– Если сердце не находит удовлетворения во взаимной любви, – сказала Парламанта, – ничто другое его уже не удовлетворит.
– В самом деле, я думаю, что на свете нет более тяжкой муки, чем любить и не быть любимым, – заметил Симонто.
– Чтобы быть любимым, – сказала Парламанта, – надо устремляться к тем, кто любит. Но часто больше всего любят именно тех женщин, которые сами не хотят ответить взаимностью, а те, кто наименее любимы, сами любят всего сильнее.
– Вы мне напомнили об одной истории, но я считала, что она не стоит того, чтобы здесь ее рассказывать, – сказала Уазиль.
– Нет, пожалуйста, расскажите нам ее, – попросил Симонто.
– Ну хорошо, – согласилась Уазиль.
Новелла сорок шестая

Францисканец де Вале, приглашенный к обеду в дом ангулемского судьи, заметил, что жена судьи, в которую он был влюблен, поднялась на чердак, и, рассчитывая застать ее там одну, последовал за нею. Но она так пихнула монаха ногой в живот, что тот свалился с чердака вниз и сразу же убежал из города и укрылся в доме одной дамы, у которой францисканцы были в большой чести. По глупости своей, считая монахов этого ордена лучшими, чем они были на самом деле, она поручила ему направить на путь истинный ее дочь. Монах обещал матери, что излечит девушку от лености, но вместо этого учинил над нею насилие.

В городе Ангулеме, где часто пребывал граф Карл, отец короля Франциска, жил некий францисканец по имени де Вале, которого почитали человеком ученым и хорошим проповедником. Как-то раз, в рождественский пост, когда он проповедовал в городе, проповедь его слушал даже сам граф. Слух об этом разнесся всюду, и те, кто его знал, стали приглашать монаха на обед. И среди прочих был судья этого графства, женатый на одной красивой и достойной женщине, в которую монах этот был без памяти влюблен, не решаясь, однако, ей это сказать. Она же заметила это и сильно над ним посмеивалась. После того как монах несколько раз безуспешно пытался склонить ее к взаимности, он однажды увидел, что она поднимается на чердак, и, решив захватить ее там одну, поднялся туда вслед за нею. Но, услышав шум, женщина обернулась и спросила его, куда он идет.
– Я иду за вами, – ответил он, – чтобы сказать вам кое-что по секрету.
– Не трудитесь, святой отец, – сказала жена судьи, – я вовсе не намерена разговаривать по секрету с такими людьми, как вы, и если вы сделаете еще шаг, вы потом в этом раскаетесь.
Видя, что она одна, монах не обратил внимания на ее слова и стал поспешно подниматься по лестнице. Но хозяйка дома оказалась женщиной сообразительной и в ту минуту, когда он уже поднялся до самого верха, пихнула его ногой в живот и, крикнув: «Проваливайте отсюда, господин де Вале!» – столкнула его с лестницы. Бедный монах был до того пристыжен, что, упав, даже не почувствовал боли и постарался поскорее убраться из города, так как боялся, что она расскажет обо всем мужу. Она действительно рассказала о его проделке – и не только мужу, но также графу и графине, после чего монах уже не решался показаться им на глаза. Но дурных мыслей своих он не оставил и отправился к одной даме, которая была особенно расположена к францисканцам, и после того, как он произнес перед нею целую проповедь, – быть может, даже не одну, – он обратил внимание на ее дочь, которая была очень хороша собою. А так как по утрам девушка эта ленилась вставать пораньше, чтобы слушать его проповеди, монах не раз ей за это пенял в присутствии матери, и та сказала:
– Святой отец, дал бы Господь, чтобы ей досталось хоть немного испробовать плетки, которой вы, монахи, бичуете себя!
Францисканец поклялся ей, что, если дочь ее будет по-прежнему так лениться, он сумеет отучить ее от лени. Мать очень его об этом просила. Спустя два дня святой отец вошел в комнату этой женщины и, не видя ее дочери, спросил, где она.
– Должно быть, еще не вставала, – ответила мать, – нисколько она, видно, вас не боится.
– Разумеется, это очень худо, когда молодая девушка ленится, – сказал монах. – Мало кто обращает внимание на этот порок, но я считаю, что леность – это один из самых опасных грехов, она губит и тело и душу. Поэтому вам следует наказать свою дочь, чтобы она исправилась, – и, если вы мне это поручите, я отучу ее лежать в постели в часы, когда надо молиться Богу.
Бедная женщина, считавшая монаха человеком праведной жизни, попросила его заняться исправлением дочери; он тотчас же приступил к делу и, поднявшись по маленькой деревянной лесенке в комнату девушки, нашел ее там одну; она крепко спала. И, не разбудив ее, он набросился на нее. Проснувшись, несчастная не могла понять, человек это или дьявол, и принялась громко кричать, зовя мать на помощь, но та, стоя на нижней ступеньке лестницы, крикнула монаху:
– Нечего ее жалеть, святой отец, продолжайте ваше дело и проучите как следует эту дрянную девчонку.
После того как монах привел свой злой умысел в исполнение, весь раскрасневшись, он сошел вниз, где ждала его мать, и сказал:
– Мне думается, сударыня, что дочь ваша будет долго помнить мою плетку.
Мать горячо его за все поблагодарила, после чего поднялась в комнату к дочери. А та была в таком горе, в каком бывает всякая порядочная девушка, над которой совершают подобное преступление. И как только мать узнала всю правду, она стала повсюду разыскивать монаха, но он уже был далеко, и с тех пор его никто не встречал во Франции.
Вы видите, благородные дамы, сколь опасно бывает возлагать подобные поручения на людей, которые могут употребить их во зло. Исправлять мужчин должны мужчины, а женщин – женщины. Если женщины примутся исправлять мужчин, им помешает жалость; мужчинам же, взявшимся за исправление женщин, – их жестокость.
– Господи Иисусе, – воскликнула Парламанта, – до чего же коварен и подл этот монах!
– Скажите уж лучше, – возразил Иркан, – что мать этой девушки была сумасшедшей и глупой, если она не могла распознать лицемерие и дала такую волю у себя в доме тем, кого следует видеть только в церкви.
– Право же, – сказала Парламанта, – я считаю ее действительно одной из самых глупых матерей, какие были на свете. Если бы у нее нашлось столько ума, сколько было у жены судьи, она бы скорее сама сбросила его с лестницы, чем допустила, чтобы он по этой лестнице поднялся. Но что вы хотите? Из всех дьяволов самый опасный тот, который является в образе ангела. Он так хорошо умеет превратиться в посланца света, что люди совестятся в чем-нибудь его заподозрить. А мне кажется, что те, в ком нет подозрительности, достойны похвалы.
– Так или иначе, надо уметь вовремя заподозрить зло, дабы его избежать, – сказала Уазиль, – в особенности же это надо помнить тем, кому есть о ком позаботиться. Ибо лучше заподозрить зло, которого на самом деле нет, чем по глупости своей попасть впросак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141