ему ответили, что да, это комиссар; он подошел ближе ко мне и сказал: «Товарищ, вы должны удалиться с телеграфа, так как вы большевик-коммунист, будете мешать нашей работе, мы вам не доверяем, и я прошу сейчас же вас удалиться, а если вы не уйдете, то я вас арестую и препровожу туда, где находятся все наши арестованные». И после этого он взял меня за руку и проводил вниз, где я взял свою шапку и должен был удалиться. Когда я вышел с телеграфа, то два вооруженных солдата подошли ко мне и спросили: «Оружие есть?» Я ответил, что нет; тогда они спросили: «Покажите ваши документы, кто вы такой?» Документов у меня с собой не было, так как я, предвидя всю эту историю и боясь, что по моим документам они могут сделать какую-либо подлость, я их передал в телеграфе курьеру, а пароль разорвал. Когда я им сказал, что у меня документов нет, то они ответили мне, что «мы вас не пустим до выяснения вашей личности, кто вы такой есть», и попросили на Чистопрудный бульвар, где стоял их небольшой вооруженный отряд; и здесь мне пришлось пробыть под их арестом до прихода советских войск. Как только стали подходить советские войска, они стали отходить по направлению к Покровке, а также велели и мне следовать за ними. Я, дойдя до Покровки и видя, что они стали расходиться в паническом страхе от преследующего их оружейного и пулеметного и артиллерийского огня, повернул влево по Покровке и ушел.
Часов в десять утра я подошел к телеграфу, где стояли латышские стрелки; я объяснил караульному начальнику, что я комиссар телеграфа, тогда он потребовал от меня документы, но документов я при себе не имел. Он сказал мне, что пропустить в телеграф без документов не может. Во время моего разговора с караульным начальником вышел механик Галкин, которого я спросил, есть ли дежурный комиссар, который должен сменить меня; он мне ответил, что все в порядке и комиссар сидит на своем месте. Я этим успокоился и пошел домой.
Комиссар телеграфа (подпись неразборчива). [Тимаков]
Москва июля 19 дня 1918 г.
2
ПРОТОКОЛ ПОКАЗАНИЙ САМУИЛА ЛЬВОВИЧА ПУПКО
Состоял комиссаром Московской телефонной сети с октября по март с. г. С марта по сие время состою управляющим Московской телефонной сетью.
Принадлежу к (партии) союзу эсеров-максималистов.
В конце мая с. г. был снят караул 1-го Советского полка и из 23-х лиц оставлено только семь. По чьему распоряжению был снят караул, до сих пор не выяснено.
Я неоднократно об этом говорил т. Штродаху, члену коллегии Военного комиссариата г. Москвы, т. Муралову, т. Дзержинскому, т. Беленькому, что караула осталось только семь человек и что ответственность ляжет на них, если что-нибудь случится.
Приблизительно 1 июля т. Дзержинский говорил, что «вам на днях пришлют надежный караул». И действительно, через день-два после разговора был прислан отряд из Чрезвычайной комиссии из матросов – 24 человека.
В первый же день обнаружилась безнадежность этого караула, так как в разговорах кое с кем и между собою ясно можно было понять, что они представляют собой явно реакционную массу, а посему в тот же день я был в Чрезвычайной комиссии и заявил т. Дзержинскому, что, нежели такой держать караул, лучше вовсе без такового обходиться. Он вызвал по телефону Попова и, переговоривши с ним, сказал мне, что сейчас со мной поедет один матрос, который выяснит на месте случай.
Действительно, через несколько минут явился молодой матрос, с которым я и уехал на станцию, и по выяснении всего указанного мною на месте матрос заявил, что он с более тяжелым сердцем уезжает со станции, как приехал, ибо он не полагал, насколько матросы действительно реакционны.
Этот караул, то есть из ВЧК, был заменен через сутки людьми из того же отряда, но фактически караул станции вербовался из того же отряда в том же количестве. О моральных и политических качествах последующих смен указать затрудняюсь, ибо никаких данных по этому вопросу у нас не было.
