и родной сестрой бабушки Марии – Елизаветы Йорк. Таким образом они были связаны родственными узами. Куртенэя заключили в Тауэр четырнадцать лет назад, когда ему самому было только десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Жители Лондона вышли ее приветствовать. При виде Елизаветы у многих перехватило дыхание. В белом платье она выглядела такой скромной и такой юной, хотя в ней чувствовалось королевское достоинство ее отца и жизнелюбие ее матери. Елизавета улыбалась, раскланивалась и так была благодарна дорогому народу за оказанные ей почести, что в глазах ее стояли слезы. Рядом с ней ехали ее слуги, все в зеленом, одни в бархате, другие – в атласе, некоторые в простой одежде, в зависимости от их положения в ее доме.
Через Олдгейт кортеж проследовал в Ванстед, где должна была состояться встреча с королевой.
Мария тепло приветствовала сестру.
«Как она постарела!» – подумала Елизавета.
Марии еще не было сорока, но выглядела она значительно старше. Ни пурпурный бархат, ни драгоценности не могли этого изменить. Мария много страдала, жизнь обошлась с ней жестоко, и это оставило на ее лице заметные следы.
– Оправилась ли моя дорогая сестра после недавней болезни?
– Мои смиренные благодарности вашему милостивому величеству. Я полностью восстановила мое здоровье и, даже если бы до этой минуты это было не так, все равно не упустила бы возможности увидеть сегодня ваше величество в таком добром здравии и знать, что ваши враги искоренены, а вы в безопасности взошли на престол.
– Пока еще нельзя сказать, что «в безопасности», – мрачно уточнила Мария. – Но будем надеяться, что у нас есть добрые друзья.
– И никого, кто был бы готов служить вашему величеству более преданно, чем ваша смиренная сестра.
– Рада это слышать, – отозвалась Мария и обняла Елизавету.
Они ехали верхом бок о бок в направлении Лондона, две дочери Генриха VIII, чьи матери были злейшими врагами. А сейчас королева думала, как она счастлива, что ее сестра рядом с ней. Мария очень жалела Елизавету в те дни, когда девочка оказалась в немилости после смерти Анны Болейн, такой презираемой и нежеланной, что ее опекуны с трудом находили средства, чтобы ее одеть и накормить. С ней поступили жестоко, гораздо хуже, чем с Марией. Их обеих называли бастардами, но Елизавету бесчестили неизменимо больше, потому что кто-то придумал, будто принцесса – плод кровосмесительного союза между Анной Болейн и братом Анны, лордом Рочфордом.
Мария надеялась, что Елизавета будет вести себя таким образом, что теперь они смогут жить в дружбе.
Елизавета скромно держалась чуть позади королевы, время от время бросая на нее осторожные взгляды, одаривая толпу улыбками, опуская голову, когда приветствия в честь принцессы звучали излишне громко. Она думала: «Что теперь будет? Мария выйдет замуж, и если родит ребенка, останется ли у меня надежда когда-либо надеть корону? И все же… Она выглядит такой больной! У нее не хватит сил выносить дитя. А тогда… После того как она умрет…»
Сити был готов радостно встречать королеву, которой оказал поддержку. Когда Джейн Грей плыла под парусом по реке в Тауэр, надеясь получить корону, народ был мрачен; мало кто ее приветствовал. Сити не нужна была королева Джейн. Пусть она молода, прекрасна, образованна и знатна; но право и есть право, а справедливость – это справедливость. Англия не пожелала принять никакой другой королевы, кроме Марии.
Из окон домов свисали трепещущие яркие блестящие полоски ткани. Под старым воротами в Сити мальчики и девочки из благотворительного приюта распевали хвалы королеве, когда она там проезжала. Улицы почистили, посыпали гравием. Члены Совета Сити вышли встречать Марию при полном параде. На реке стояли всевозможные суда и суденышки, украшенные колышущимися знаменами и вымпелами, на одних из них играли приятную музыку музыканты, на других – пели хоры. Лондонцы постарались всячески выразить свой восторг по поводу прибытия их истинной королевы и продемонстрировать ей свою преданность.
Процессия двигалась вниз по Лиденхоллу и Манорис к лондонскому Тауэру. По дороге к нему королеве отдали почести лорд-мэр и лорд Арундел, в руках которого был меч государства. Вокруг королевы находились ее прислужники, все одетые в бархат, а рядом с ней ехала верхом ее сестра Елизавета.
В Таэуре их встречал начальник тюрьмы Синке-Портс сэр Томас Чени. Елизавета не могла не содрогнуться, когда, проехав через ворота, увидела башни Девлин, Белл и Бошамп. Ведь именно в Бошампе сидит тот красивый молодой человек, о котором она время от времени думает и который, несомненно, очень скоро последует за своим отцом на плаху. Эта отрезвляющая мысль отвлекла ее от шума ликующей толпы. Елизавета подумала, что она не должна забывать о тех знатных мужчинах и женщинах, которые были заперты в этих мрачных башнях и которых выпускали только для короткой прогулки на Тауэр-Грин или холм Тауэр. А больше всего должна помнить о своей матери, вошедшей сюда через ворота Изменников и покинувшей этот мир на Тауэр-Грин. Пока они ехали дальше, она шептала молитву.
У храма Святого Петра, на той самой лужайке Тауэр-Грин, где мать Елизаветы приняла от палача удар меча, окончивший ее веселую и полную приключений жизнь, на коленях стояли государственные преступники, которые на протяжении двух последних царствований тщетно взывали к справедливости.
Среди них были старый герцог Норфолк, которого спасла от смерти лишь своевременная смерть Генриха VIII, но который с тех пор так и оставался в заключении, Катберт Танстал, епископ Дурхема, и Стивен Гардинер, епископ Винчестера. Все эти люди были твердыми сторонниками католической веры и теперь смотрели на новую королеву в ожидании почестей.
Увидев епископов, Елизавета вновь ощутила всю шаткость своего положения. Убежденные католики неизбежно будут относиться к ней недоброжелательно. Ведь пока у Марии не родится ребенок, Елизавета – ее возможная преемница, а уж эти католические джентльмены приложат все усилия, чтобы никогда не допустить ее до трона. Для этого у них достаточно излюбленных методов.
И вдруг вообразила, что эти тревожные мысли пришли к ней не случайно – наверняка дух ее матери находится в этот летний день поблизости от того места, на котором он расстался с землей.
Но среди государственных преступников оказался один, мгновенно повернувший мысли Елизаветы к более приятным темам – молодой и красивый Эдуард Куртенэй, знатный человек, представлявший большой интерес не только из-за своей красоты, но и из-за своего королевского происхождения.
Его бабушка Катарина была дочерью Эдуарда IV и родной сестрой бабушки Марии – Елизаветы Йорк. Таким образом они были связаны родственными узами. Куртенэя заключили в Тауэр четырнадцать лет назад, когда ему самому было только десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88