– Я…
От волнения у Игоря Всеволодовича перехватило горло. Короткое "я" далось с трудом. Исключительно потому он не смог произнести ничего больше.
И – упаси Бог – никакой самонадеянности. Дескать, узнает и так, заслышав первый звук голоса.
Все было честно.
Но и Лиза была честна.
«Кто это – я?», «Я – это кто?» – в подобных обстоятельствах подавляющее большинство женщин не смогло, да и не захотело бы отказать себе в этом коротком удовольствии, маленькой мести – имитации забвения.
Впрочем, она никогда не сливалась с большинством.
– Ты? Заходи. Сейчас открою калитку…
Москва, 4 ноября 2002 г., понедельник, 8.40

Рассвет, морозный и яркий, любопытствуя, заглянул в просвет меж тяжелыми портьерами золотистого шелка.
День начался. По всему – солнечный, холодный, проветренный колючим ветром.
То ли зима тихой сапой прежде времени занимала позиции, то ли осень вдруг расщедрилась напоследок, отдернула пелену туч, как тяжелую занавеску с окна, открыла дорогу солнечным лучам, позвала на помощь свежий студеный ветер – основательно проветрить землю в канун наступающей зимы.
Никакого значения, однако, это сейчас не имело, разразись за стенами дома хоть метель, закружи пурга.
Или, напротив, возвратись вопреки законам мироздания знойное лето.
Все равно им было безразлично, что творится в мире.
В самом деле все равно.
– Ты мне веришь? – Он приподнялся на" локте, легко провел ладонью по ее лицу.
Усталому после бессонной ночи.
С едва заметной сеткой морщин вокруг потемневших, ввалившихся глаз.
Несказанно прекрасному лицу, равного которому не найдется в мире, сколько красавиц ни вздумают оспорить это.
– Верю. Ты честный, это я всегда знала. Но – погоди радоваться! – оказывается, глупый. Жаль, что не догадалась об этом раньше.
– Пусть глупый. Разве глупым возбраняется любить?
– Любить никому не возбраняется. Другое дело – не всем дается.
– А этого – Монферея – ты любила?
– Анри? Я? Слушай, ты глупеешь на глазах.
– Это от счастья.
– Приятно слышать. Но хорошо бы обозначить границы. Любить дебила – тяжкий труд.
– Пожалуй. Я постараюсь остановиться. А… он тебя?
– Ты не остановишься.
– Но зачем-то же вы женились?
– Я – потому что сил больше не стало терпеть.
– Терпеть? Лемех стал относиться к тебе иначе?
– Нет. Все было по-прежнему.
– Тогда что же приходилось терпеть: виллу в Сен-Тропе, яхту…
– Лодку…
– Что, прости?
– Лодку, милый. В тех кругах говорят «лодка», даже если речь идет о яхте класса Manguste с вертолетной площадкой. У Лени, как ты понимаешь, именно такая.
– Значит, лодка с вертолетной площадкой осточертела тебе настолько, что ты бросилась в объятия своего графа.
– Он маркиз.
– Тем более. Или лодка у него оказалась получше?
– Ты ерничаешь от зависти?
– От ревности, неужели не ясно?
– Тогда можешь успокоиться. Что же касается того, что сил не стало терпеть… Попробую объяснить. Хотя, знаешь, это трудно сформулировать. Оно воспринимается где-то на уровне подсознания, накапливается и становится невыносимым. Своего рода критическая масса.
Так вот, наши, те, которые не просто богатые, а очень-очень… сопоставимо с мировой элитой, все равно бесконечно далеки от нее. Понимаешь?
Для них – я имею в виду не мелких клерков, присосавшихся к русским капиталам, и авантюристов из числа разорившихся аристократов – настоящих западных магнатов, потомственных, как правило, – наши фанфароны всего лишь забавные зверушки, временно разбогатевшие и потому выглянувшие из своих таежных берлог.
Сколько бы миллионов ни просаживали в Монте-Карло, чьи бы лодки и виллы ни перекупали, все равно мы им – не ровня.
И никогда – или еще очень долго – не станем.
Дикари, резвящиеся возле своего костра, – забавно, не более.
Потому – нигде не приняты, и светские – по-настоящему светские, с коронованными особами и голливудскими звездами – приемы для нас закрыты.
Не думаю, что наиболее толковые из наших – продвинутые, как сейчас говорят – этого не понимают. И не испытывают некой ущербности или по крайней мере разочарования.
Карабкались, карабкались к сияющим вершинам капитализма, доползли, содрав в кровь конечности – свои и чужие. А оказалось, что там, на сияющем Олимпе, можно рассчитывать только на клетку в зоопарке, иными словами – тебя, великого и ужасного, воспринимают как забавного зверька, не более.
Обидно.
Разочарованные соотечественники сочинили «наш ответ Чемберлену» – изобрели собственную тактику отдыха на самых престижных курортах, по большей части на Лазурном берегу. Некоторые, правда, последнее время предпочитают Сардинию.
Суть тактики сродни онанизму – тихо сам с собою.
То есть не тихо, конечно, но сами с собою.
Большим русским табором высаживаются в облюбованном местечке. Скупают или арендуют виллы, лодки, машины, вертолеты, оккупируют отели. Все, разумеется, самое лучшее, а главное – дорогое.
Впрочем, лягушатники держат ухо востро.
Высаживается русский десант – цены улетают в поднебесье. Наших, разумеется, этим не остановишь.
Начинается безудержное веселье – череда оглушительных party a la russ.
Форма и стиль вечеринки зависят исключительно от фантазии и вкуса хозяев, но поскольку истоки того и другого у всех, как правило, одни – совкововые, – мероприятия удручающе однообразны.
Бородинский хлеб и бочки соленых огурцов, доставленные самолетом из Москвы. Блины, горы икры, которую, естественно, полагается есть ложками.
Цыгане, хор имени Пятницкого, плясуны от Моисеева, ансамбль «Березка», солисты Большого, дрессированные медведи – прилетевшие вместе с огурцами.
Кто-то предлагает гостям переодеться в полотняные сарафаны, шаровары и лапти, кто-то, напротив, устраивает толстовские балы, добывая наряды в костюмерных «Мосфильма».
Мировой бомонд развлекается неподалеку, сообразно собственным представлениям о том, comme il faut.
Не без любопытства наблюдает за этим убожеством и искренне потешается.
"Деточка, – спросила меня однажды, в ту пору, когда я уже была женой Анри, пожилая матрона, из числа lа dame de la haute societe, – отчего русские мужчины возят с собой жен и проституток вместе?"
Я не нашлась что ответить. А это, надо сказать, действительно так. Львиную долю наших десантов составляют представительницы древнейшей профессии, при том, что многие мужчинки действительно везут с собой жен и даже детей.
Публика вообще очень неоднородная: социальная эклектика – еще одна особенность русских тусовок.
Серьезные предприниматели и финансисты в компании более чем сомнительных личностей, известных бандитов, воров в законе, сутенеров и прочей швали – причем на равных. Одним сплоченным кланом.
Однако хватит. На эту тему я могу рассуждать еще долго – но, думаю, сказанного достаточно, чтобы ты понял, отчего терпение мое лопнуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74