Она без лифчика, и ее груди задорно торчать и соблазнительно прыгают под тонкой тканью.
Она бродит по Харродсу – в одной руке болтается здоровый парусиновый мешок – и запихивает в постоянно открытый, влажный рот шоколадное драже… «Молтизерс».
Имя ее Маффин (Сдоба), но все фотографы зовут ее Лепешкой.
Ей – двадцать, и прославилась она как респектабельная обнаженная фотомодель. Респектабельная – значит в голом или полуголом виде она рекламирует все, что угодно – от лифчиков до мужских рубашек – в самых лучших иллюстрированных журналах и газетах.
На пристальные взгляды – ноль внимания, Маффин к ним привыкла.
Она остановилась у прилавка с темными очками и примерила. Очки – с большими и круглыми стеклами розового цвета.
Маффин понравились. Она исподтишка стрельнула глазами по сторонам – никто вроде не приглядывает, а потому спокойно отошла от прилавка – очки так и остались на носу.
Запихнула в рот еще «Молтизерс», скомкала пустой пакетик и бросила на пол. Затем, тихонько напевая вышла через парадный вход и велела швейцару поймать такси.
В Лондоне шел дождь, такси, однако, Маффин притянула как магнитом. Она живет на последнем этаже большого дома на Холланд-Парк. В однокомнатной квартирке вместе с приятелем Джоном Клэптэном. Он – фотограф, который нашел Маффин, когда ей было семнадцать, и перевез к себе, как только они уговорили ее родителей в Уимблдоне и те дали согласие.
«Мы поженимся, – уверял их Джон, – сразу, как я получу развод.»
– Дома кто есть? – позвала Маффин, отпирая дверь. Скрафф, дворняжка, что она подобрала, слоняясь по городу, залаял, подтверждая, – он-то дома.
– Погулять хочешь, парнишка? – осведомилась Маффин. Она взглянула на блокнот у телефона, не оставил ли Джон ей записку. Утром, когда она ушла, он спал.
«Террацца, – девять часов, – нацарапал он, – одевайся и малюйся пораспутней, это сделка с Шуманном по календарю.»
Маффин покривилась от досады. Ненавидит она все эти деловые ужины, что устраивает Джон.
– Без них не обойдешься, – обычно терпеливо втолковывал Джон. – Личный контакт – вот что любят эти бзик-нутые стариканы. Пощупают тебя глазками – ну и что, все равно на фотографиях разглядывают всю тебя целиком.
– Фотографии – другое дело, – доказывала Маффин.
– Ладно, тогда разговор окончен. Ну и будь еще одной серенькой девочкой-моделью с привлекательными сиськами. Я-то делаю из тебя личность, звезду.
Маффин должна признать, что так оно и есть. Теперь ей предлагают деньжищи, о которых год назад она только мечтала.
Джон ведет все дела. В банке у них общий счет, и все, что они оба зарабатывают, регулярно на него вносится.
Джон – преуспевающий фотограф, и за сделки, что они вместе заключают, им хорошо платят.
Календарная сделка много значит. Каждый год «Шу-манн электроникс» выпускает чудесный календарь, привлекая двенадцать разных девушек. Идея Джона состоит в том, чтобы привлечь одну Маффин, а он будет фотографировать. Невероятная голая Маффин – двенадцать раз.
Вопрос почти решен, но Клаус Шуманн находится в Лондоне и пожелал встретиться с Маффин, прежде чем будут подписаны контракты.
– Не будет тебе гулянья, песик, – вздохнула Маффин, – маме уже надо собираться.
Джон Клэптон приехал в «Терраццу» в восемь. Высокий и худой, двадцати шести лет, блондин с длинными грязными волосами и удивительно простоватым выражением на красивом лице. Он убедился, что простоватый вид, когда ведешь дела, невероятно помогает. За приятной внешностью кроется блестящий ум и хитрость.
Клаус Шуманн ждал в баре, немец средних лет в потертом синем костюме.
– Здравствуйте, – душевно сказал Джон, – вы – пораньше, а я на пять минут опоздал, прошу меня извинить.
Что вы пьете?
Клаус пил водку с горьким лимоном. Джон заказал ром с кока-колой.
– Маффин чуть опоздает, – объяснил Джон, хотя сам ей и велел не появляться до девяти. Ему требовалось время – побыть наедине с Шуманном. – А тем временем, я подумал, может, вам захочется полистать вот это.
Джон вручил Клаусу кожаную папку с комплектом фотографий Маффин.
Маффин, скрестила ноги с видом скромницы, покачивает бедрами, голая.
Маффин нагнулась, попка висит в воздухе – голая.
Маффин – на пляже, в машине, на лодке – всюду голая.
На Маффин шляпа с огромными полями и больше ничего.
На Маффин ажурные черные колготки и больше ничего.
Маффин в белых сапогах до бедер.
