Входная дверь то открывалась, то закрывалась, слепя глаза ярким солнечным светом. Я еще пару раз видел Донлона, один раз — когда он беседовал с группой в штатском, среди которых был и мой недавний собеседник, и другой раз — когда он с двумя другими копами допрашивал Пэдберри.
Минут через пятнадцать ко мне подкатил тощий лохматый парень в белой рубашке с короткими рукавами и спросил:
— Что вы думаете?
— Я не думаю, — ответил я.
— Как я понимаю, это девчонка их убила, — сказал он. Я поглядел на него.
— Ты из прессы?
— Точно. Могу показать свою карточку. На входе меня пропустили.
— Я здесь ни при чем, — объяснил я. — Тебе, наверное, лучше поговорить с кем-нибудь другим.
Его губы растянулись было в ухмылке, словно я его разыгрывал, но, увидев, что это не так, он нахмурился.
— Так вы не наводчик?
— Откуда ты взял это словечко? Из комиксов? Он ткнул в меня пальцем.
— Вы коп, — заявил он.
— Ошибаешься. Что они там нашли наверху?
— Почему вы меня спрашиваете?
— Потому что не в курсе.
Он продолжал сверлить меня пристальным оценивающим взглядом, пытаясь раскусить. Наконец ответил:
— Пару трупов.
— Кого?
— Белого пацана и цветную девку.
— И что сие обозначает? — не отступил я.
— Расовое равенство, — ответил он. — Белый парень и черномазая искромсаны одним ножом. Как же так получилось, что вас держат здесь, раз вы не полицейский и ничего не знаете?
— Попал ни за что ни про что.
— Вы что — в этой шараге с самого начала?
— Нет.
— Если не от вас, то я все равно узнаю от кого-нибудь другого.
— Вот и займись этим.
Я знал, что препираться с ним бесполезно, но ничего не мог с собой поделать. Меня не тянуло опять выкладывать всю свою подноготную. И потом, он и в самом деле все равно меня расколет — теперь шила в мешке не утаишь. Я уже попал в газеты, когда меня вышвырнули из полиции, а если теперь это убийство придется им по вкусу, то репортеры копнут и прошлое, чтобы собрать все грязное белье. Что ни говори, для прессы кусочек действительно лакомый.
Откуда взяли этот труп негритянки? Хотел бы я расспросить Джорджа Пэдберри о черных подружках Терри Вилфорда, бывших и настоящих, но нам вряд ли позволят снова пообщаться. И потом — какая разница? Я просто продолжал по старой привычке вникать в детали, вместо того чтобы поставить на прошлом точку.
Как странно — ощущать себя зрителем, а не участником спектакля.
Репортер задал мне еще пару вопросов, но стоящих ответов так и не дождался и наконец от меня отвязался. Я видел, как он вступил в разговор с парой в штатском на кухне.
Через несколько минут мой недавний собеседник снова подошел ко мне и заявил:
— Пока что это все, мистер Тобин. У нас есть ваш адрес, возможно, мы с вами свяжемся. Вы никуда не уедете?
— Нет, — ответил я. — Буду в городе.
— Спасибо вам за содействие, — сказал он. Но по его лицу, глазам и голосу ничего нельзя было прочесть.
— Пожалуйста, — последовал мой ответ.
Я поднялся и вышел на яркий солнечный свет, а репортер успел тем временем щелкнуть меня. Видимо, он решил, что я — один из тех, кто занимается расследованием.
На тротуаре полукругом стояли, обливаясь потом, зеваки. Большинство было в солнечных очках, и хотя все они изнывали на солнцепеке, но упорно не желали расходиться. Я протолкался сквозь толпу и зашагал к углу Шестой авеню и Четвертой улицы, чтобы уехать подземкой до Куинса.
В дверях меня встретила Кейт со словами:
— Ну как?
— Плохо. У нас есть холодный кофе?
— Могу сделать. Пошли в дом. Что случилось? Мы прошли на кухню, я сел на то место, где накануне сидела Робин, и, пока Кейт делала кофе, рассказал ей обо всем. Она слушала молча и только раз прервала меня восклицанием: “Ах, Митч!” Как будто это меня ей было жалко.
Когда я закончил, зазвонил телефон. Кейт пошла в прихожую и, вернувшись, сообщила:
— Это репортер. — Голос ее звучал обеспокоенно.
— Скажи, что меня нет, — ответил я, — а ты ничего не знаешь.
— Ладно, — кивнула она и пошла обратно. Я крикнул ей вдогонку:
— И пожалуй, лучше будет не снимать больше трубку.
Глава 7
Я знаю, что такое жить в осаде. Однажды мне уже пришлось это испытать, когда меня выперли из полиции. Не отвечаешь на звонки в дверь. Не подходишь к телефону. Не выходишь из дому. Просишь приятеля или соседа сходить в магазин за продуктами, отсылаешь своего десятилетнего сына Билла на несколько дней к родственникам в Лонг-Айленд и ждешь, пока все утрясется. Рано или поздно так и происходит.
