Мудрый Спиноза сказал, что свободному человеку ничего не нужно, тем более, что все в мире одновременно и плохо, и прекрасно.
– Неужели Спиноза это сказал? – спросил недоверчиво венец. – Но если он это и сказал, то что он мне рассказывает, будь он хоть двадцать раз Спиноза! Что было прекрасного в Гитлере? И я могу вас уверить, что свободному человеку, например, виза в Америку может быть очень нужна.
Норфольк разыскал Тони. «Может быть, тот мерзавец и соврал. В моей коллекции только морфинисток нехватало!» – думал он, внимательно в нее всматриваясь.
– Где вы остановитесь в Нью-Йорке? – спросил он ее.
– Не знаю. Буду искать гостиницу. Говорят, теперь Нью-Йорк совершенно переполнен?
– Да. Позвольте вам рекомендовать один недорогой отель в центре города, недалеко от Бродвэя. Меня там знают, я там долго жил, и я думаю, что если вы на меня сошлетесь, то вам комнату найдут. Хотите?
– Хочу, – ответила она, подумав. Он вынул карточку и записал название и адрес гостиницы. – Очень вас благодарю. Вы и сами там остановитесь?
– Нет, я ведь еду с кинематографическими магнатами, на счет их предприятия. Для нас заказаны комнаты в Уолдорф Асториа, – сказал он оправдывающимся тоном. – Вы разрешите мне к вам зайти?
– Я буду очень рада. И еще раз вас благодарю. Вы мне оказали большую услугу… Хотя и поздно.
– Поздно для чего?
Она с вызывающей, прежней , улыбкой смотрела на него.
– Много будете знать, скоро состаритесь. Это у нас есть такая поговорка, – сказала она.
– Я ни о чем вас не спрашиваю. Если хотите что-либо рассказать, расскажите. – Давайте посидим где-нибудь, на прощание, – сказал он, всматриваясь в нее все внимательнее. «Может быть, она от волнения перед приездом даже увеличила дозу? Тогда сейчас же все о себе расскажет"…
– С большим удовольствием. Я сама хотела вам предложить это, – с вызовом в тоне ответила она. Только ведь вы в сущности не знаете, кто я такая. Может быть, я агентка Коминтерна?
– Я думаю, вы последняя женщина, которую большевики взяли бы в агентки, – сказал он, смеясь.
– Почему? – быстро спросила она. – Потому что я ненормальна?
– Потому, что вы слишком нервны. Впрочем, я не настаиваю, им могут быть нужны всякие люди. Так вы агентка Коминтерна?
– Я сама не знаю, – ответила она серьезно.
«Уже пьяна!» – тревожно подумал Норфольк.
– Во всяком случае я отроду ни одной шпионки не видел. Очень приятно познакомиться с первой, – сказал он, неуверенно стараясь обратить разговор в шутку.
В этот последний вечер в другом конце парохода у Виктора Николаевича был разговор с Надей.
– Ты понимаешь, твое предложение застает меня врасплох, – взволнованно говорила Надя. Ей действительно так казалось, хотя она думала об его словах целый день. – Совершенно врасплох! Конечно, эта телеграмма была для нас полной неожиданностью. Я думала, что месяца через два мы будем женаты. Посмотрим еще, что будет в письме адвоката. Во всяком случае, до того ни о каком решении не может быть речи!
– Разумеется, – поспешно сказал он.
Ему было ясно, что Надя уже приняла его предложение. «Она огорчена, но я предполагал, что она будет огорчена гораздо больше», – думал он с неприятным чувством. Ему самому было совестно этого неприятного чувства: он почти с облегчением узнал от Нади, что ее развод откладывается на неопределенное время. «Судьба мои колебания разрешила и разрешила благоприятно… Теперь ясно: освобождение „во всех смыслах“. Но отчего же мне неприятно, что она не так огорчена? Для начала новой жизни не очень подходит психология собаки на сене"…
– Ты говоришь, что я должна сохранить свободу. Что это означает на деле? Только то, что я поселюсь не в твоей квартирке, а в гостинице, больше ничего, – быстро говорила она, нервно вертя кольцо на пальце. – Наша любовь остается и останется прежней.
– Разумеется, – подтвердил Яценко. Слово «квартирка» его задело. В нем ему послышался намек на его бедность, хотя Надя этого и в мыслях не имела.
– Я понимаю, в Америке нельзя жить в одной квартире, если мы не венчаны. Об этом тотчас узнает консьерж или, как у вас говорят, супер-интендант. Говорят, на этом можно погубить карьеру, я тоже слышала, – говорила она. – «Я ничего об этом не сказал. Она сама об этом подумала и еще до того, как мое предложение застало ее „врасплох“. Что ж делать, она не может быть другой. У нее трезвый практический ум, и это не мешает ей быть прелестным существом», – думал он. – Ты согласен со мной?
– Да, это тоже имеет некоторое значение.