– Красивая она девушка, – заплетающимся языком выговорил Клаус.
– Да, – согласился Джон, – и выглядит всегда так целомудренно. Ее даже женщины любят. Самое важное, что никакой грубости.
Клаус кивнул и пролистал фотографии еще раз.
– До завтра нам требуется окончательное решение, – торопливо заговорил Джон. – Ее домогаются и другие важные клиенты, и мне надо им сказать.
– Конечно. Конечно. Я знаю, вы все до мелочей обговорили с нашим отделом информации. Но я подумал, раз уж я в городе, надо бы встретиться с вами обоими. Я уверен тем не менее, что ответ положительный. – Он взял фото Маффин в белых сапогах. – Такая очаровательная девушка…
Да, размышлял Джон, очаровательная никчемушка, без меня ей бы уже пришел конец, а, может, и начала-то никакого не было.
Он вспомнил, как они познакомились. Не где-нибудь, а на катке. Джон делал серию фоторепортажей «Девчонки по всему Лондону», и Маффин была на катке – пухленькая, прыщеватая и полон рот зубов. На ней был оранжевый свитер, и Джон подумал: парочка отличных титек, поэтому несколько раз ее сфотографировал. Снимки вышли удачными, и он повез ее в Брайтон – пощелкать немного в бикини. Она только что оставила школу и училась на курсах машинисток.
– Зря время теряешь, – сказал ей Джон, – чтоб такую женщину похоронить за письменным столом.
Она пришла к нему в студию посмотреть отпечатки с негативов, и он предложил: позируя перед камерой голой можно заколачивать большие деньги.
– Мои родители пришли бы в бешенство, – захихикала она.
Но в мгновение ока сбросила одежду, и он отснял пять кассет, а потом в мгновение ока была в его объятиях, и у них вышло на полу, и он поинтересовался: где примерная девочка из Уимблдона набралась такого опыта?
– У меня было пять ребят, – заявила она. – В год по приятелю с двенадцати лет!
Через два месяца Джон оставил жену, а Маффин избавилась от прыщиков и сбросила десять фунтов детского жира.
Через шесть месяцев Джон начал двигать карьеру Маффин, и она переехала к нему.
У них связь с полным взаимопониманием. С самого начала Джон ее предупредил:
– Слушай, ты еще девочка, у нас с тобой много хорошего впереди, так что давай-ка, чтобы это не похерить.
– Не такой уж ты старик, – заметила она.
– Знаю, – согласился Джон, – но у меня жена и двое детей, и я кое в чем разбираюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Она бродит по Харродсу – в одной руке болтается здоровый парусиновый мешок – и запихивает в постоянно открытый, влажный рот шоколадное драже… «Молтизерс».
Имя ее Маффин (Сдоба), но все фотографы зовут ее Лепешкой.
Ей – двадцать, и прославилась она как респектабельная обнаженная фотомодель. Респектабельная – значит в голом или полуголом виде она рекламирует все, что угодно – от лифчиков до мужских рубашек – в самых лучших иллюстрированных журналах и газетах.
На пристальные взгляды – ноль внимания, Маффин к ним привыкла.
Она остановилась у прилавка с темными очками и примерила. Очки – с большими и круглыми стеклами розового цвета.
Маффин понравились. Она исподтишка стрельнула глазами по сторонам – никто вроде не приглядывает, а потому спокойно отошла от прилавка – очки так и остались на носу.
Запихнула в рот еще «Молтизерс», скомкала пустой пакетик и бросила на пол. Затем, тихонько напевая вышла через парадный вход и велела швейцару поймать такси.
В Лондоне шел дождь, такси, однако, Маффин притянула как магнитом. Она живет на последнем этаже большого дома на Холланд-Парк. В однокомнатной квартирке вместе с приятелем Джоном Клэптэном. Он – фотограф, который нашел Маффин, когда ей было семнадцать, и перевез к себе, как только они уговорили ее родителей в Уимблдоне и те дали согласие.
«Мы поженимся, – уверял их Джон, – сразу, как я получу развод.»
– Дома кто есть? – позвала Маффин, отпирая дверь. Скрафф, дворняжка, что она подобрала, слоняясь по городу, залаял, подтверждая, – он-то дома.
– Погулять хочешь, парнишка? – осведомилась Маффин. Она взглянула на блокнот у телефона, не оставил ли Джон ей записку. Утром, когда она ушла, он спал.
«Террацца, – девять часов, – нацарапал он, – одевайся и малюйся пораспутней, это сделка с Шуманном по календарю.»
Маффин покривилась от досады. Ненавидит она все эти деловые ужины, что устраивает Джон.
– Без них не обойдешься, – обычно терпеливо втолковывал Джон. – Личный контакт – вот что любят эти бзик-нутые стариканы. Пощупают тебя глазками – ну и что, все равно на фотографиях разглядывают всю тебя целиком.
– Фотографии – другое дело, – доказывала Маффин.
