Настал вечер, и он с честью выдержал испытание, устояв против всех соблазнов, которыми она его искушала, и не нарушил ничем своей клятвы. И хотя он в душе и считал, что мука эта стоит всех мук чистилища, – так сильна была его любовь, так крепка надежда и он так твердо верил в то, что любовь эта, достающаяся ему с таким трудом, будет длиться вечно, что выдержал все и встал с постели, ничем не потревожив своей любимой.
Даму же, как мне думается, поведение его не обрадовало, а скорее удивило: она сразу же заподозрила, что либо любовь его не столь уж велика, как ей казалось, либо он не нашел в ней того, что ожидал, и нимало не оценила ни его благородства, ни терпения, ни верности клятве. И вот, прежде чем выполнить свое обещание, она решила потребовать от него еще одного доказательства любви. Для этого она попросила его поговорить с ее компаньонкой, очень красивой девушкой, которая была моложе ее, и поухаживать за ней, чтобы те, кому часто приходилось встречать его у нее в доме, уверились, что он приходит туда ради этой девушки, а не ради нее самой. Молодой человек, будучи уверен, что она любит его так же сильно, как он, покорно согласился и, из любви к ней, стал ухаживать за этой девушкой. Ту же и красота его, и нежные речи совершенно пленили: притворство она приняла за чистую правду и горячо его полюбила, не сомневаясь в том, что и он ее любит. А когда дама увидела, что все у них зашло уже достаточно далеко, а молодой человек продолжает тем не менее требовать от нее обещанной награды, она позволила ему прийти к ней в спальню в час пополуночи, сказав, что так долго испытывала его любовь и верность, что теперь хочет вознаградить его за все долготерпение. Можно себе представить, как обрадовался молодой человек. И он явился к ней точно в назначенный час. Но, чтобы еще раз испытать его любовь, дама эта сказала своей красавице компаньонке:
– Я знаю, как тебя любит этот сеньор; думаю, что и ты любишь его не меньше. И я так сочувствую вам обоим, что хочу предоставить вам возможность побыть подольше вдвоем и поговорить обо всем на досуге.
Бедная девушка была так счастлива, что не стала скрывать своей любви и ни за что не захотела упустить этот случай. И, дослушав во всем совета дамы, она пошла к ней в спальню, разделась и улеглась там в мягкую кровать. Дама же оставила дверь приоткрытой и зажгла светильник, так что всю красоту этой девушки при свете можно было легко Разглядеть. А сама, вместо того чтобы уйти, незаметно спряталась за спинкой кровати. Бедный юноша, будучи вполне уверен, что увидит свою любимую, как та ему обещала, в назначенный час не преминул явиться и с большой осторожностью прокрался в спальню. Закрыв дверь, он разделся, снял свои меховые туфли и улегся в постель, где рассчитывал обрести желанное счастье. И не успел он протянуть руки, чтобы обнять ту, кого он считал своей возлюбленной, как девушка обвила ему шею руками, стала называть его самыми нежными именами, и красота ее была так велика, что ни один отшельник не устоял бы перед таким искушением. Но как только он узнал ее голос и увидел, кто с ним лежит в постели, – любовь, торопившая его поскорее лечь, заставила его столь же поспешно вскочить: рядом с ним была другая, а не та, из-за кого он столько выстрадал. И вот, негодуя в душе на свою возлюбленную и на эту девушку, он вскричал:
– Ни ваше безрассудство, ни коварство той, которая все это устроила, не заставят меня ни в чем изменить себе. А вам я посоветовал бы беречь вашу честь и доброе имя.
И с этими словами, вне себя от гнева, он вышел и с этого дня довольно долго не появлялся у своей дамы. Но так как Амур никогда не теряет надежды, он убедил влюбленного, что, чем непреклонней тот станет и чем больше выдержит испытаний, тем радость потом будет полнее и долговечней. Дама же, когда она все это узнала, была так довольна и так восхищена его безмерной и стойкой любовью, что ей не терпелось поскорее увидеть его, чтобы получить у него прощение за тяготы, которые она заставила его вынести. А встретившись с ним, она сказала ему так много доброго и хорошего, что он не только позабыл о пережитых им муках, но даже нашел их благотворными, ибо все они послужили к прославлению его стойкости и укрепили его любовь. И с этих пор уже без помех и препон он стал наслаждаться всеми радостями этой любви.