На этот раз осада была недолгая. Она продолжалась все воскресенье и первую половину понедельника, но к обеду закончилась. Для газет во вторник я уже не представлял никакого интереса.
Все равно из-за жары на улицу выходить было себе дороже, так что даже будь все нормально, я не стал бы достраивать стену. Я провел это время наверху, у себя в кабинете, который несколько лет назад начал переоборудовать из бывшей спальни и пока так и не закончил, занимаясь тем, что перечитывал “Жизнь на Миссисипи” Марка Твена. Я всегда любил читать, но в последнее время ограничил круг чтения авторами, писавшими до двадцатого века, так как утратил интерес к чтиву, напоминающему мне об окружающем мире. Газет и журналов я тоже больше не читаю.
Когда в понедельник вечером позвонили в дверь, я было подумал, что это, наверное, опять какой-нибудь репортер решил сделать последнюю попытку, но затем услышал, как Кейт открыла дверь и с кем-то разговаривает, — значит, это были не журналисты. Я не двинулся с места: у меня не было ни малейшего желания с кем-либо общаться.
Голоса раздавались уже в гостиной, и следующие пять минут вряд ли можно было сказать, что я действительно читал. Взгляд блуждал по странице, но я весь обратился в слух, ожидая, когда на лестнице раздастся звук шагов Кейт, при этом снова и снова перечитывая один и тот же абзац.
Через пять минут я услышал, как она поднимается. Я закрыл книгу, бросил ее на стол и начал гадать: если это не репортер, то здорово смахивает на полицию.
Но, когда вошла Кейт, я прочитал в ее глазах нечто другое. Она объявила:
— Это Рита Гибсон. Рита Кеннеди. Мать Робин.
— Она хочет, чтобы я рассказал ей о том, что произошло?
— Робин арестовали, — ответила она. — Сегодня днем, в больнице. Я кивнул:
— Этого следовало ожидать.
— Ты что, серьезно?
— Она виновата, Кейт. — Я развел руками. — Кроме нее, наверху никого не было, точнее, никого живого. После Робин никто вниз не спускался.
— Не могу поверить, что эта девушка совершила такое кровавое преступление, — возразила Кейт. — Убила двоих человек. Она не могла этого сделать, Митч! Ты видел девочку, и не мне тебе об этом говорить. Она на такое не способна. Просто не могла этого сделать.
— Кроме нее, больше некому, — возразил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Минут через пятнадцать ко мне подкатил тощий лохматый парень в белой рубашке с короткими рукавами и спросил:
— Что вы думаете?
— Я не думаю, — ответил я.
— Как я понимаю, это девчонка их убила, — сказал он. Я поглядел на него.
— Ты из прессы?
— Точно. Могу показать свою карточку. На входе меня пропустили.
— Я здесь ни при чем, — объяснил я. — Тебе, наверное, лучше поговорить с кем-нибудь другим.
Его губы растянулись было в ухмылке, словно я его разыгрывал, но, увидев, что это не так, он нахмурился.
— Так вы не наводчик?
— Откуда ты взял это словечко? Из комиксов? Он ткнул в меня пальцем.
— Вы коп, — заявил он.
— Ошибаешься. Что они там нашли наверху?
— Почему вы меня спрашиваете?
— Потому что не в курсе.
Он продолжал сверлить меня пристальным оценивающим взглядом, пытаясь раскусить. Наконец ответил:
— Пару трупов.
— Кого?
— Белого пацана и цветную девку.
— И что сие обозначает? — не отступил я.
— Расовое равенство, — ответил он. — Белый парень и черномазая искромсаны одним ножом. Как же так получилось, что вас держат здесь, раз вы не полицейский и ничего не знаете?
— Попал ни за что ни про что.
— Вы что — в этой шараге с самого начала?
— Нет.
— Если не от вас, то я все равно узнаю от кого-нибудь другого.
— Вот и займись этим.
Я знал, что препираться с ним бесполезно, но ничего не мог с собой поделать. Меня не тянуло опять выкладывать всю свою подноготную. И потом, он и в самом деле все равно меня расколет — теперь шила в мешке не утаишь. Я уже попал в газеты, когда меня вышвырнули из полиции, а если теперь это убийство придется им по вкусу, то репортеры копнут и прошлое, чтобы собрать все грязное белье. Что ни говори, для прессы кусочек действительно лакомый.
Откуда взяли этот труп негритянки? Хотел бы я расспросить Джорджа Пэдберри о черных подружках Терри Вилфорда, бывших и настоящих, но нам вряд ли позволят снова пообщаться. И потом — какая разница? Я просто продолжал по старой привычке вникать в детали, вместо того чтобы поставить на прошлом точку.
