Очаровательная английская девушка всегда лучше, чем уродливая немка. Но, тем не менее, сегодня предстояла коронация, а всякое новое царствование означало новые надежды на лучшие времена.
Шарлотта проснулась от сильной зубной боли и невралгии. Она решила не говорить об этом мадам фон Швелленбург, которая, как Шарлотта вынуждена была признать, становилась просто несносной, взяв на себя роль главной среди фрейлин королевы и установив за правило, что обращаться к королеве все должны только через нее. Шарлотте нужно будет предостеречь Швелленбург, что английским фрейлинам это не понравится. Она уже слышала, как мисс Чадлей резко отпарировала какое-то замечание Швелленбург. Та, конечно, не поняла его смысла, но Шарлотта догадалась, что это была остроумная игра слов, от которой все прыснули от смеха.
Мисс Чадлей и маркиза Лорн внешне были очень дружны между собой, но Шарлотта догадывалась, что между ними существует определенная неприязнь из-за герцога Гамильтона, первого мужа маркизы, который некогда был обручен с Элизабет Чадлей. Шарлотта опасалась, что эти две женщины несколько легкомысленны.
Но сейчас королева слишком страдала от боли, чтобы думать о них. Она лежала в постели, с ужасом представляя себе тот момент, когда ей придется подняться и готовиться к церемонии.
Этот момент не заставил себя долго ждать. Вокруг нее засуетилась Швелленбург, тараторя на немецком, что это слишком ответственный случай и поэтому только она должна быть возле королевы.
Шарлотта чувствовала себя слишком утомленной, чтобы пресечь ее бурную деятельность, но она понимала, что вскоре придется охладить пыл Швелленбург. Шарлотта спокойно стояла, пока ее облачали в великолепное одеяние из пурпурного бархата, отороченного горностаем; и молила о том, чтобы корона, которую ей придется надеть, не оказалась слишком тяжелой.
Настроение у Шарлотты немного улучшилось, когда она ехала к аббатству по улицам города рядом с Георгом; с каждым днем она испытывала к нему все большую привязанность; ей хотелось даже написать своей семье о том, как она довольна своим мужем. Он так добр, и никогда даже намеком не дал понять, что влюблен в другую женщину и не упоминал о своих былых романах. Ей хотелось поделиться с ними, как она довольна своей жизнью. Брату, конечно, все равно; а как рассказать Кристине, если это заставит ее только еще горше сожалеть о своей злосчастной судьбе. Если Шарлотта напишет Иде фон Бюлов, то при Мекленбургском дворе сразу же пойдут сплетни, и, разумеется, дойдут до Кристины. Нет, она должна держать свою радость при себе.
Георг выглядел величественно в своей коронационной мантии; его лицо раскраснелось, а глаза казались синее обычного; он излучал волю и целеустремленность, люди ощущали это и потому приветствовали его громкими и одобрительными возгласами. «Боже, храни короля!», – кричали вокруг. Шарлотта уже достаточно знала английский, чтобы понять эти слова. Кое-где слышалось: «Боже, храни королеву!». Она кланялась и улыбалась и верила в то, что великолепное одеяние хоть немного скрашивало невзрачность ее лица.
Торжественная церемония вначале шла без всяких помех. Доктор Секер, архиепископ Кентерберийский, облаченный в расшитую золотом белую ризу, сообщил всем присутствующим на церемонии, что он представляет им Георга – «бесспорного короля государства».
Шарлотта и Георг прошли к алтарю, где лежала открытой большая Библия. Шарлотта отрепетировала свою роль и выучила слова, которые должна была произнести.
– «Даете ли вы торжественную клятву управлять народом Королевства и принадлежащими ему доминионами в соответствии с принятыми Парламентом законодательными актами, а также основываясь на законах и обычаях Королевства?»
– Торжественно клянусь! – ответил король, положив руку на Библию.
Затем настала очередь Шарлотты. Ей удалось произнести слова клятвы без особых усилий, но она с облегчением вздохнула, когда, наконец, прозвучало:
– Приложите ли вы все свои силы к тому, чтобы соблюдать Божьи заповеди, а также истинно евангелистское вероучение и протестантскую реформистскую религию, официально установленную законом?
Шарлотта вновь дала безупречный ответ и, отойдя от алтаря, села, а король направился к креслу Святого Эдуарда для помазания.
В тяжелой короне Шарлотта чувствовала себя неудобно, и обрадовалась, когда они снова подошли к алтарю, чтобы принять причастие. Георг спросил у доктора Секера:
– Не полагается ли мне снять корону, когда я преклонюсь пред королем всех королей?
