Я их усовестил лишь тем, что, обратясь к епископу, закричал: «Надеюсь, что в церкви-то у вас не будут драться». Меня отпустили, и я ушел в Красную гвардию, где сообщил о происходящем в церкви, но, когда в церковь пришли красногвардейцы, никого уже не было и она была заперта. Отсюда видно, что духовенство и епископ Митрофан давно были враждебно настроены к власти Советов и настраивали толпу против этой народной власти рабоче-крестьянского правительства. Добавляю, что фамилия офицера, караулившего нас в помещении комиссариата, с повязкой на глазу, – Коняхин. Более я ничего показать не имею.
Лепехин».
ПОКАЗАНИЯ АЙЗИКА ЛИБСТЕРА
Айзик Самуилович Либстер, 36 лет, гражданин Могилева, Могилевской губернии, живу в городе Муроме по Московской улице, д. № 21, часовой мастер, председатель местной еврейской общины. Во время переворота я находился в городе Муроме и после него был арестован советскими властями и в течение месяца просидел в тюрьме по подозрению, что участвовал в белогвардейском восстании, но затем меня сейчас же освободили как лицо совершенно непричастное и лишь случайно по недоразумению попавшее в число арестованных. Мой арест был вызван следующим обстоятельством. 9-го числа, когда уже совершился переворот, ко мне днем, вернее, в шестом часу вечера, забежала сильно взволнованная жена еврея – агента уголовной милиции Горбарского – и просила меня, как председателя общины еврейской, пойти в штаб… говорят, что в помещении бывшего воинского начальника, и посодействовать освобождению ее мужа, арестованного белой гвардией как советского служащего. Я, конечно, в этой просьбе ей отказать не мог, в шесть приблизительно часов, несмотря на то что был болен, отправился в штаб белой гвардии хлопотать о Горбарском. По дороге мне встретились автомобили с белыми флагами и вооруженными людьми, быстро ездящие по городу, отдельные группы вооруженных людей, а у самого штаба – толпы народа, главным образом учащейся молодежи с винтовками, которых обучали военным приемам инструктора белой гвардии, по-видимому бывшие офицеры. Войдя во двор, я заметил группу, по-видимому, начальства, среди которой были местный купец Жадин, бывший офицер Петров и др., фамилии коих я не знаю. Все они были сильно навеселе, и многие так и прямо пьяны. Я обратился к Жадину, которого знал раньше, и стал просить его о Горбарском; он после уговоров согласился отпустить последнего, если я за него поручусь; я сказал, что поручусь, и собрался уходить. В это время пришли представители от еврейской молодежи Союза сионистов во главе с Кругликовым, председателем Союза сионистской молодежи, которые обратились к названному уже Петрову, прося дать им оружие для защиты еврейских кварталов, так как в городе ходят упорные слухи о готовящемся погроме евреев. Сначала Петров не согласился, говоря, что они-де, белогвардейцы, сами охранят порядок, но затем дал 20 винтовок и немного патронов. Я вместе с этими представителями в числе пяти человек вышел и даже помог им нести винтовки, но, дойдя до своего местожительства, передал винтовки и пошел домой, чувствуя себя больным и разбитым еще нервными переживаниями дня, и более до восстановления власти Советов на улице не был. Должен сообщить, что, действительно, едва власть захватили белогвардейцы, как местные черносотенные чины зашевелились, и сначала понеслись среди евреев слухи, что готовится еврейский погром, а затем на улице все время открыто черносотенные элементы стали угрожать, что расправятся с нами – евреями. Эти угрозы я слышал, проходя улицами и лично. Конечно, среди нас – евреев – поднялась паника, а более энергичная молодежь, состоявшая главным образом из беженцев, решила принять меры к защите. Результатом этого решения и была делегация в штаб белой гвардии. Беженцам угрожала более всех опасность, ибо они жили на окраинах города – на Овражной, Фабричной и Никольской улицах и др. В настоящее время большинство беженцев уже разъехалось на родину к себе, в Ковенскую, в Виленскую и другие губернии.
Айзик Самуилов Либстер
ПОКАЗАНИЯ ВЛАДИМИРА РОЗАНОВА
Розанов Владимир Николаевич, [житель] г. Мурома, Козмодемид. пер., д. № 11. Безработный. Живет на жалованье сестры. На военной службе не был. Был в белой гвардии. Раньше об организации не знал и с 8-го на 9-е был дома, записался 9-го утром, был на посту на мосту, потом на дворе, у воинского, потом ходил домой, ночью пришел опять туда, но увидел, что публика разбегается, бросил винтовку и пошел вдоль Оки. Пришел в Поздняково к товарищам Прол. Уезжая от Прол., был арестован в Монастырке.
