Массингхэм повез гостей в «Савой», чтобы они отдохнули перед вечерней программой.
— Евгений — семейный человек, — мурлычет Тайгер. — Как и я. Как и ты, — пожимает локоть Оливера. — Грузин в Москве хоть пруд пруди. Евгений с ними в полном контакте. Нет двери, которую он не может открыть. Его все обожают. У него нет ни единого врага. — Это тот редкий случай, когда отец и сын так долго не отрываются друг от друга. Учитывая разницу в росте, трудно найти повод, заставляющий их держаться вместе. — Не очень доверяет людям. Тут я с ним полностью солидарен. Не доверяет вещам. Компьютерам… телефону… факсу… электронной почте. Говорит, что доверяет только тому, что у него в голове. И тебе.
— Мне?
— Орловы верят в семью. Это их пунктик. Они любят отцов, братьев, сыновей. Сына может прислать только тот, кто им полностью доверяет. Поэтому сегодня я отправил Уинзера подальше от Лондона. Тебе пора выходить на авансцену. Твое место там.
— А как насчет Массингхэма? Он ведь их заарканил, не так ли?
— Сын лучше. К Рэнди никаких претензий нет, куда как хорошо, что он играет за нас, а не против. — Оливер пытается высвободить руку, но Тайгер крепко держит его. — Нельзя винить их за подозрительность, учитывая мир, в котором они выросли. Полицейское государство, все на всех доносят, расстрельные команды… поневоле станешь скрытным. Рэнди говорил мне, что братья сами отсидели в тюрьме. Вышли оттуда, зная половину людей, которые сейчас во власти. Получается, тюрьма у них получше нашего Итона. Разумеется, надо будет подготовить контракты. Дополнительные соглашения. Пиши проще, это главное. Не выходи за базовый курс английской юриспруденции для иностранцев. Евгений предпочитает понимать то, что подписывает. Справишься?
— Думаю, что да.
— Во многих вопросах он зеленый новичок, по-другому просто и быть не может. Тебе придется кормить его с ложечки, учить тому, что на Западе считается общепринятым. Он ненавидит адвокатов и совсем не разбирается в банковском деле. Да и откуда, если у них нет банков?
— Конечно, не может разбираться, — поддакивает Оливер.
— Беднягам еще придется узнать ценность денег. У них до сих пор твердой валютой служили привилегии. Если они правильно разыгрывали свою партию, то получали все, что хотели: дома, еду, школы, отпуска, больницы, автомобили, исключительно в виде привилегий. Теперь им придется покупать все это за деньги. Совсем другая игра. Для нее нужны другие игроки. — Оливер улыбается, в его сердце звучит музыка. — Так мы договорились? — спрашивает Тайгер. — Ты становишься его тренером, а я обеспечиваю материальную базу. Едва ли нам потребуется больше года.
— А что произойдет через год?
Тайгер смеется. И под этот настоящий, редкий, аморальный, счастливый уэст-эндовский смех отпускает руку Оливера и восторженно хлопает сына по плечу.
— При двадцати процентах валовой прибыли от продаж? Через год мы дадим старому дьяволу пинка под зад.
Глава 8
Оливер вибрирует от распирающей его энергии.
Если он и сомневался в мудрости принятого им решения — работать у отца, — то в золотое лето 1991 года эти сомнения растаяли, как утренняя дымка. Только теперь он понимает, что есть настоящая жизнь. Чувство локтя. Ощущение сопричастности к решению задач такого масштаба, о котором он не мог и мечтать. Как любят писать ведущие финансовых колонок, когда Тайгер прыгает, безоружным людям лучше отходить подальше. Нынешний прыжок Тайгера не чета прежним. Разделив своих сотрудников на оперативные группы, он назначает Массингхэма командовать проектами «Нефть» и «Сталь». Последнего это не очень радует, он бы предпочел возглавить менее заметный проект — «Кровь». Как и Тайгер, он понимает, где будет получена наибольшая прибыль, почему, собственно, Тайгер и оставляет «Кровь» за собой. Два-три раза в месяц он летает в Вашингтон, Филадельфию, Нью-Йорк, часто в компании Оливера. С восторгом, к которому примешано дурное предчувствие, Оливер наблюдает, как его отец зачаровывает сенаторов, лоббистов, чиновников, ведающих вопросами здравоохранения. Никто не может сравниться с ним в умении убеждать. Послушав Тайгера, трудно понять, что кровь поступит из России. Это европейская кровь, разве Европа не простирается от Иберийского полуострова до Урала, это кавказская кровь, кровь белых кавказцев, это избыток крови, превышающий потребности европейцев. При этом он успевает решать и более прозаические вопросы, такие, как право на приземление переоборудованных самолетов, контроль качества крови, ее хранение, освобождение от уплаты таможенной пошлины, транспортировка по территории страны, создание мобильной команды, которая возьмет на себя обеспечение операции. Но если русской крови гарантировано безопасное прибытие, как обстоят дела с ее отправкой?
