Те, увидев, в каком отчаянии он пребывает, сделали все возможное, чтобы воспрепятствовать его намерению. Однако мысль о монашестве столь прочно укрепилась в его сердце, что никакие уговоры не могли повлиять на несчастного и заставить его изменить свое решение. Тогда, зная, что было тому причиной, они стали искать другого средства и направились к той, из-за которой он столь неожиданно решил посвятить себя Богу. Она была очень удивлена и огорчена этим горестным для нее известием, ибо думала, что отказ ее всего-навсего явится испытанием его мужества и уж никак не сможет разлучить их навеки. Увидав же, чем это все угрожает, она послала ему письмо, которое – в не очень хорошем переводе – гласит следующее:
Чтоб, полюбив, в любви не лицемерить,
Должны мы глубь любви своей измерить,
Так я твою задумала проверить,
Хоть сердцу и хотелось ей поверить,
Чтоб тот, кто о любви меня молил,
Свою со мной до гроба разделил.
И вот, отца и мать увещевая,
Просила их помедлить год иль два я
Со свадьбой нашей, чтоб сомнений зло
Потом на жизни тенью не легло.
Хоть с уст моих мольба тогда слетела,
Поверь мне: никогда я не хотела
От счастья отрекаться моего, –
Я больше не любила никого.
И что ж я слышу, горе мне, что сталось!
Ужель я навсегда с тобой рассталась?
В обитель удалясь от суеты,
Себе удел суровый выбрал ты.
И я свое забыть хочу решенье,
Я плачу, друг мой, нет мне утешенья.
Как ты меня искал, тебя ищу,
Как ты меня прощал, тебя прощу.
Ты – жизнь моя, пусть я за все в ответе,
Но без тебя мне жизни нет на свете.
Молю тебя, любимый, оглянись,
Опомнись и назад ко мне вернись!
Расстанься с жизнью строгой, с кельей темной,
Беги к любви, к ее отраде томной.
Не сам ли к ней взывал ты столько раз?
Услышь, – она зовет тебя сейчас.
Все без тебя мертво мне, все пустое,
И вижу, что сама теперь ничто я.
Вернись к подруге ласковой и дни
Блаженные былые вспомяни.
Не верь мечте забывчивой, мгновенной,
Скрепи любви союз благословенный.
И знай: тебя и честь твою любя.
Обидеть не могла бы я тебя.
Я, верность испытав твою, в награду
Дарить тебе хочу любви усладу.
Сим испытаньем быть ты можешь горд:
Ты стоек, терпелив и волей тверд;
Любовь твоя безмерна и упорна,
И перед ней склоняюсь я покорно.
Скорей же, друг, приди ко мне на грудь,
Как я твоя, моим отныне будь.
Письмо это отвез будущему монаху один из друзей, который старался отговорить его, как только мог, от его намерения. Когда дворянин прочел это послание, лицо его помрачнело, и он так воздыхал и плакал, что, казалось, хотел потопить в слезах и спалить в огне этот жалкий клочок бумаги. Он не дал никакого ответа и только сказал посланному, что ему стоило такого труда умертвить свою великую любовь, что теперь он уже больше не хочет жить и не страшится смерти. Пусть же та, которая была причиною его горя и которая не захотела уступить его горячим желаниям, не тревожит его сейчас, когда он от этих желаний освободился, и удовлетворится тем злом, которое она уже содеяла. И пусть знает, что единственное спасение от этого зла он нашел, избрав жизнь суровую, что непрестанное покаяние позволяет ему забыть о своей скорби, а посты и все строгости монастырского устава так изнуряют его тело, что мысль о смерти стала для него радостью и утешением. И паче всего он просит ее никогда больше не писать ему, ибо само напоминание об ее имени для него страшнее всех мук чистилища. С этим печальным ответом посланец возвратился к той, которая, ожидая его ответа, горько сожалела обо всем, что случилось. Но Амур, который никогда не теряет надежды, внушил ей, что если ей удастся увидеть его, то живое слово возымеет на него больше действия, чем любое письмо. Поэтому она вместе с отцом и самыми близкими родными поехала в монастырь, где пребывал послушник, надев на себя все украшения, какие только у нее были, и думая, что достаточно будет ему на нее взглянуть – и огонь, который столько времени пылал в их сердцах, возгорится сильнее прежнего. И вот, приехав в монастырь в то время, когда там кончалась вечерня, она вызвала его в часовню. Он же, не зная, кто за ним послал, пришел туда – чтобы выдержать самую жестокую