Доктор Секер не знал таких тонкостей этой процедуры, и решил посоветоваться с одним из епископов. Однако тот тоже не смог ответить на этот вопрос, король заявил, что им с королевой, скорее всего, следует снять свои короны.
Архиепископ засомневался, останется ли прическа королевы безупречной, к тому же, по его мнению, этого от них никто не ждет.
– Хорошо, – сказал Георг, – сейчас мы можем считать корону Ее Величества обычным дамским головным убором, а не принадлежностью королевского костюма.
Затем он снял свою корону и попросил королеву сделать то же самое. Шарлотта была удивлена, так как совсем недавно ей велели по его приказу надеть все свои драгоценности, когда она шла к причастию. Интересно, помнит ли король о том случае? Что же изменилось, почему ее в тот день заставили надеть все драгоценности, а теперь – снять корону?
Причастие закончилось, Георг и Шарлотта уже были готовы покинуть аббатство, и тут из короны короля выпал один из самых крупных бриллиантов. Наступила тишина: все замерли, потрясенные тем, что произошло. Затем начались перешептывания, ведь это плохое предзнаменование и такого еще никогда не бывало!
Несколько минут слуги неуклюже ползали по полу в поисках бриллианта, и, наконец, он был найден; но все взгляды сосредоточились на пустом месте в короне, где ему полагалось быть. Этот инцидент несколько омрачил всю процедуру.
Таково было первое неприятное происшествие, оказавшееся первым звеном в цепи досадных событий этого памятного дня. Когда вся компания во главе с королем и королевой прибыла в Вестминстер-холл, где намечался банкет, все здание было погружено в темноту. Лорд Талбот, бывший лордом-распорядителем, вместе с граф-маршалом, отвечавшие за коронацию, решили, что было бы прекрасно зажечь все свечи одновременно, как только король и королева переступят порог дворца. Для этого приготовили льняные запалы.
От удивления у всех перехватило дыхание, когда совершенно темный зал вдруг в мгновение ока заполыхал. Свечи зажглись одновременно, но в воздухе еще несколько секунд кружили кусочки горевшего льна, прежде чем опуститься на головы и плечи гостей. Поэтому вместо ожидаемого восторга вначале все перепугались, и лишь убедившись, что никто не пострадал, вздохнули с облегчением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Шарлотта проснулась от сильной зубной боли и невралгии. Она решила не говорить об этом мадам фон Швелленбург, которая, как Шарлотта вынуждена была признать, становилась просто несносной, взяв на себя роль главной среди фрейлин королевы и установив за правило, что обращаться к королеве все должны только через нее. Шарлотте нужно будет предостеречь Швелленбург, что английским фрейлинам это не понравится. Она уже слышала, как мисс Чадлей резко отпарировала какое-то замечание Швелленбург. Та, конечно, не поняла его смысла, но Шарлотта догадалась, что это была остроумная игра слов, от которой все прыснули от смеха.
Мисс Чадлей и маркиза Лорн внешне были очень дружны между собой, но Шарлотта догадывалась, что между ними существует определенная неприязнь из-за герцога Гамильтона, первого мужа маркизы, который некогда был обручен с Элизабет Чадлей. Шарлотта опасалась, что эти две женщины несколько легкомысленны.
Но сейчас королева слишком страдала от боли, чтобы думать о них. Она лежала в постели, с ужасом представляя себе тот момент, когда ей придется подняться и готовиться к церемонии.
Этот момент не заставил себя долго ждать. Вокруг нее засуетилась Швелленбург, тараторя на немецком, что это слишком ответственный случай и поэтому только она должна быть возле королевы.
Шарлотта чувствовала себя слишком утомленной, чтобы пресечь ее бурную деятельность, но она понимала, что вскоре придется охладить пыл Швелленбург. Шарлотта спокойно стояла, пока ее облачали в великолепное одеяние из пурпурного бархата, отороченного горностаем; и молила о том, чтобы корона, которую ей придется надеть, не оказалась слишком тяжелой.
Настроение у Шарлотты немного улучшилось, когда она ехала к аббатству по улицам города рядом с Георгом; с каждым днем она испытывала к нему все большую привязанность; ей хотелось даже написать своей семье о том, как она довольна своим мужем. Он так добр, и никогда даже намеком не дал понять, что влюблен в другую женщину и не упоминал о своих былых романах. Ей хотелось поделиться с ними, как она довольна своей жизнью. Брату, конечно, все равно; а как рассказать Кристине, если это заставит ее только еще горше сожалеть о своей злосчастной судьбе. Если Шарлотта напишет Иде фон Бюлов, то при Мекленбургском дворе сразу же пойдут сплетни, и, разумеется, дойдут до Кристины. Нет, она должна держать свою радость при себе.