В белую гвардию пошел, побуждаемый тяжким материальным положением.
Показания дал Вл. Розанов
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ДОПРОС ВЛАДИМИРА ИВАНОВИЧА АЛЕКСИНСКОГО
Был на Выксе, где принимал участие и стрелял. Винтовку оставил в волсовете, [Волостной Совет] у гражданина Андрея Кольдинова, там же винтовка Лебедева и Соколова. Сахаров жил у нас в монастыре. Сахаров часто ходил к архиерею. Сахаров с архиереем были в хороших отношениях. Накануне восстания Сахаров был у архиерея. Сахаров разговаривал и со мной; говорили, как хорошо жилось при царе и все было дешево, а сейчас мы проживаем все последнее. Большевики Россию довели до гибели и что их нужно прогнать от власти, тогда будет нам лучше жить, они довели до того, что хлеба нет и народ голодает, и все это из-за большевиков. Сахаров просил меня, чтобы во время восстания ему пособить, за что Сахаров обещал мне дать денег две тысячи. После разговора со мной Сахаров пошел к архиерею посоветоваться насчет большевиков. Архиерей сказал Сахарову, что большевиков нужно уничтожить, чтобы их не было; говорили при мне, так как меня архиерей любил и он мне родной дядя. Сахаров говорил, что завтра сделаем восстание, и говорил, что приехало много белогвардейцев, которые помогут сделать восстание и прогнать большевиков. Потом Сахаров ушел от архиерея, и я его провожал до дому и входил с ним в его квартиру, где он меня приглашал пить чай. Я принимал участие в восстании только утром. Когда была стрельба, архиерей проснулся, но он знал, что белогвардейцы прогоняют большевиков. Утром архиерей меня послал к Сахарову на квартиру – он жил все еще в монастыре – с словесным поручением, которое заключалось в том, чтобы передать Сахарову посылку, которая была завернута в обертку, в которой были деньги; на квартире Сахарова не оказалось; меня архиерей послал в город по Ивановской улице, в дом бывшего воинского начальника, и там эти деньги были мною переданы Сахарову, за это Сахаров очень меня благодарил и даже приглашал кушать чай, но я отказался и спешил на свою службу; когда вернулся, то доложил архиерею, что деньги сдал Сахарову; тогда архиерей меня задержал на полчаса и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Лепехин».
ПОКАЗАНИЯ АЙЗИКА ЛИБСТЕРА
Айзик Самуилович Либстер, 36 лет, гражданин Могилева, Могилевской губернии, живу в городе Муроме по Московской улице, д. № 21, часовой мастер, председатель местной еврейской общины. Во время переворота я находился в городе Муроме и после него был арестован советскими властями и в течение месяца просидел в тюрьме по подозрению, что участвовал в белогвардейском восстании, но затем меня сейчас же освободили как лицо совершенно непричастное и лишь случайно по недоразумению попавшее в число арестованных. Мой арест был вызван следующим обстоятельством. 9-го числа, когда уже совершился переворот, ко мне днем, вернее, в шестом часу вечера, забежала сильно взволнованная жена еврея – агента уголовной милиции Горбарского – и просила меня, как председателя общины еврейской, пойти в штаб… говорят, что в помещении бывшего воинского начальника, и посодействовать освобождению ее мужа, арестованного белой гвардией как советского служащего. Я, конечно, в этой просьбе ей отказать не мог, в шесть приблизительно часов, несмотря на то что был болен, отправился в штаб белой гвардии хлопотать о Горбарском. По дороге мне встретились автомобили с белыми флагами и вооруженными людьми, быстро ездящие по городу, отдельные группы вооруженных людей, а у самого штаба – толпы народа, главным образом учащейся молодежи с винтовками, которых обучали военным приемам инструктора белой гвардии, по-видимому бывшие офицеры. Войдя во двор, я заметил группу, по-видимому, начальства, среди которой были местный купец Жадин, бывший офицер Петров и др., фамилии коих я не знаю. Все они были сильно навеселе, и многие так и прямо пьяны. Я обратился к Жадину, которого знал раньше, и стал просить его о Горбарском; он после уговоров согласился отпустить последнего, если я за него поручусь; я сказал, что поручусь, и собрался уходить. В это время пришли представители от еврейской молодежи Союза сионистов во главе с Кругликовым, председателем