борьбу, которая досталась ему в жизни. И когда она увидела, что он исхудал и так побледнел, что его нелегко узнать, но все так же хорош и мил, как и раньше, то, преисполненная любви, она протянула руки, чтобы обнять его, и от жалости у нее так защемило сердце, что она упала без чувств. Несчастный послушник, охваченный братским состраданием к ней, поднял ее и усадил в кресло. И, хотя ему самому не меньше, нежели ей, нужна была помощь, он заставил себя забыть о своей любви и любовью к Богу укрепил решимость свою противостоять соблазну. И он, казалось, не видел ее. Она же, придя в себя и обратив к нему свои прекрасные и грустные глаза, чей взгляд, вероятно, умилостивил бы и камень, стала, насколько ей позволяло достоинство, всеми силами уговаривать его покинуть обитель. На это ее возлюбленный ответил ей самыми возвышенными речами, но в конце концов случилось так, что слезы любимой растрогали сердце несчастного. И, увидев, что Амур, столько времени терзавший его, снова натянул свой лук и золотою стрелою нанес ему новую смертельную рану, юный послушник бежал и от Амура, и от предмета своей любви, ибо больше ему ничего не оставалось делать. А когда он заперся в своей келье, он решил, что не должен отпускать возлюбленную свою без ответа, и написал ей несколько слов по-испански, которые, по-моему, так хороши, что я решил не переводить их, чтобы не умалить их прелесть. И он послал ей эту записочку с послушником, который успел еще застать ее в часовне. Она была в таком горе, что, казалось, если бы ее могли принять сейчас в обитель, она бы сделалась монахиней и никогда бы не покинула этих стен. Но увидев, что он написал:
Volvete don venesti, anima mia,
Que en las tristas vidas es la mia.
поняла, что надеяться ей больше не на что и, послушавшись совета друзей, вернулась к себе домой, и с тех пор до конца дней он жил жизнью суровой и строгой, а она – жизнью, исполненной грусти.
Вы видите, благородные дамы, как отомстил этот дворянин своей жестокой возлюбленной, которая, подвергая испытаниям его любовь, довела его до такого отчаяния, что, когда ей захотелось вернуть его, она уже не смогла это сделать.
– Мне жаль, что он не сбросил свою рясу и не женился на ней, – сказала Номерфида, – по-моему, это была бы замечательная чета.
– Клянусь честью, – воскликнул Симонто, – он поступил очень разумно. Ведь стоит только хорошенько поразмыслить над узами брака, и мы увидим, что это похуже, чем жизнь в самом строгом монастыре. А он был так истомлен постом и воздержанием, что, попросту говоря, боялся взвалить на себя такое бремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Чтоб, полюбив, в любви не лицемерить,
Должны мы глубь любви своей измерить,
Так я твою задумала проверить,
Хоть сердцу и хотелось ей поверить,
Чтоб тот, кто о любви меня молил,
Свою со мной до гроба разделил.
И вот, отца и мать увещевая,
Просила их помедлить год иль два я
Со свадьбой нашей, чтоб сомнений зло
Потом на жизни тенью не легло.
Хоть с уст моих мольба тогда слетела,
Поверь мне: никогда я не хотела
От счастья отрекаться моего, –
Я больше не любила никого.
И что ж я слышу, горе мне, что сталось!
Ужель я навсегда с тобой рассталась?
В обитель удалясь от суеты,
Себе удел суровый выбрал ты.
И я свое забыть хочу решенье,
Я плачу, друг мой, нет мне утешенья.
Как ты меня искал, тебя ищу,
Как ты меня прощал, тебя прощу.
Ты – жизнь моя, пусть я за все в ответе,
Но без тебя мне жизни нет на свете.
Молю тебя, любимый, оглянись,
Опомнись и назад ко мне вернись!
Расстанься с жизнью строгой, с кельей темной,
Беги к любви, к ее отраде томной.
Не сам ли к ней взывал ты столько раз?
Услышь, – она зовет тебя сейчас.
Все без тебя мертво мне, все пустое,
И вижу, что сама теперь ничто я.
Вернись к подруге ласковой и дни
Блаженные былые вспомяни.
Не верь мечте забывчивой, мгновенной,
Скрепи любви союз благословенный.
И знай: тебя и честь твою любя.
Обидеть не могла бы я тебя.
Я, верность испытав твою, в награду
Дарить тебе хочу любви усладу.
Сим испытаньем быть ты можешь горд:
Ты стоек, терпелив и волей тверд;
Любовь твоя безмерна и упорна,
И перед ней склоняюсь я покорно.