Георг выглядел величественно в своей коронационной мантии; его лицо раскраснелось, а глаза казались синее обычного; он излучал волю и целеустремленность, люди ощущали это и потому приветствовали его громкими и одобрительными возгласами. «Боже, храни короля!», – кричали вокруг. Шарлотта уже достаточно знала английский, чтобы понять эти слова. Кое-где слышалось: «Боже, храни королеву!». Она кланялась и улыбалась и верила в то, что великолепное одеяние хоть немного скрашивало невзрачность ее лица.
Торжественная церемония вначале шла без всяких помех. Доктор Секер, архиепископ Кентерберийский, облаченный в расшитую золотом белую ризу, сообщил всем присутствующим на церемонии, что он представляет им Георга – «бесспорного короля государства».
Шарлотта и Георг прошли к алтарю, где лежала открытой большая Библия. Шарлотта отрепетировала свою роль и выучила слова, которые должна была произнести.
– «Даете ли вы торжественную клятву управлять народом Королевства и принадлежащими ему доминионами в соответствии с принятыми Парламентом законодательными актами, а также основываясь на законах и обычаях Королевства?»
– Торжественно клянусь! – ответил король, положив руку на Библию.
Затем настала очередь Шарлотты. Ей удалось произнести слова клятвы без особых усилий, но она с облегчением вздохнула, когда, наконец, прозвучало:
– Приложите ли вы все свои силы к тому, чтобы соблюдать Божьи заповеди, а также истинно евангелистское вероучение и протестантскую реформистскую религию, официально установленную законом?
Шарлотта вновь дала безупречный ответ и, отойдя от алтаря, села, а король направился к креслу Святого Эдуарда для помазания.
В тяжелой короне Шарлотта чувствовала себя неудобно, и обрадовалась, когда они снова подошли к алтарю, чтобы принять причастие. Георг спросил у доктора Секера:
– Не полагается ли мне снять корону, когда я преклонюсь пред королем всех королей?
Доктор Секер не знал таких тонкостей этой процедуры, и решил посоветоваться с одним из епископов. Однако тот тоже не смог ответить на этот вопрос, король заявил, что им с королевой, скорее всего, следует снять свои короны.
Архиепископ засомневался, останется ли прическа королевы безупречной, к тому же, по его мнению, этого от них никто не ждет.
– Хорошо, – сказал Георг, – сейчас мы можем считать корону Ее Величества обычным дамским головным убором, а не принадлежностью королевского костюма.
Затем он снял свою корону и попросил королеву сделать то же самое. Шарлотта была удивлена, так как совсем недавно ей велели по его приказу надеть все свои драгоценности, когда она шла к причастию. Интересно, помнит ли король о том случае? Что же изменилось, почему ее в тот день заставили надеть все драгоценности, а теперь – снять корону?
Причастие закончилось, Георг и Шарлотта уже были готовы покинуть аббатство, и тут из короны короля выпал один из самых крупных бриллиантов. Наступила тишина: все замерли, потрясенные тем, что произошло. Затем начались перешептывания, ведь это плохое предзнаменование и такого еще никогда не бывало!
Несколько минут слуги неуклюже ползали по полу в поисках бриллианта, и, наконец, он был найден; но все взгляды сосредоточились на пустом месте в короне, где ему полагалось быть. Этот инцидент несколько омрачил всю процедуру.
Таково было первое неприятное происшествие, оказавшееся первым звеном в цепи досадных событий этого памятного дня. Когда вся компания во главе с королем и королевой прибыла в Вестминстер-холл, где намечался банкет, все здание было погружено в темноту. Лорд Талбот, бывший лордом-распорядителем, вместе с граф-маршалом, отвечавшие за коронацию, решили, что было бы прекрасно зажечь все свечи одновременно, как только король и королева переступят порог дворца. Для этого приготовили льняные запалы.
От удивления у всех перехватило дыхание, когда совершенно темный зал вдруг в мгновение ока заполыхал. Свечи зажглись одновременно, но в воздухе еще несколько секунд кружили кусочки горевшего льна, прежде чем опуститься на головы и плечи гостей. Поэтому вместо ожидаемого восторга вначале все перепугались, и лишь убедившись, что никто не пострадал, вздохнули с облегчением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100