Союза сионистской молодежи, которые обратились к названному уже Петрову, прося дать им оружие для защиты еврейских кварталов, так как в городе ходят упорные слухи о готовящемся погроме евреев. Сначала Петров не согласился, говоря, что они-де, белогвардейцы, сами охранят порядок, но затем дал 20 винтовок и немного патронов. Я вместе с этими представителями в числе пяти человек вышел и даже помог им нести винтовки, но, дойдя до своего местожительства, передал винтовки и пошел домой, чувствуя себя больным и разбитым еще нервными переживаниями дня, и более до восстановления власти Советов на улице не был. Должен сообщить, что, действительно, едва власть захватили белогвардейцы, как местные черносотенные чины зашевелились, и сначала понеслись среди евреев слухи, что готовится еврейский погром, а затем на улице все время открыто черносотенные элементы стали угрожать, что расправятся с нами – евреями. Эти угрозы я слышал, проходя улицами и лично. Конечно, среди нас – евреев – поднялась паника, а более энергичная молодежь, состоявшая главным образом из беженцев, решила принять меры к защите. Результатом этого решения и была делегация в штаб белой гвардии. Беженцам угрожала более всех опасность, ибо они жили на окраинах города – на Овражной, Фабричной и Никольской улицах и др. В настоящее время большинство беженцев уже разъехалось на родину к себе, в Ковенскую, в Виленскую и другие губернии.
Айзик Самуилов Либстер
ПОКАЗАНИЯ ВЛАДИМИРА РОЗАНОВА
Розанов Владимир Николаевич, [житель] г. Мурома, Козмодемид. пер., д. № 11. Безработный. Живет на жалованье сестры. На военной службе не был. Был в белой гвардии. Раньше об организации не знал и с 8-го на 9-е был дома, записался 9-го утром, был на посту на мосту, потом на дворе, у воинского, потом ходил домой, ночью пришел опять туда, но увидел, что публика разбегается, бросил винтовку и пошел вдоль Оки. Пришел в Поздняково к товарищам Прол. Уезжая от Прол., был арестован в Монастырке.
В белую гвардию пошел, побуждаемый тяжким материальным положением.
Показания дал Вл. Розанов
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ДОПРОС ВЛАДИМИРА ИВАНОВИЧА АЛЕКСИНСКОГО
Был на Выксе, где принимал участие и стрелял. Винтовку оставил в волсовете, [Волостной Совет] у гражданина Андрея Кольдинова, там же винтовка Лебедева и Соколова. Сахаров жил у нас в монастыре. Сахаров часто ходил к архиерею. Сахаров с архиереем были в хороших отношениях. Накануне восстания Сахаров был у архиерея. Сахаров разговаривал и со мной; говорили, как хорошо жилось при царе и все было дешево, а сейчас мы проживаем все последнее. Большевики Россию довели до гибели и что их нужно прогнать от власти, тогда будет нам лучше жить, они довели до того, что хлеба нет и народ голодает, и все это из-за большевиков. Сахаров просил меня, чтобы во время восстания ему пособить, за что Сахаров обещал мне дать денег две тысячи. После разговора со мной Сахаров пошел к архиерею посоветоваться насчет большевиков. Архиерей сказал Сахарову, что большевиков нужно уничтожить, чтобы их не было; говорили при мне, так как меня архиерей любил и он мне родной дядя. Сахаров говорил, что завтра сделаем восстание, и говорил, что приехало много белогвардейцев, которые помогут сделать восстание и прогнать большевиков. Потом Сахаров ушел от архиерея, и я его провожал до дому и входил с ним в его квартиру, где он меня приглашал пить чай. Я принимал участие в восстании только утром. Когда была стрельба, архиерей проснулся, но он знал, что белогвардейцы прогоняют большевиков. Утром архиерей меня послал к Сахарову на квартиру – он жил все еще в монастыре – с словесным поручением, которое заключалось в том, чтобы передать Сахарову посылку, которая была завернута в обертку, в которой были деньги; на квартире Сахарова не оказалось; меня архиерей послал в город по Ивановской улице, в дом бывшего воинского начальника, и там эти деньги были мною переданы Сахарову, за это Сахаров очень меня благодарил и даже приглашал кушать чай, но я отказался и спешил на свою службу; когда вернулся, то доложил архиерею, что деньги сдал Сахарову; тогда архиерей меня задержал на полчаса и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120