6 июля вечером, будучи на заседании съезда Советов, т. Подбельский, отыскав меня, попросил зайти в кабинет Аванесова. Тов. Аванесов, объяснив мне приблизительно сущность дела, сделал надпись на моем пропуске и просил отправиться на станцию. По приезде на станцию я зашел к своим сотрудникам; не успев с ними поговорить, явился один вооруженный и от имени Всероссийской чрезвычайной комиссии заявил: он здесь будет присутствовать, чтобы номера, обозначенные на поданной им записке, функционировали как следует быть. Когда потребовал у него мандат, на то он сказал: Дзержинский арестован, мандата никакого не имеет, а только личную записку свою. На что я ему категорически ответил, что без надлежащего мандата выполнить это требование я не могу. Тогда он хотел переговорить по телефону, но номера телефона не знал он. Его записка была унесена т. Герасимовым; тут же стояло еще несколько человек из их отряда, то есть из числа караула, которые указали: пойдем на низ, там есть телефон и один из товарищей знает номер телефона отряда. Из его слов нельзя было непосредственно вывести заключения о требовании выключения всех остальных телефонов, не обозначенных в списке. Это было в 10-м часу вечера.
В это время приехал т. Подбельский, который слыхал весь этот разговор. Переговоривши с т. Подбельским, мы уехали в Кремль для необходимости получения в срочном порядке смены караула, каковой после моего возвращения на станцию прибыл через 15 минут. Лично впустил латышей, поставив их в 2 ряда в подъезде, вызвал сейчас же всех несших караул и, распорядившись о разрядке оружий, отправил их со станции. Были расставлены караулы из латышей по местам, и т. Николаев, член Центральной коллегии почт и телеграфов, и я занялись на основании директив выключением кое-каких полученных линий. Тут же прибыл т. Волленберг и под руководством т. Николаева занялся также соответствующей работой.
На телефонной станции были 2 пулемета и 3 ящика патронов и 9 лент. Латышей пришло 75 человек, у них было, кажется, тоже 2 пулемета.
В полночь явились с мандатами от т. Подвойского еще 5 комиссаров. Станция была к тому времени почти атрофирована, потому не было никакой нужды в лишних людях, и, находя крайне неосновательным на распределение занятий между советскими работниками на станции в такой ответственный момент, несмотря на мои неоднократные просьбы и общения к т. Николаеву, я переговорил по телефону в присутствии т. Николаева с т. Подбельским, каковому и указал, что лично я нахожу для себя крайне невозможным в такой неопределенной обстановке работать, быть же слепым исполнителем не нахожу возможным, после чего я с разрешения т. Подбельского утром в воскресенье оставил станцию.
С. Пупко
3
В ОСОБУЮ СЛЕДСТВЕННУЮ КОМИССИЮ. [ПИСЬМО В. ПОДБЕЛЬСКОГО]
Народный Комиссар
ПОЧТ И ТЕЛЕГРАФОВ
Российской Республики
___________
Канцелярия В ОСОБУЮ СЛЕДСТВЕННУЮ
27 июля 1918 года КОМИССИЮ
№ 4882
гор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Часов в десять утра я подошел к телеграфу, где стояли латышские стрелки; я объяснил караульному начальнику, что я комиссар телеграфа, тогда он потребовал от меня документы, но документов я при себе не имел. Он сказал мне, что пропустить в телеграф без документов не может. Во время моего разговора с караульным начальником вышел механик Галкин, которого я спросил, есть ли дежурный комиссар, который должен сменить меня; он мне ответил, что все в порядке и комиссар сидит на своем месте. Я этим успокоился и пошел домой.
Комиссар телеграфа (подпись неразборчива). [Тимаков]
Москва июля 19 дня 1918 г.
2
ПРОТОКОЛ ПОКАЗАНИЙ САМУИЛА ЛЬВОВИЧА ПУПКО
Состоял комиссаром Московской телефонной сети с октября по март с. г. С марта по сие время состою управляющим Московской телефонной сетью.
Принадлежу к (партии) союзу эсеров-максималистов.
В конце мая с. г. был снят караул 1-го Советского полка и из 23-х лиц оставлено только семь. По чьему распоряжению был снят караул, до сих пор не выяснено.
Я неоднократно об этом говорил т. Штродаху, члену коллегии Военного комиссариата г. Москвы, т. Муралову, т. Дзержинскому, т. Беленькому, что караула осталось только семь человек и что ответственность ляжет на них, если что-нибудь случится.