Прошу вас, благородные дамы, назовите мне женщину, которая была бы так терпелива и тверда и так постоянна в своей любви, как этот мужчина. Тот из мужчин, кто подвергался подобным искусам, согласится со мной, что Искушения святого Антония ничто в сравнении с ними, ибо тому, у кого хватило терпения, находясь в постели с женщиной, устоять перед соблазном красоты и любви и кто долгое время мог выдерживать этот искус, никакой дьявол уже не страшен.
– Очень жаль, – сказала Уазиль, – что он не встретился с женщиной, равной ему по добродетели, – тогда это была бы самая совершенная на свете любовь.
– Но скажите, – спросил Жебюрон, – какое из этих двух испытаний, по-вашему, самое трудное?
– По-моему, последнее, – сказала Парламанта, – ибо труднее всего человеку бывает справиться с досадой и гневом.
На это Лонгарина возразила, что выдержать первое испытание было труднее, ибо для этого ему пришлось победить и любовь, и самого себя.
– Вы можете говорить, что хотите, – вмешался Симонто, – но прежде всего об этом следовало бы спросить нас, мужчин, мы-то уж знаем, как это все бывает. Что касается меня, то я считаю, что в первый раз он повел себя как дурак, а во второй – как умалишенный. И я считаю, что вынести эти испытания ей самой было ничуть не легче, чем ему. Для чего она заставила его дать эту клятву? Не для того ли, чтобы показаться более добродетельной, чем она была в действительности? Разве она не знала, что настоящая любовь не признает никаких приказаний и никаких обетов? Но она хотела самый порок свой возвести в добродетель и потребовать, чтобы полюбивший ее стал героем. А вот второй раз юноша этот просто сошел с ума, отвергнув ту, которая его действительно любила и которая красотою и благородством превосходила первую. И если бы он тогда не устоял, у него бы ведь было оправдание: его досада и гнев.
Но Дагусен сказал, что он с ним не согласен и что в первый раз сеньор этот показал себя человеком твердым, терпеливым и благородным, а во второй раз – человеком верным и совершенным в любви.
– А кто может поручиться, – сказал Сафре дан, – что он не был из числа тех, о которых говорится в главе de frigidis et maleficatis? Но в довершение всех этих похвал Иркан должен был рассказать нам, как этот сеньор вел себя тогда, когда он получил наконец от своей дамы все, чего домогался. Только тогда мы смогли бы судить, что было причиной его твердости – добродетель или обыкновенное бессилие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Даму же, как мне думается, поведение его не обрадовало, а скорее удивило: она сразу же заподозрила, что либо любовь его не столь уж велика, как ей казалось, либо он не нашел в ней того, что ожидал, и нимало не оценила ни его благородства, ни терпения, ни верности клятве. И вот, прежде чем выполнить свое обещание, она решила потребовать от него еще одного доказательства любви. Для этого она попросила его поговорить с ее компаньонкой, очень красивой девушкой, которая была моложе ее, и поухаживать за ней, чтобы те, кому часто приходилось встречать его у нее в доме, уверились, что он приходит туда ради этой девушки, а не ради нее самой. Молодой человек, будучи уверен, что она любит его так же сильно, как он, покорно согласился и, из любви к ней, стал ухаживать за этой девушкой. Ту же и красота его, и нежные речи совершенно пленили: притворство она приняла за чистую правду и горячо его полюбила, не сомневаясь в том, что и он ее любит. А когда дама увидела, что все у них зашло уже достаточно далеко, а молодой человек продолжает тем не менее требовать от нее обещанной награды, она позволила ему прийти к ней в спальню в час пополуночи, сказав, что так долго испытывала его любовь и верность, что теперь хочет вознаградить его за все долготерпение. Можно себе представить, как обрадовался молодой человек. И он явился к ней точно в назначенный час. Но, чтобы еще раз испытать его любовь, дама эта сказала своей красавице компаньонке:
– Я знаю, как тебя любит этот сеньор; думаю, что и ты любишь его не меньше. И я так сочувствую вам обоим, что хочу предоставить вам возможность побыть подольше вдвоем и поговорить обо всем на досуге.