Скорей же, друг, приди ко мне на грудь,
Как я твоя, моим отныне будь.
Письмо это отвез будущему монаху один из друзей, который старался отговорить его, как только мог, от его намерения. Когда дворянин прочел это послание, лицо его помрачнело, и он так воздыхал и плакал, что, казалось, хотел потопить в слезах и спалить в огне этот жалкий клочок бумаги. Он не дал никакого ответа и только сказал посланному, что ему стоило такого труда умертвить свою великую любовь, что теперь он уже больше не хочет жить и не страшится смерти. Пусть же та, которая была причиною его горя и которая не захотела уступить его горячим желаниям, не тревожит его сейчас, когда он от этих желаний освободился, и удовлетворится тем злом, которое она уже содеяла. И пусть знает, что единственное спасение от этого зла он нашел, избрав жизнь суровую, что непрестанное покаяние позволяет ему забыть о своей скорби, а посты и все строгости монастырского устава так изнуряют его тело, что мысль о смерти стала для него радостью и утешением. И паче всего он просит ее никогда больше не писать ему, ибо само напоминание об ее имени для него страшнее всех мук чистилища. С этим печальным ответом посланец возвратился к той, которая, ожидая его ответа, горько сожалела обо всем, что случилось. Но Амур, который никогда не теряет надежды, внушил ей, что если ей удастся увидеть его, то живое слово возымеет на него больше действия, чем любое письмо. Поэтому она вместе с отцом и самыми близкими родными поехала в монастырь, где пребывал послушник, надев на себя все украшения, какие только у нее были, и думая, что достаточно будет ему на нее взглянуть – и огонь, который столько времени пылал в их сердцах, возгорится сильнее прежнего. И вот, приехав в монастырь в то время, когда там кончалась вечерня, она вызвала его в часовню. Он же, не зная, кто за ним послал, пришел туда – чтобы выдержать самую жестокую борьбу, которая досталась ему в жизни. И когда она увидела, что он исхудал и так побледнел, что его нелегко узнать, но все так же хорош и мил, как и раньше, то, преисполненная любви, она протянула руки, чтобы обнять его, и от жалости у нее так защемило сердце, что она упала без чувств. Несчастный послушник, охваченный братским состраданием к ней, поднял ее и усадил в кресло. И, хотя ему самому не меньше, нежели ей, нужна была помощь, он заставил себя забыть о своей любви и любовью к Богу укрепил решимость свою противостоять соблазну. И он, казалось, не видел ее. Она же, придя в себя и обратив к нему свои прекрасные и грустные глаза, чей взгляд, вероятно, умилостивил бы и камень, стала, насколько ей позволяло достоинство, всеми силами уговаривать его покинуть обитель. На это ее возлюбленный ответил ей самыми возвышенными речами, но в конце концов случилось так, что слезы любимой растрогали сердце несчастного. И, увидев, что Амур, столько времени терзавший его, снова натянул свой лук и золотою стрелою нанес ему новую смертельную рану, юный послушник бежал и от Амура, и от предмета своей любви, ибо больше ему ничего не оставалось делать. А когда он заперся в своей келье, он решил, что не должен отпускать возлюбленную свою без ответа, и написал ей несколько слов по-испански, которые, по-моему, так хороши, что я решил не переводить их, чтобы не умалить их прелесть. И он послал ей эту записочку с послушником, который успел еще застать ее в часовне. Она была в таком горе, что, казалось, если бы ее могли принять сейчас в обитель, она бы сделалась монахиней и никогда бы не покинула этих стен. Но увидев, что он написал:
Volvete don venesti, anima mia,
Que en las tristas vidas es la mia.
поняла, что надеяться ей больше не на что и, послушавшись совета друзей, вернулась к себе домой, и с тех пор до конца дней он жил жизнью суровой и строгой, а она – жизнью, исполненной грусти.
Вы видите, благородные дамы, как отомстил этот дворянин своей жестокой возлюбленной, которая, подвергая испытаниям его любовь, довела его до такого отчаяния, что, когда ей захотелось вернуть его, она уже не смогла это сделать.
– Мне жаль, что он не сбросил свою рясу и не женился на ней, – сказала Номерфида, – по-моему, это была бы замечательная чета.
– Клянусь честью, – воскликнул Симонто, – он поступил очень разумно. Ведь стоит только хорошенько поразмыслить над узами брака, и мы увидим, что это похуже, чем жизнь в самом строгом монастыре. А он был так истомлен постом и воздержанием, что, попросту говоря, боялся взвалить на себя такое бремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141