Приблизительно 1 июля т. Дзержинский говорил, что «вам на днях пришлют надежный караул». И действительно, через день-два после разговора был прислан отряд из Чрезвычайной комиссии из матросов – 24 человека.
В первый же день обнаружилась безнадежность этого караула, так как в разговорах кое с кем и между собою ясно можно было понять, что они представляют собой явно реакционную массу, а посему в тот же день я был в Чрезвычайной комиссии и заявил т. Дзержинскому, что, нежели такой держать караул, лучше вовсе без такового обходиться. Он вызвал по телефону Попова и, переговоривши с ним, сказал мне, что сейчас со мной поедет один матрос, который выяснит на месте случай.
Действительно, через несколько минут явился молодой матрос, с которым я и уехал на станцию, и по выяснении всего указанного мною на месте матрос заявил, что он с более тяжелым сердцем уезжает со станции, как приехал, ибо он не полагал, насколько матросы действительно реакционны.
Этот караул, то есть из ВЧК, был заменен через сутки людьми из того же отряда, но фактически караул станции вербовался из того же отряда в том же количестве. О моральных и политических качествах последующих смен указать затрудняюсь, ибо никаких данных по этому вопросу у нас не было.
6 июля вечером, будучи на заседании съезда Советов, т. Подбельский, отыскав меня, попросил зайти в кабинет Аванесова. Тов. Аванесов, объяснив мне приблизительно сущность дела, сделал надпись на моем пропуске и просил отправиться на станцию. По приезде на станцию я зашел к своим сотрудникам; не успев с ними поговорить, явился один вооруженный и от имени Всероссийской чрезвычайной комиссии заявил: он здесь будет присутствовать, чтобы номера, обозначенные на поданной им записке, функционировали как следует быть. Когда потребовал у него мандат, на то он сказал: Дзержинский арестован, мандата никакого не имеет, а только личную записку свою. На что я ему категорически ответил, что без надлежащего мандата выполнить это требование я не могу. Тогда он хотел переговорить по телефону, но номера телефона не знал он. Его записка была унесена т. Герасимовым; тут же стояло еще несколько человек из их отряда, то есть из числа караула, которые указали: пойдем на низ, там есть телефон и один из товарищей знает номер телефона отряда. Из его слов нельзя было непосредственно вывести заключения о требовании выключения всех остальных телефонов, не обозначенных в списке. Это было в 10-м часу вечера.
В это время приехал т. Подбельский, который слыхал весь этот разговор. Переговоривши с т. Подбельским, мы уехали в Кремль для необходимости получения в срочном порядке смены караула, каковой после моего возвращения на станцию прибыл через 15 минут. Лично впустил латышей, поставив их в 2 ряда в подъезде, вызвал сейчас же всех несших караул и, распорядившись о разрядке оружий, отправил их со станции. Были расставлены караулы из латышей по местам, и т. Николаев, член Центральной коллегии почт и телеграфов, и я занялись на основании директив выключением кое-каких полученных линий. Тут же прибыл т. Волленберг и под руководством т. Николаева занялся также соответствующей работой.
На телефонной станции были 2 пулемета и 3 ящика патронов и 9 лент. Латышей пришло 75 человек, у них было, кажется, тоже 2 пулемета.
В полночь явились с мандатами от т. Подвойского еще 5 комиссаров. Станция была к тому времени почти атрофирована, потому не было никакой нужды в лишних людях, и, находя крайне неосновательным на распределение занятий между советскими работниками на станции в такой ответственный момент, несмотря на мои неоднократные просьбы и общения к т. Николаеву, я переговорил по телефону в присутствии т. Николаева с т. Подбельским, каковому и указал, что лично я нахожу для себя крайне невозможным в такой неопределенной обстановке работать, быть же слепым исполнителем не нахожу возможным, после чего я с разрешения т. Подбельского утром в воскресенье оставил станцию.
С. Пупко
3
В ОСОБУЮ СЛЕДСТВЕННУЮ КОМИССИЮ. [ПИСЬМО В. ПОДБЕЛЬСКОГО]
Народный Комиссар
ПОЧТ И ТЕЛЕГРАФОВ
Российской Республики
___________
Канцелярия В ОСОБУЮ СЛЕДСТВЕННУЮ
27 июля 1918 года КОМИССИЮ
№ 4882
гор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120