– Как «тоже»! Только это и имеет значение. Что же еще?
– Я беспокоюсь не о том, что подумает мой супер-интендант, – сказал он и тотчас, спохватившись, подавил раздражение. Надя покраснела. – Знаю, знаю, что и ты думаешь не об этом. Но есть и другие причины. Я старше тебя на много лет. Ты гораздо моложе меня и душой. Конечно, ты могла бы всегда от меня уйти, – сказал он, бросив на нее быстрый вопросительный взгляд. – Не сердись. Я говорю то, что должен был бы сказать всякий порядочный человек.
– Ты вообще слишком много думаешь о том, что должен делать порядочный человек!
– Может быть. Если ты выйти замуж за меня не можешь, то ты должна быть совершенно свободна.
– Но я люблю тебя!
– Ты знаешь, как я тебя люблю. Пока ты любишь меня…
– Не «пока», а так всегда будет! – перебила его Надя со слезами в голосе. Она сама не понимала, о чем с ним спорит и почему спорит: то, что он предлагал, было разумно. Однако ей было очень больно.
– Так будет, пока ты будешь хотеть, чтобы так было, – сказал Яценко и закурил папиросу. – Я предлагаю что-то вроде «свободной ассоциации», – шутливым тоном пояснил он.
– Повторяю, вся разница будет в том, что мы будем жить раздельно.
– Я достану для тебя комнату в гостинице.
– Дело не в этом. Альфред Исаевич мне сказал, что для меня будет комната в Уолдорф Асториа.
– Ты уже говорила с Альфредом Исаевичем?
– Не об этом, конечно, не о том, о чем сейчас с тобой. Но он давно мне намекнул, что в Америке мне не очень удобно жить у тебя, пока мы не венчаны: «Когда повенчаетесь, тогда и переезжайте, а до того живите раздельно"… И не вздумай говорить, что ты будешь за меня платить! Платить буду и не я, а фирма Пемброка. Он сам говорит, что это входит в издержки производства.
– Какое производство, когда у тебя нового договора нет?
– Новый договор скоро будет. Они предлагают мне суточные, пока не окажется для меня роли. А когда будет роль, то будет и договор.
– "Они»? Кто «они»?
– Да Пемброк же, конечно! Фирма Пемброка. – Она вдруг расхохоталась. – Неужели ты в самом деле ревнуешь меня к Делавару? А я его просто терпеть не могу!
– В мыслях не имел! – сказал Яценко, пожимая плечами. – Теперь это твое дело, но я не советовал бы тебе соглашаться ни на какие суточные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
– Неужели Спиноза это сказал? – спросил недоверчиво венец. – Но если он это и сказал, то что он мне рассказывает, будь он хоть двадцать раз Спиноза! Что было прекрасного в Гитлере? И я могу вас уверить, что свободному человеку, например, виза в Америку может быть очень нужна.
Норфольк разыскал Тони. «Может быть, тот мерзавец и соврал. В моей коллекции только морфинисток нехватало!» – думал он, внимательно в нее всматриваясь.
– Где вы остановитесь в Нью-Йорке? – спросил он ее.
– Не знаю. Буду искать гостиницу. Говорят, теперь Нью-Йорк совершенно переполнен?
– Да. Позвольте вам рекомендовать один недорогой отель в центре города, недалеко от Бродвэя. Меня там знают, я там долго жил, и я думаю, что если вы на меня сошлетесь, то вам комнату найдут. Хотите?
– Хочу, – ответила она, подумав. Он вынул карточку и записал название и адрес гостиницы. – Очень вас благодарю. Вы и сами там остановитесь?
– Нет, я ведь еду с кинематографическими магнатами, на счет их предприятия. Для нас заказаны комнаты в Уолдорф Асториа, – сказал он оправдывающимся тоном. – Вы разрешите мне к вам зайти?
– Я буду очень рада. И еще раз вас благодарю. Вы мне оказали большую услугу… Хотя и поздно.
– Поздно для чего?
Она с вызывающей, прежней , улыбкой смотрела на него.
– Много будете знать, скоро состаритесь. Это у нас есть такая поговорка, – сказала она.
– Я ни о чем вас не спрашиваю. Если хотите что-либо рассказать, расскажите. – Давайте посидим где-нибудь, на прощание, – сказал он, всматриваясь в нее все внимательнее. «Может быть, она от волнения перед приездом даже увеличила дозу? Тогда сейчас же все о себе расскажет"…
– С большим удовольствием. Я сама хотела вам предложить это, – с вызовом в тоне ответила она. Только ведь вы в сущности не знаете, кто я такая. Может быть, я агентка Коминтерна?
– Я думаю, вы последняя женщина, которую большевики взяли бы в агентки, – сказал он, смеясь.
– Почему? – быстро спросила она. – Потому что я ненормальна?
– Потому, что вы слишком нервны. Впрочем, я не настаиваю, им могут быть нужны всякие люди. Так вы агентка Коминтерна?