Как странно — ощущать себя зрителем, а не участником спектакля.
Репортер задал мне еще пару вопросов, но стоящих ответов так и не дождался и наконец от меня отвязался. Я видел, как он вступил в разговор с парой в штатском на кухне.
Через несколько минут мой недавний собеседник снова подошел ко мне и заявил:
— Пока что это все, мистер Тобин. У нас есть ваш адрес, возможно, мы с вами свяжемся. Вы никуда не уедете?
— Нет, — ответил я. — Буду в городе.
— Спасибо вам за содействие, — сказал он. Но по его лицу, глазам и голосу ничего нельзя было прочесть.
— Пожалуйста, — последовал мой ответ.
Я поднялся и вышел на яркий солнечный свет, а репортер успел тем временем щелкнуть меня. Видимо, он решил, что я — один из тех, кто занимается расследованием.
На тротуаре полукругом стояли, обливаясь потом, зеваки. Большинство было в солнечных очках, и хотя все они изнывали на солнцепеке, но упорно не желали расходиться. Я протолкался сквозь толпу и зашагал к углу Шестой авеню и Четвертой улицы, чтобы уехать подземкой до Куинса.
В дверях меня встретила Кейт со словами:
— Ну как?
— Плохо. У нас есть холодный кофе?
— Могу сделать. Пошли в дом. Что случилось? Мы прошли на кухню, я сел на то место, где накануне сидела Робин, и, пока Кейт делала кофе, рассказал ей обо всем. Она слушала молча и только раз прервала меня восклицанием: “Ах, Митч!” Как будто это меня ей было жалко.
Когда я закончил, зазвонил телефон. Кейт пошла в прихожую и, вернувшись, сообщила:
— Это репортер. — Голос ее звучал обеспокоенно.
— Скажи, что меня нет, — ответил я, — а ты ничего не знаешь.
— Ладно, — кивнула она и пошла обратно. Я крикнул ей вдогонку:
— И пожалуй, лучше будет не снимать больше трубку.
Глава 7
Я знаю, что такое жить в осаде. Однажды мне уже пришлось это испытать, когда меня выперли из полиции. Не отвечаешь на звонки в дверь. Не подходишь к телефону. Не выходишь из дому. Просишь приятеля или соседа сходить в магазин за продуктами, отсылаешь своего десятилетнего сына Билла на несколько дней к родственникам в Лонг-Айленд и ждешь, пока все утрясется. Рано или поздно так и происходит.
На этот раз осада была недолгая. Она продолжалась все воскресенье и первую половину понедельника, но к обеду закончилась. Для газет во вторник я уже не представлял никакого интереса.
Все равно из-за жары на улицу выходить было себе дороже, так что даже будь все нормально, я не стал бы достраивать стену. Я провел это время наверху, у себя в кабинете, который несколько лет назад начал переоборудовать из бывшей спальни и пока так и не закончил, занимаясь тем, что перечитывал “Жизнь на Миссисипи” Марка Твена. Я всегда любил читать, но в последнее время ограничил круг чтения авторами, писавшими до двадцатого века, так как утратил интерес к чтиву, напоминающему мне об окружающем мире. Газет и журналов я тоже больше не читаю.
Когда в понедельник вечером позвонили в дверь, я было подумал, что это, наверное, опять какой-нибудь репортер решил сделать последнюю попытку, но затем услышал, как Кейт открыла дверь и с кем-то разговаривает, — значит, это были не журналисты. Я не двинулся с места: у меня не было ни малейшего желания с кем-либо общаться.
Голоса раздавались уже в гостиной, и следующие пять минут вряд ли можно было сказать, что я действительно читал. Взгляд блуждал по странице, но я весь обратился в слух, ожидая, когда на лестнице раздастся звук шагов Кейт, при этом снова и снова перечитывая один и тот же абзац.
Через пять минут я услышал, как она поднимается. Я закрыл книгу, бросил ее на стол и начал гадать: если это не репортер, то здорово смахивает на полицию.
Но, когда вошла Кейт, я прочитал в ее глазах нечто другое. Она объявила:
— Это Рита Гибсон. Рита Кеннеди. Мать Робин.
— Она хочет, чтобы я рассказал ей о том, что произошло?
— Робин арестовали, — ответила она. — Сегодня днем, в больнице. Я кивнул:
— Этого следовало ожидать.
— Ты что, серьезно?
— Она виновата, Кейт. — Я развел руками. — Кроме нее, наверху никого не было, точнее, никого живого. После Робин никто вниз не спускался.
— Не могу поверить, что эта девушка совершила такое кровавое преступление, — возразила Кейт. — Убила двоих человек. Она не могла этого сделать, Митч! Ты видел девочку, и не мне тебе об этом говорить. Она на такое не способна. Просто не могла этого сделать.
— Кроме нее, больше некому, — возразил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43