И ты знаешь, я так рада нашей встрече!
– Правда?
Этта кивнула. Она искренне улыбнулась, и прошедшие годы исчезли, будто их и не бывало. Годы после той ночи, проведенной с Эттой, самой лучшей ночи в моей жизни, когда, проснувшись утром, она заговорила... о Крысе. О том, какой он удивительный и как мне несказанно повезло, что у меня такой друг.
* * *
Ламарк никогда прежде не видел телевизора. Он не отрываясь смотрел все передачи подряд, даже новости. В этот вечер козлом отпущения был Чарльз Винтерс. Оказывается, он похищал секретные документы в правительственном учреждении, где работал. Диктор сообщил: если вина будет доказана, его приговорят к тюремному заключению на четыре срока, каждый из которых – девяносто девять лет.
– Что такое команиск? – спросил Ламарк.
– Ты думаешь, я знаю все, о чем говорят по телевизору, только потому, что он стоит у меня дома?
– Угу, – сказал он. Ламарк был истинное сокровище.
– Так ты спрашиваешь о коммунистах? Коммунисты бывают всякие, Ламарк.
– Вот один из них. – Ламарк ткнул пальцем в экран. Но изображение мистера Винтерса уже исчезло. Вместо него появился Айк, размахнувшийся клюшкой от гольфа.
– Коммунисты думают, жизнь станет лучше, если сломать все, что есть в Америке, и сделать так, как в России.
Ламарк сидел, вытаращив глаза и раскрыв рот.
– Значит, они хотят сломать мамин дом и телевизор?
– В том мире, который они хотят создать, ни у кого не будет ничего своего. И этот вот телевизор будет общим для всех.
Ламарк сжал свои кулачки и задиристо подпрыгнул.
– Ламарк! – закричала Этта. – Что это на тебя нашло?
– Команиск хочет забрать наш телевизор!
– Тебе пора спать, малыш.
– Ну нет!
– А я говорю – да, – мягко сказала Этта.
Она наклонила голову и откинулась на спинку кушетки. Ламарк потупился и побрел выключать телевизор.
– Пожелай дяде Изи доброй ночи.
– Доброй ночи, дядя Изи, – прошептал Ламарк.
Он взобрался на кушетку, чтобы поцеловать меня, а потом заполз на колени к Этте, и она отнесла его в мою спальню.
После ужина мы решили, что они будут спать в моей постели, а я устроюсь на кушетке.
Глава 4
До полуночи я лежал на кушетке, тупо глядя на телеэкран, где светилась заставка. Я курил «Пэл-Мэл», пил водку с газированным грейпфрутовым соком и думал о том, сможет ли меня убить Крыса, окажись я в федеральной тюрьме. Пожалуй, сможет.
– Изи, – позвала Этта из спальни.
На ней было атласное платье кораллового цвета. Сев на стул справа от меня, она спросила:
– Ты спишь, детка?
– Да нет. Просто лежу и думаю.
– О чем?
– О том, как я поехал в Галвестон, чтобы увидеть тебя. Вы тогда только что обручились с Крысой.
Она улыбнулась мне, и я с трудом удержался на месте.
– Ты помнишь ту ночь? – спросил я.
– Конечно. Это была славная ночь.
Я кивнул.
– Да. Видишь ли, вот это как раз и скверно, Этта.
– Я тебя не понимаю.
Даже ее нахмуренные брови не умалили моего желания ее поцеловать.
– Лучшей ночи в моей жизни не было. Когда утром я проснулся, то поразился, что еще жив. Мне было так хорошо, что смерть казалась неизбежной.
– В этом нет ничего плохого, Изи.
– До тех пор, пока ты не сказала, мол, было приятно. А ты помнишь, что сказала, когда встала?
– Это было пятнадцать лет назад, детка. Как я могу помнить?
– А я помню.
Этта погрустнела, словно потеряла что-то дорогое. Я хотел остановиться, обнять ее, но не смог. Все эти годы меня преследовало желание когда-нибудь рассказать ей о своих тогдашних чувствах.
– Ты сказала, что Крыса самый замечательный человек из всех, кого ты только знала. И мне по-настоящему повезло, что у меня такой друг!
– Детка, но это было так давно.
– Не для меня. Не для меня!
Привстав на постели, я ощутил, что у меня в штанах зашевелилось. Пришлось скрестить ноги, чтобы Этта ничего не заметила.