— Пора нанести Евгению визит, — постановляет Тайгер, и Оливер летит на встречу со своим новым героем.
Аэропорт Шереметьево, Подмосковье, 1991 год. Во второй половине теплого летнего дня Оливер впервые ступает на землю матушки-России. При виде змеящихся по залу прибытия мрачных очередей и хмурых лиц милиционеров и таможенников его охватывает паника, но тут же он замечает Евгения, который в сопровождении смирных чиновников спешит к нему, оглашая зал радостными криками. Огромные ручищи обнимают Оливера, грубая щека прикасается к его щеке. Запах чеснока, потом его вкус, потому что старик «влепляет» третий традиционный русский поцелуй ему в губы.
В мгновение ока в паспорт ставят необходимый штамп, багаж выносят через боковую дверь, и вскоре Оливер и Евгений уже на заднем сиденье черного «ЗИЛа», за рулем которого не кто иной, как брат Евгения Михаил, одетый не в черный мятый костюм, а в сапоги до колен, военные бриджи и кожаную летную куртку, из-под которой, как замечает Оливер, торчит рукоятка автоматического пистолета большого калибра. Впереди едет милиционер на мотоцикле, позади — «Волга» с двумя молодыми черноволосыми мужчинами.
— Мои дети, — подмигнув, объясняет Евгений.
Но Оливер знает, что речь может идти только о племянниках, потому что у Евгения, к огромному сожалению последнего, только дочери и ни одного сына. Гостиница Оливера — белый свадебный торт в центре города. Он регистрируется, оставляет вещи в номере, и они едут по широким, в выбоинах, улицам мимо огромных жилых массивов на зеленую окраину, где средь леса разбросаны виллы, охраняемые камерами наружного наблюдения и милиционерами в форме. Перед ними открываются железные ворота, эскорт остается у въезда, усыпанная гравием дорожка приводит их на стоянку перед увитым плющом особняком, который населен вопящими детьми и бабушками, пропитан сигаретным дымом, вибрирует от непрерывных телефонных звонков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Евгений — семейный человек, — мурлычет Тайгер. — Как и я. Как и ты, — пожимает локоть Оливера. — Грузин в Москве хоть пруд пруди. Евгений с ними в полном контакте. Нет двери, которую он не может открыть. Его все обожают. У него нет ни единого врага. — Это тот редкий случай, когда отец и сын так долго не отрываются друг от друга. Учитывая разницу в росте, трудно найти повод, заставляющий их держаться вместе. — Не очень доверяет людям. Тут я с ним полностью солидарен. Не доверяет вещам. Компьютерам… телефону… факсу… электронной почте. Говорит, что доверяет только тому, что у него в голове. И тебе.
— Мне?
— Орловы верят в семью. Это их пунктик. Они любят отцов, братьев, сыновей. Сына может прислать только тот, кто им полностью доверяет. Поэтому сегодня я отправил Уинзера подальше от Лондона. Тебе пора выходить на авансцену. Твое место там.
— А как насчет Массингхэма? Он ведь их заарканил, не так ли?
— Сын лучше. К Рэнди никаких претензий нет, куда как хорошо, что он играет за нас, а не против. — Оливер пытается высвободить руку, но Тайгер крепко держит его. — Нельзя винить их за подозрительность, учитывая мир, в котором они выросли. Полицейское государство, все на всех доносят, расстрельные команды… поневоле станешь скрытным. Рэнди говорил мне, что братья сами отсидели в тюрьме. Вышли оттуда, зная половину людей, которые сейчас во власти. Получается, тюрьма у них получше нашего Итона. Разумеется, надо будет подготовить контракты. Дополнительные соглашения. Пиши проще, это главное. Не выходи за базовый курс английской юриспруденции для иностранцев. Евгений предпочитает понимать то, что подписывает. Справишься?
— Думаю, что да.
— Во многих вопросах он зеленый новичок, по-другому просто и быть не может. Тебе придется кормить его с ложечки, учить тому, что на Западе считается общепринятым. Он ненавидит адвокатов и совсем не разбирается в банковском деле. Да и откуда, если у них нет банков?
— Конечно, не может разбираться, — поддакивает Оливер.