Бедная девушка была так счастлива, что не стала скрывать своей любви и ни за что не захотела упустить этот случай. И, дослушав во всем совета дамы, она пошла к ней в спальню, разделась и улеглась там в мягкую кровать. Дама же оставила дверь приоткрытой и зажгла светильник, так что всю красоту этой девушки при свете можно было легко Разглядеть. А сама, вместо того чтобы уйти, незаметно спряталась за спинкой кровати. Бедный юноша, будучи вполне уверен, что увидит свою любимую, как та ему обещала, в назначенный час не преминул явиться и с большой осторожностью прокрался в спальню. Закрыв дверь, он разделся, снял свои меховые туфли и улегся в постель, где рассчитывал обрести желанное счастье. И не успел он протянуть руки, чтобы обнять ту, кого он считал своей возлюбленной, как девушка обвила ему шею руками, стала называть его самыми нежными именами, и красота ее была так велика, что ни один отшельник не устоял бы перед таким искушением. Но как только он узнал ее голос и увидел, кто с ним лежит в постели, – любовь, торопившая его поскорее лечь, заставила его столь же поспешно вскочить: рядом с ним была другая, а не та, из-за кого он столько выстрадал. И вот, негодуя в душе на свою возлюбленную и на эту девушку, он вскричал:
– Ни ваше безрассудство, ни коварство той, которая все это устроила, не заставят меня ни в чем изменить себе. А вам я посоветовал бы беречь вашу честь и доброе имя.
И с этими словами, вне себя от гнева, он вышел и с этого дня довольно долго не появлялся у своей дамы. Но так как Амур никогда не теряет надежды, он убедил влюбленного, что, чем непреклонней тот станет и чем больше выдержит испытаний, тем радость потом будет полнее и долговечней. Дама же, когда она все это узнала, была так довольна и так восхищена его безмерной и стойкой любовью, что ей не терпелось поскорее увидеть его, чтобы получить у него прощение за тяготы, которые она заставила его вынести. А встретившись с ним, она сказала ему так много доброго и хорошего, что он не только позабыл о пережитых им муках, но даже нашел их благотворными, ибо все они послужили к прославлению его стойкости и укрепили его любовь. И с этих пор уже без помех и препон он стал наслаждаться всеми радостями этой любви.
Прошу вас, благородные дамы, назовите мне женщину, которая была бы так терпелива и тверда и так постоянна в своей любви, как этот мужчина. Тот из мужчин, кто подвергался подобным искусам, согласится со мной, что Искушения святого Антония ничто в сравнении с ними, ибо тому, у кого хватило терпения, находясь в постели с женщиной, устоять перед соблазном красоты и любви и кто долгое время мог выдерживать этот искус, никакой дьявол уже не страшен.
– Очень жаль, – сказала Уазиль, – что он не встретился с женщиной, равной ему по добродетели, – тогда это была бы самая совершенная на свете любовь.
– Но скажите, – спросил Жебюрон, – какое из этих двух испытаний, по-вашему, самое трудное?
– По-моему, последнее, – сказала Парламанта, – ибо труднее всего человеку бывает справиться с досадой и гневом.
На это Лонгарина возразила, что выдержать первое испытание было труднее, ибо для этого ему пришлось победить и любовь, и самого себя.
– Вы можете говорить, что хотите, – вмешался Симонто, – но прежде всего об этом следовало бы спросить нас, мужчин, мы-то уж знаем, как это все бывает. Что касается меня, то я считаю, что в первый раз он повел себя как дурак, а во второй – как умалишенный. И я считаю, что вынести эти испытания ей самой было ничуть не легче, чем ему. Для чего она заставила его дать эту клятву? Не для того ли, чтобы показаться более добродетельной, чем она была в действительности? Разве она не знала, что настоящая любовь не признает никаких приказаний и никаких обетов? Но она хотела самый порок свой возвести в добродетель и потребовать, чтобы полюбивший ее стал героем. А вот второй раз юноша этот просто сошел с ума, отвергнув ту, которая его действительно любила и которая красотою и благородством превосходила первую. И если бы он тогда не устоял, у него бы ведь было оправдание: его досада и гнев.
Но Дагусен сказал, что он с ним не согласен и что в первый раз сеньор этот показал себя человеком твердым, терпеливым и благородным, а во второй раз – человеком верным и совершенным в любви.
– А кто может поручиться, – сказал Сафре дан, – что он не был из числа тех, о которых говорится в главе de frigidis et maleficatis? Но в довершение всех этих похвал Иркан должен был рассказать нам, как этот сеньор вел себя тогда, когда он получил наконец от своей дамы все, чего домогался. Только тогда мы смогли бы судить, что было причиной его твердости – добродетель или обыкновенное бессилие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141