— Что вы можете сделать такого?..
— Митч!
Я обернулся и увидел стоявшую в дверях Кейт, а рядом с ней, с хмурой улыбкой на лице, переводя взгляд с одного на другого, стоял детектив Эдвард Донлон, тот самый, с которого все и началось.
— Ну и собрание, — заметил Донлон и шагнул в комнату. — По какому поводу?
Глава 11
Я поднялся со стула.
— Вы хотели меня видеть?
— Как я рад всех вас видеть, — отозвался Донлон. Он поглядел на Ральфа Пэдберри, нахмурился и, наконец, произнес:
— А ты кто такой, парень? Я тебя где-то видел.
— Это мой гость, — сказал я. — Кент, побудь с ребятами. Мы с мистером Донлоном пройдем на кухню.
— Вам известно, кто я?
— Мне на вас указали.
— И кто же?
— Джордж Пэдберри.
Его взгляд дрогнул, и он снова посмотрел на Ральфа Пэдберри.
— Вот на кого ты похож, — сообразил он. Я прошел через гостиную со словами:
— Пойдемте. Мы можем поговорить на кухне.
— А почему бы нам не остаться здесь? — предложил он. — Не хочу прерывать вашу беседу. Продолжайте разговаривать о том же, о чем говорили до моего прихода. Что вы обсуждали, Фасе?
— Донлон, вы что — ищете приключений? — спросил я. Он взглянул на меня с насмешкой, изображая недоумение. Эта массивная челюсть, заросшая щетиной, которую не мешало бы побрить, сразу бросалась в глаза, как бы отвлекая внимание от его пристального, сообразительного взгляда. Он походил на упрямого быка, но только отчасти. Детектив был далеко не глуп и ничего не стал бы делать без причины.
— А в чем дело, Тобин? — удивился он. — Это дружеский визит, кстати, и ваши новые приятели тоже здесь собрались. Я к тому, что старыми друзьями их вряд ли назовешь, так?
— Простите, — сказал я и, обойдя его, направился к двери в прихожую.
— Куда же вы? А как же ваши хозяйские обязанности?
— Я позвоню капитану Дрисколлу, — сказал я. — Может, он объяснит мне цель вашего визита.
— Хватит, Тобин, — произнес он тоном, в котором явственно послышались стальные нотки.
Я, повернувшись, посмотрел на него.
— Вы находитесь у меня в доме, Донлон, — ответил я. — В своем доме только я решаю, когда хватит, с кем кому говорить и когда и кто приходит и уходит. Это официальный визит?
— Я уже сказал, что нет.
— Если вы хотите поговорить со мной, — продолжал я, — то мы будем беседовать наедине. На кухне. Идете? Или предпочитаете покинуть мой дом?
Ему это не понравилось. Он явно хотел произвести впечатление, и не столько на меня, сколько на остальных собравшихся в гостиной совладельцев кафетерия, а этого не получилось. Здесь тон задавал я, и это его раздражало, как досаждают, например, слишком узкие ботинки.
Но он не дал молчанию стать тягостным. Пожав плечами, Донлон улыбнулся и, глядя мне прямо в глаза, ответил:
— Что ж, хорошо, рад буду пройти с вами на кухню, Тобин. С остальными я могу поговорить и в другое время.
— Совершенно верно. Пойдемте. — Я снова повернулся и, выйдя из гостиной, направился по коридору на кухню, слыша, как за спиной раздаются его шаги. В гостиной воцарилась гробовая тишина.
У двери на кухню я отошел в сторону и пропустил вперед Донлона, затем последовал за ним и плотно затворил за собой дверь. Эту дверь, пожалуй, закрывали во второй раз за последние пятнадцать лет.
— Присаживайтесь, если хотите, — предложил я. Но ему было не до этого. Он повернул ко мне лицо, теперь вновь холодное и словно окаменевшее.
— Куда вы суетесь, Тобин? Что общего между вами и этими сосунками?
— Это что, допрос? — осведомился я.
— Вы и так уже достаточно наломали дров, — предупредил он. — Не лучше ли держаться в стороне?
— Что за муха вас укусила? — спросил я. — Разве вы не знаете, что Дрисколл сегодня вызывал меня к себе?
Для него это была новость. Его глаза сузились, а опущенные руки сжались в кулаки.
— По какому поводу, Тобин?
— По поводу моего заявления. Оно ему не понравилось, и мне пришлось его изменить.
Он не знал, как меня понимать, и настороженно спросил:
— Как это — изменить? Пришлось пуститься в объяснения.
— Моя родственница Робин Кеннеди сообщила мне, что какой-то полицейский разговаривал с ее друзьями по поводу нарушений в “Частице Востока”. Они не знали точно, что от них требуется, чтобы исправить положение, и Робин попросила меня переговорить с этим парнем и выяснить, что же им надо сделать.
Настороженность исчезла с его лица, он с облегчением улыбнулся и сказал:
— Так вот в чем дело! Он ведь именно этого хотел, да?
— Во всяком случае, точно такое заявление я ему предоставил.
— И оно его обрадовало?
— Скорее удовлетворило.
— Прекрасно. — Его улыбка стала шире, и он, кивнув, одобрительно заметил:
— Вы очень разумно поступили, Тобин, очень разумно. Не стали без толку мутить воду.
— Я еще помню выучку, — сказал я.
Улыбка исчезла с его лица, сменившись хмурым выражением.
— Мне трудно понять вашу логику, Тобин, — сказал он. — Сначала вы очень благоразумно повели себя с Дрисколлом, а затем сморозили такую глупость.
— Какую?
— Да такую, что устраиваете у себя в гостиной это сборище. От них же только и жди неприятностей, Тобин. Тупицы. Недоросли. Богема недоделанная. Вы что — из них отряд бойскаутов хотите сколотить? Вы же знаете, что это за фрукты, сами небось на таких не раз когда-то обжигались.
Я знал, что он имеет в виду. Большой город, особенно такой, как Нью-Йорк, привлекает орды молодых людей, нигде не пустивших корней, покинувших дом в знак идиотского протеста против власти родителей — а скорее всего, как мне кажется, в силу протеста против необходимости думать о своем будущем, — и они, располагая избытком времени и не имея денег, изнывают от скуки и хватаются за все, что подвернется под руку. Будь то наркотики, секс, политические демонстрации или обыкновенная пьяная драка; многие из этих юнцов рано или поздно попадают в поле зрения полиции, а их отношения с копами как две капли воды похожи на отношение к дому и родителям. Полицейский наиболее прямо и непосредственно олицетворяет власть, ту самую, с которой эта молодежь уже находится в состоянии войны. Профессиональные уголовники доставляют полицейским при аресте меньше неприятностей, чем эти приверженцы культа бунтующей молодежи.
Но, если молодые люди, находившиеся в данный момент в моей гостиной, чем-то и напоминали подобный тип молодежи, если они и знались, а это несомненно, с некоторыми отщепенцами-бунтарями и даже если бы при попытке ареста повели себя как шпана, все же нельзя было закрывать глаза на то, что сами они отнюдь не были подонками. Вики Оппенгейм вполне бы, с небольшими изменениями в одежде и, возможно, с другим запасом слов, вписалась в чинный пикник любого благопристойного религиозного собрания. Эйб Селкин был слишком откровенен и достаточно умен, чтобы дать вовлечь себя в такую явную авантюру, как бунт против существующего порядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43