— Беднягам еще придется узнать ценность денег. У них до сих пор твердой валютой служили привилегии. Если они правильно разыгрывали свою партию, то получали все, что хотели: дома, еду, школы, отпуска, больницы, автомобили, исключительно в виде привилегий. Теперь им придется покупать все это за деньги. Совсем другая игра. Для нее нужны другие игроки. — Оливер улыбается, в его сердце звучит музыка. — Так мы договорились? — спрашивает Тайгер. — Ты становишься его тренером, а я обеспечиваю материальную базу. Едва ли нам потребуется больше года.
— А что произойдет через год?
Тайгер смеется. И под этот настоящий, редкий, аморальный, счастливый уэст-эндовский смех отпускает руку Оливера и восторженно хлопает сына по плечу.
— При двадцати процентах валовой прибыли от продаж? Через год мы дадим старому дьяволу пинка под зад.
Глава 8
Оливер вибрирует от распирающей его энергии.
Если он и сомневался в мудрости принятого им решения — работать у отца, — то в золотое лето 1991 года эти сомнения растаяли, как утренняя дымка. Только теперь он понимает, что есть настоящая жизнь. Чувство локтя. Ощущение сопричастности к решению задач такого масштаба, о котором он не мог и мечтать. Как любят писать ведущие финансовых колонок, когда Тайгер прыгает, безоружным людям лучше отходить подальше. Нынешний прыжок Тайгера не чета прежним. Разделив своих сотрудников на оперативные группы, он назначает Массингхэма командовать проектами «Нефть» и «Сталь». Последнего это не очень радует, он бы предпочел возглавить менее заметный проект — «Кровь». Как и Тайгер, он понимает, где будет получена наибольшая прибыль, почему, собственно, Тайгер и оставляет «Кровь» за собой. Два-три раза в месяц он летает в Вашингтон, Филадельфию, Нью-Йорк, часто в компании Оливера. С восторгом, к которому примешано дурное предчувствие, Оливер наблюдает, как его отец зачаровывает сенаторов, лоббистов, чиновников, ведающих вопросами здравоохранения. Никто не может сравниться с ним в умении убеждать. Послушав Тайгера, трудно понять, что кровь поступит из России. Это европейская кровь, разве Европа не простирается от Иберийского полуострова до Урала, это кавказская кровь, кровь белых кавказцев, это избыток крови, превышающий потребности европейцев. При этом он успевает решать и более прозаические вопросы, такие, как право на приземление переоборудованных самолетов, контроль качества крови, ее хранение, освобождение от уплаты таможенной пошлины, транспортировка по территории страны, создание мобильной команды, которая возьмет на себя обеспечение операции. Но если русской крови гарантировано безопасное прибытие, как обстоят дела с ее отправкой?
— Пора нанести Евгению визит, — постановляет Тайгер, и Оливер летит на встречу со своим новым героем.
Аэропорт Шереметьево, Подмосковье, 1991 год. Во второй половине теплого летнего дня Оливер впервые ступает на землю матушки-России. При виде змеящихся по залу прибытия мрачных очередей и хмурых лиц милиционеров и таможенников его охватывает паника, но тут же он замечает Евгения, который в сопровождении смирных чиновников спешит к нему, оглашая зал радостными криками. Огромные ручищи обнимают Оливера, грубая щека прикасается к его щеке. Запах чеснока, потом его вкус, потому что старик «влепляет» третий традиционный русский поцелуй ему в губы.
В мгновение ока в паспорт ставят необходимый штамп, багаж выносят через боковую дверь, и вскоре Оливер и Евгений уже на заднем сиденье черного «ЗИЛа», за рулем которого не кто иной, как брат Евгения Михаил, одетый не в черный мятый костюм, а в сапоги до колен, военные бриджи и кожаную летную куртку, из-под которой, как замечает Оливер, торчит рукоятка автоматического пистолета большого калибра. Впереди едет милиционер на мотоцикле, позади — «Волга» с двумя молодыми черноволосыми мужчинами.
— Мои дети, — подмигнув, объясняет Евгений.
Но Оливер знает, что речь может идти только о племянниках, потому что у Евгения, к огромному сожалению последнего, только дочери и ни одного сына. Гостиница Оливера — белый свадебный торт в центре города. Он регистрируется, оставляет вещи в номере, и они едут по широким, в выбоинах, улицам мимо огромных жилых массивов на зеленую окраину, где средь леса разбросаны виллы, охраняемые камерами наружного наблюдения и милиционерами в форме. Перед ними открываются железные ворота, эскорт остается у въезда, усыпанная гравием дорожка приводит их на стоянку перед увитым плющом особняком, который населен вопящими детьми и бабушками, пропитан сигаретным дымом, вибрирует от непрерывных телефонных звонков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96