– Можете быть уверены, – сказал Иркан, – что, если бы он мне об этом сказал, я ничего бы от вас не скрыл. Но поглядели бы вы, какой это был здоровенный мужчина! Вот почему я считаю, что дело тут было в неимоверной силе любви, а никак не в том, что он оказался холоден или бессилен.
– Ну, уж если он был действительно таким, как вы говорите, – воскликнул Симонто, – он свободно бы мог нарушить клятву. Ведь если бы даже дама эта разгневалась на него вначале, потом он легко бы ее успокоил.
– Откуда вы знаете, – сказала Эннасюита, – что она тогда этого хотела?
– И к тому же, – добавил Сафредан, – она ведь сама первая его раздразнила, так неужели же у него не хватило бы силы, чтобы с ней справиться?
– Пресвятая Дева Мария! – воскликнула Номерфида. – Какие гадости вы говорите! Разве так добиваются благосклонности женщины добродетельной и скромной?
– Мне кажется, – сказал Сафредан, – что самая большая честь, которую можно оказать женщине, если хочешь что-то от нее получить, – это взять ее силой, ведь даже самые никудышные привыкли упрямиться и этим набивать себе цену. Есть еще и такие, к которым не сунешься без подарков. И есть просто дуры, которых не возьмешь ни подарками, ни хитростью. Тут уж приходится прибегать к иным способам. Ну, а когда имеешь дело с женщиной умной, которую обмануть нельзя, и такой добродетельной, что ни подарки, ни ласковые слова над ней не властны, тогда уж надо действовать любыми средствами, лишь бы добиться победы. И если вы услышите, что мужчина овладел женщиной силой, будьте уверены, что женщина эта лишила его всякой надежды. Поэтому никогда не считайте, что человек, который ради любви способен рисковать жизнью, не достоин вашего уважения.
– Мне иной раз приходилось наблюдать, как крепости осаждали и брали силой, – со смехом сказал Жебюрон, – это бывало тогда, когда люди, защищавшие их, не поддавались ни на деньги, ни на какие угрозы. Говорят же, что начать переговоры – это уже наполовину выиграть сражение.
– Должно быть, всякая любовь основана именно на этом – сказала Эннасюита, – только есть же ведь на свете люди, которые любят так, что готовы терпеть и по натуре своей неспособны прибегнуть к силе.
– Если вы что-нибудь можете нам о них рассказать, – сказал Иркан, – я уступаю вам место.
– Да, могу, – ответила Эннасюита, – и охотно вам расскажу все, что об этом знаю.
Новелла девятнадцатая
Полина, узнав, что человек, которого она любила, как и он ее, после того как ему было запрещено разговаривать с ней, удалился в монастырь обсервантов, отправилась сама в обитель Святой Клары, где и сделалась монахиней. Желание ее исполнилось: она стала носить монашескую одежду, как и ее возлюбленный.
Во времена маркиза Мантуанского, женатого на сестре герцога Феррарского, при дворе маркизы жила девушка по имени Полина. И вот один молодой дворянин, находившийся на службе у маркиза, так страстно ее полюбил, что все вокруг поражались этой великой любви, тем более что молодой человек этот был беден и все знали, что, воспользовавшись покровительством герцога, он мог бы найти себе жену побогаче. Но молодому дворянину казалось, что все сокровища мира – в одной Полине и что, женившись на ней, он станет их обладателем. Маркиза же, которой хотелось, чтобы Полина нашла себе богатого жениха, невзлюбила этого молодого человека и старалась всячески воспрепятствовать встречам влюбленных, твердя обоим, что, если они поженятся, участь их будет жалкой, ибо они будут самой бедной четой во всей Италии. Но молодой человек был далек от того, чтобы думать о деньгах. Что же касается Полины, то, хоть она и старалась скрыть от людей свое чувство, все мечты ее клонились к тому, чтобы соединить свою судьбу с тем, кто был ей дорог и мил. И они долго так любили друг друга, надеясь, что время придет к ним на помощь. Но разразилась война, и этот дворянин попал в плен вместе с одним французом, так же, как и он, влюбленным. И, обнаружив, что они товарищи по несчастью, молодые люди стали поверять свои тайны друг другу, и француз признался тогда, что сердце его принадлежит одной девушке, но только не сказал, где она живет. Но так как оба они были на службе у маркиза Мантуанского, французу было отлично известно, что приятель его любит Полину. И, от души желая ему добра, он, как истый друг, уговаривал его не питать на этот счет напрасных надежд. Итальянец ответил, что это не в его власти и что, если в награду за честную службу и за страдания, которые он перенес в плену, маркиз Мантуанский не даст согласия на его брак с Полиной, он уйдет в монастырь, дабы служить одному только Господу Богу. Француз, однако, не придал никакого значения его словам, ибо не замечал в нем религиозного рвения и видел, что поклоняется он только одной Полине. Спустя девять месяцев француз освободился из плена, после чего при его же содействии освободился и его друг. И, вернувшись, француз тотчас же принялся упрашивать маркиза Мантуанского и его жену, чтобы те разрешили его приятелю жениться на Полине. Но старания его были напрасны. Они решительно противились этому браку, ссылаясь на бедность обоих влюбленных и нежелание родителей той и другой стороны. И кончилось тем, что они даже запретили несчастным встречаться, с тем чтобы оба, убедившись, что их мечты несбыточны, позабыли и об этой мечте, и друг о друге.
Когда бедный юноша увидел, что ему остается только повиноваться, он попросил у маркиза разрешения попрощаться с Полиной, обещав, что после этого дня он никогда уже не будет встречаться с нею. Ему это было разрешено, и тогда он сказал ей:
– Полина, коль скоро против нас ополчились земля и небо, – и не только чтобы помешать нам сочетаться с вами браком, но, еще того хуже, чтобы не дать нам видеть и слышать друг друга, – и господа наши с такою строгостью запретили нам всякие встречи, теперь они могут быть счастливы тем, что жестоко ранили нас и что от ран этих нам уже никогда не оправиться. Они доказали этим, что сердцам их неведомы жалость и сострадание. Они хотят найти для нас обоих богатые партии и не ведают, что истинное богатство совсем не в этом. Но я испил от них столько горя, страдания мои так велики, что отныне я уже более не могу служить им верой и правдой. Я уверен, что, если бы я не завел речи о женитьбе, они не были бы столь осмотрительны и не запретили бы мне говорить с вами, а я продолжал бы уверять вас, что готов скорее умереть, чем изменить мое намерение к худшему, после того как я любил вас столь честною и праведною любовью: я не стал бы добиваться от вас того, что я хотел бы от всех отстоять. Но, если бы я по-прежнему видел вас, я не мог бы вынести это тяжкое искушение, а если бы перестал вас видеть, сердце мое не выдержало бы трудности – оно исполнилось бы отчаяния, и все бы окончилось плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141