– Ладно, тогда разговор окончен. Ну и будь еще одной серенькой девочкой-моделью с привлекательными сиськами. Я-то делаю из тебя личность, звезду.
Маффин должна признать, что так оно и есть. Теперь ей предлагают деньжищи, о которых год назад она только мечтала.
Джон ведет все дела. В банке у них общий счет, и все, что они оба зарабатывают, регулярно на него вносится.
Джон – преуспевающий фотограф, и за сделки, что они вместе заключают, им хорошо платят.
Календарная сделка много значит. Каждый год «Шу-манн электроникс» выпускает чудесный календарь, привлекая двенадцать разных девушек. Идея Джона состоит в том, чтобы привлечь одну Маффин, а он будет фотографировать. Невероятная голая Маффин – двенадцать раз.
Вопрос почти решен, но Клаус Шуманн находится в Лондоне и пожелал встретиться с Маффин, прежде чем будут подписаны контракты.
– Не будет тебе гулянья, песик, – вздохнула Маффин, – маме уже надо собираться.
Джон Клэптон приехал в «Терраццу» в восемь. Высокий и худой, двадцати шести лет, блондин с длинными грязными волосами и удивительно простоватым выражением на красивом лице. Он убедился, что простоватый вид, когда ведешь дела, невероятно помогает. За приятной внешностью кроется блестящий ум и хитрость.
Клаус Шуманн ждал в баре, немец средних лет в потертом синем костюме.
– Здравствуйте, – душевно сказал Джон, – вы – пораньше, а я на пять минут опоздал, прошу меня извинить.
Что вы пьете?
Клаус пил водку с горьким лимоном. Джон заказал ром с кока-колой.
– Маффин чуть опоздает, – объяснил Джон, хотя сам ей и велел не появляться до девяти. Ему требовалось время – побыть наедине с Шуманном. – А тем временем, я подумал, может, вам захочется полистать вот это.
Джон вручил Клаусу кожаную папку с комплектом фотографий Маффин.
Маффин, скрестила ноги с видом скромницы, покачивает бедрами, голая.
Маффин нагнулась, попка висит в воздухе – голая.
Маффин – на пляже, в машине, на лодке – всюду голая.
На Маффин шляпа с огромными полями и больше ничего.
На Маффин ажурные черные колготки и больше ничего.
Маффин в белых сапогах до бедер.
– Красивая она девушка, – заплетающимся языком выговорил Клаус.
– Да, – согласился Джон, – и выглядит всегда так целомудренно. Ее даже женщины любят. Самое важное, что никакой грубости.
Клаус кивнул и пролистал фотографии еще раз.
– До завтра нам требуется окончательное решение, – торопливо заговорил Джон. – Ее домогаются и другие важные клиенты, и мне надо им сказать.
– Конечно. Конечно. Я знаю, вы все до мелочей обговорили с нашим отделом информации. Но я подумал, раз уж я в городе, надо бы встретиться с вами обоими. Я уверен тем не менее, что ответ положительный. – Он взял фото Маффин в белых сапогах. – Такая очаровательная девушка…
Да, размышлял Джон, очаровательная никчемушка, без меня ей бы уже пришел конец, а, может, и начала-то никакого не было.
Он вспомнил, как они познакомились. Не где-нибудь, а на катке. Джон делал серию фоторепортажей «Девчонки по всему Лондону», и Маффин была на катке – пухленькая, прыщеватая и полон рот зубов. На ней был оранжевый свитер, и Джон подумал: парочка отличных титек, поэтому несколько раз ее сфотографировал. Снимки вышли удачными, и он повез ее в Брайтон – пощелкать немного в бикини. Она только что оставила школу и училась на курсах машинисток.
– Зря время теряешь, – сказал ей Джон, – чтоб такую женщину похоронить за письменным столом.
Она пришла к нему в студию посмотреть отпечатки с негативов, и он предложил: позируя перед камерой голой можно заколачивать большие деньги.
– Мои родители пришли бы в бешенство, – захихикала она.
Но в мгновение ока сбросила одежду, и он отснял пять кассет, а потом в мгновение ока была в его объятиях, и у них вышло на полу, и он поинтересовался: где примерная девочка из Уимблдона набралась такого опыта?
– У меня было пять ребят, – заявила она. – В год по приятелю с двенадцати лет!
Через два месяца Джон оставил жену, а Маффин избавилась от прыщиков и сбросила десять фунтов детского жира.
Через шесть месяцев Джон начал двигать карьеру Маффин, и она переехала к нему.
У них связь с полным взаимопониманием. С самого начала Джон ее предупредил:
– Слушай, ты еще девочка, у нас с тобой много хорошего впереди, так что давай-ка, чтобы это не похерить.
– Не такой уж ты старик, – заметила она.
– Знаю, – согласился Джон, – но у меня жена и двое детей, и я кое в чем разбираюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69