– Я сама не знаю, – ответила она серьезно.
«Уже пьяна!» – тревожно подумал Норфольк.
– Во всяком случае я отроду ни одной шпионки не видел. Очень приятно познакомиться с первой, – сказал он, неуверенно стараясь обратить разговор в шутку.
В этот последний вечер в другом конце парохода у Виктора Николаевича был разговор с Надей.
– Ты понимаешь, твое предложение застает меня врасплох, – взволнованно говорила Надя. Ей действительно так казалось, хотя она думала об его словах целый день. – Совершенно врасплох! Конечно, эта телеграмма была для нас полной неожиданностью. Я думала, что месяца через два мы будем женаты. Посмотрим еще, что будет в письме адвоката. Во всяком случае, до того ни о каком решении не может быть речи!
– Разумеется, – поспешно сказал он.
Ему было ясно, что Надя уже приняла его предложение. «Она огорчена, но я предполагал, что она будет огорчена гораздо больше», – думал он с неприятным чувством. Ему самому было совестно этого неприятного чувства: он почти с облегчением узнал от Нади, что ее развод откладывается на неопределенное время. «Судьба мои колебания разрешила и разрешила благоприятно… Теперь ясно: освобождение „во всех смыслах“. Но отчего же мне неприятно, что она не так огорчена? Для начала новой жизни не очень подходит психология собаки на сене"…
– Ты говоришь, что я должна сохранить свободу. Что это означает на деле? Только то, что я поселюсь не в твоей квартирке, а в гостинице, больше ничего, – быстро говорила она, нервно вертя кольцо на пальце. – Наша любовь остается и останется прежней.
– Разумеется, – подтвердил Яценко. Слово «квартирка» его задело. В нем ему послышался намек на его бедность, хотя Надя этого и в мыслях не имела.
– Я понимаю, в Америке нельзя жить в одной квартире, если мы не венчаны. Об этом тотчас узнает консьерж или, как у вас говорят, супер-интендант. Говорят, на этом можно погубить карьеру, я тоже слышала, – говорила она. – «Я ничего об этом не сказал. Она сама об этом подумала и еще до того, как мое предложение застало ее „врасплох“. Что ж делать, она не может быть другой. У нее трезвый практический ум, и это не мешает ей быть прелестным существом», – думал он. – Ты согласен со мной?
– Да, это тоже имеет некоторое значение.
– Как «тоже»! Только это и имеет значение. Что же еще?
– Я беспокоюсь не о том, что подумает мой супер-интендант, – сказал он и тотчас, спохватившись, подавил раздражение. Надя покраснела. – Знаю, знаю, что и ты думаешь не об этом. Но есть и другие причины. Я старше тебя на много лет. Ты гораздо моложе меня и душой. Конечно, ты могла бы всегда от меня уйти, – сказал он, бросив на нее быстрый вопросительный взгляд. – Не сердись. Я говорю то, что должен был бы сказать всякий порядочный человек.
– Ты вообще слишком много думаешь о том, что должен делать порядочный человек!
– Может быть. Если ты выйти замуж за меня не можешь, то ты должна быть совершенно свободна.
– Но я люблю тебя!
– Ты знаешь, как я тебя люблю. Пока ты любишь меня…
– Не «пока», а так всегда будет! – перебила его Надя со слезами в голосе. Она сама не понимала, о чем с ним спорит и почему спорит: то, что он предлагал, было разумно. Однако ей было очень больно.
– Так будет, пока ты будешь хотеть, чтобы так было, – сказал Яценко и закурил папиросу. – Я предлагаю что-то вроде «свободной ассоциации», – шутливым тоном пояснил он.
– Повторяю, вся разница будет в том, что мы будем жить раздельно.
– Я достану для тебя комнату в гостинице.
– Дело не в этом. Альфред Исаевич мне сказал, что для меня будет комната в Уолдорф Асториа.
– Ты уже говорила с Альфредом Исаевичем?
– Не об этом, конечно, не о том, о чем сейчас с тобой. Но он давно мне намекнул, что в Америке мне не очень удобно жить у тебя, пока мы не венчаны: «Когда повенчаетесь, тогда и переезжайте, а до того живите раздельно"… И не вздумай говорить, что ты будешь за меня платить! Платить буду и не я, а фирма Пемброка. Он сам говорит, что это входит в издержки производства.
– Какое производство, когда у тебя нового договора нет?
– Новый договор скоро будет. Они предлагают мне суточные, пока не окажется для меня роли. А когда будет роль, то будет и договор.
– "Они»? Кто «они»?
– Да Пемброк же, конечно! Фирма Пемброка. – Она вдруг расхохоталась. – Неужели ты в самом деле ревнуешь меня к Делавару? А я его просто терпеть не могу!
– В мыслях не имел! – сказал Яценко, пожимая плечами. – Теперь это твое дело, но я не советовал бы тебе соглашаться ни на какие суточные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155