Главция всю ночь укладывала вещи своей госпожи, а Юлия бодрствовала под впечатлением неожиданного для нее свидания с лучшими друзьями; ее то радовала надежда, то мучил неопределенный страх. Но облегчение строгости надзора, присылка к ней Фабия и Овидия, память о ней народа и его, не угасшие симпатии к ней, все это подействовало на нее, в конце концов, успокоительным образом, и она заснула.
На другой день, вне порта Пандатарии, стояло на якоре большое судно с двойными скамьями, то есть с двойным рядом весел, совершенно готовое к выходу в море. Эта была либурника, называемая проще либурна, военное судно, подобное тем, на каких плавали иллирийские пираты. Как корма, так и носовая часть его были заостренные; оно приводилось в движение как веслами, так и парусом, который укреплялся на мачте, стоявшей как раз по середине судна и имел форму левантийского паруса вместо обыкновенной четырехугольной.
Еще накануне, только что, вступив на берег Пандатарии, Фабий Максим сообщил центуриону, как начальнику острова, декрет императора, предписывавший всем властям исполнять требования Фабия, просил его немедленно послать кого-нибудь из своих подчиненных на морскую военную станцию, находившуюся в соседнем Мизене – эта станция, после равеннской, была самой важной в римской империи – с приказом к ее начальнику прислать на остров Пандатарию большую либурну, совершенно готовую к отплытию в Реджию.
Встав рано утром, Фабий Максим и Публий Овидий увидели либурну, стоявшую при входе в порт, так как в самом порте, тесном самом по себе и, кроме того, заставленном прочими барками, либурна не могла бы свободно маневрировать. Они тотчас же отправились на нее и лично освидетельствовали, готова ли она к немедленному отплытию. После этого Главция прибыла на либурну с ящиками и сундуками, содержавшими в себе платья и прочие вещи госпожи и ее собственные.
В это время сошли на берег Мунаций Фауст и Деций Силан, вместе с Луцием Авдазием и Азинием Эпикадом, изъявившим желание сопутствовать им, так как он мог помочь им поскорее отыскать пирата Тимена и мог быть полезен в том смелом и рискованном предприятии, на которое они отправлялись.
Экипаж знакомого нам судна Тикэ также был готов: он убрал якорь и цепи и ждал лишь приказания своего хозяина выйти из своего порта в открытое море.
Немного спустя появилась и Юлия, прекрасная, подобно обитательнице Олимпа. Фабий Максим представил ей тут помпейского навклера, Деция Силана, Луция Авдазия и Эпикада.
– Эти люди за тебя, – шепнул он ей.
– На жизнь и на смерть! – прибавил Авдазий. Юлия, удивленная их смелостью, протянула им с благодарностью свою руку и проговорила:
– Да покровительствуют вам Кастор и Поллукс и Нептун в вашем далеком плавании.
– И да погибнут враги твои, – сказал тот же Авдазий.
Юлия пожелала, чтобы Мунаций Фауст отправлялся вперед со своим судном, и Мунаций поспешил сесть на него вместе с Децием Силаном, Авдазием и Эпикадом. Когда navis oneraria помпейского навклера вышла уже в открытое море, Юлия, ласково простившись с центурионом, бывшим внимательным к ней во время ее пребывания на Пандатарии, вошла в легкую барку с Фабием Максимом, Овидием, Главцией и Сергией; матросы взмахнули веслами и маленькая барка быстро доплыла до военной либурны, весь экипаж которой с должным уважением приветствовал Юлию.
Тогда navarchus, капитан либурны, дал приказ отправляться в путь, a pausarius подал знак симфониакам – музыкантам, указывавшим такт весельникам – играть целеузму, морской мотив, который раздался с особенным оживлением, так как музыканты знали, что на либурне находится дочь императора Августа.
Быстрая либурна в несколько ударов весел обогнала Тикэ, и Юлия, Фабий Максим и Овидий послали рукой последний привет своим друзьям, плывшим на коммерческом судне помпейского навклера.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Встреча на море
Из рассказа Неволеи Тикэ о своей жизни читатель познакомится несколько с известным, страшным пиратом на греческих морях, Тименом, похитившим из родительского дома Неволею Тикэ вместе с ее подругой Фебе. Теперь я попрошу читателя сопутствовать мне в Адрамиту, где жил этот пират.
В то время Адрамита была большим поселением в той части Эолийской Ионии, которую принимают за древнюю Мизию, и стояла у берега одного из заливов Эгейского моря. В этом укрепленном местопребывании своем Тимен хранил свое имущество и все свои сокровища и отсюда отправлялся в свои опасные экспедиции и на рынки для продажи своей добычи.
Неволен Тикэ в своем рассказе многое не досказала о Тимене, и для нас осталось, между прочим, необъясненным, каким образом он, столь заинтересовавшийся, повидимому, одной из двух девушек, похищенных им из сада Тимогена, а именно – красавицей Фебе, мог без всякой причины с ее стороны оттолкнуть ее от себя и быть настолько жестоким к ней, чтобы продать ее в рабство.
Тимен действительно любил ее и не притворялся, выказывая ей свою симпатию; до самой последней минуты он был к ней неравнодушен. Разлучиться же с ней принудило его следующее: в один из тех дней, когда он находился у себя дома, в Адрамите, он имел случай убедиться в безграничной и страстной любви к нему молодой девушки и вместе с тем в сильном влиянии ее на его собственное сердце. Разобрав свое чувство к ней, он увидел, что и он любит ее и что, пользуясь его любовью к себе, Фебе может, пожалуй, заставить его отказаться от того образа жизни, к которому он привык, и довольствоваться жизнью семейной, спокойной и тихой, какой ищут, обыкновенно, взаимно любящие сердца. Но его натура возмущалась против этого: ему казалось слабостью, пороком – поддаваться женскому влиянию, стыдом – мечтать о жизни не воинственной и вялой; вследствие этого он решился разом покончить с зародившимся в его душе чувством и удалить от себя, как он выражался, постыдные мысли. Отказаться от моря, от жизни, полной деятельности и сильных ощущений, он не мог: это было для него равносильно осуждению на смерть. Что же делать в таком случае с Фебе? Отвезти ее вместе с Неволеей в Милет, откуда он их похитил, было его первой мыслью; но в эту минуту он не доверял самому себе; он боялся, что если он не перестанет любить Фебе, то, зная ее местопребывание, он может пожелать возвратить ее к себе, а поэтому он решился продать ее в рабство. Тогда пришлось ему поневоле отказаться от нее навсегда, так как ему было бы неизвестно, где она находится, и таким образом он обеспечил бы себе победу над тем, что называл он слабостью и малодушием.
Он недолго откладывал исполнение своего решения и постарался устроить разлуку с Фебе таким образом, что избавил себя от опасности сдаться на ее мольбы, слезы и отчаяние.
Однажды он возвратился с обыкновенного своего набега, привезя с собой много юношей и девушек, похищенных им в разных местах греческого архипелага;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143