– Я помню все, как будто это было только вчера. Я очень любил тебя и люблю до сих пор. А он, оказывается, был единственным, о ком ты думала. Знаешь, многие женщины признавались мне в любви по утрам. И мне всегда становилось не по себе. Мне казалось, будто это ты вновь и вновь говоришь мне о Крысе.
Этта грустно покачала головой:
– Ты прекрасный человек. Я любила тебя, Изи, любила как друга. Я никогда не поступила бы так с тобой. Но ты пришел, милый, когда я была вне себя. Реймонд пошел по бабам ровно через два дня после того, как я согласилась выйти за него замуж. Да, я использовала тебя, Изи, пытаясь проучить его. И ты это знал. Прекрасно знал. Понимал – то, что я с отчаяния отдаю тебе, принадлежит ему. Вот почему ты наслаждался. Но это было так давно! Перешагни через себя. Некоторые мужчины полагают, будто женщины не имеют души. Ламарк, и тот уже требует: говори ему, какой он необыкновенный силач, если несет мой блокнот. И я ему это говорю, ведь он ребенок. Но ты-то мужчина, Изи. Солгать – значит оскорбить тебя.
– Я знаю, знаю. Знал и тогда. И никогда об этом не заговаривал, но сейчас ты снова здесь. Кто-то мог видеть тебя в автобусе, Этта, сообщить знакомым о том, что ты уехала в Калифорнию. А Крыса случайно оказался рядышком в эту самую минуту и услышал. Может быть, он появится здесь завтра. Он придет, не сомневайся. И если он узнает, что ты побывала в моей постели, нам несдобровать.
– Реймонда не беспокоят мои приятели, Изи. Ему на это начхать.
– Может быть, так оно и есть. Но если Крыса решит, будто я собираюсь отнять у него жену и сына, кровь ударит ему в голову. Ты ведь говорила, он безумен. Откуда мне знать, на что он способен?
Этта промолчала.
Крыса был маленьким человечком с мордочкой грызуна, который никогда в себе не сомневался. Свою собственность он защищал остервенело. Без страха выступил бы против любого верзилы, потому что знал: лучше его нет никого. И наверное, он был прав.
– Я пытаюсь тебя удержать, когда навалилось столько проблем, что не следует и помышлять об этом.
Этта наклонилась вперед, оперлась локтями на колени, открыв темную ложбинку между грудями.
– Так что же ты собираешься делать, Изи?
– Я...
– Да.
– Я знаю одного человека по имени Мофасс.
– Кто он?
– Он управляет несколькими домами, я работаю у него. Этта шевельнулась, и платье четко обрисовало контуры ее тела. У меня мороз пошел по коже.
– Ну и что? – сказала она.
– Я думаю, он поможет в поисках квартиры для вас. Бесплатно. – Я продолжал говорить, сам себе не решаясь признаться, что стараюсь в собственных интересах.
Этта выпрямилась, ее платье натянулось на груди. Под гладкой тканью ее соски были твердыми, как десятицентовики.
– Вот, значит, как обстоят дела. Я приехала Бог знает откуда, а ты собираешься выставить нас вон. – Она выпятила нижнюю губу и повела плечами. – Мы с Ламарком будем готовы к полудню.
– К чему такая спешка, Этта?
– Нет, нет, – сказала она, вставая и отмахиваясь от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Правда?
Этта кивнула. Она искренне улыбнулась, и прошедшие годы исчезли, будто их и не бывало. Годы после той ночи, проведенной с Эттой, самой лучшей ночи в моей жизни, когда, проснувшись утром, она заговорила... о Крысе. О том, какой он удивительный и как мне несказанно повезло, что у меня такой друг.
* * *
Ламарк никогда прежде не видел телевизора. Он не отрываясь смотрел все передачи подряд, даже новости. В этот вечер козлом отпущения был Чарльз Винтерс. Оказывается, он похищал секретные документы в правительственном учреждении, где работал. Диктор сообщил: если вина будет доказана, его приговорят к тюремному заключению на четыре срока, каждый из которых – девяносто девять лет.
– Что такое команиск? – спросил Ламарк.
– Ты думаешь, я знаю все, о чем говорят по телевизору, только потому, что он стоит у меня дома?
– Угу, – сказал он. Ламарк был истинное сокровище.
– Так ты спрашиваешь о коммунистах? Коммунисты бывают всякие, Ламарк.
– Вот один из них. – Ламарк ткнул пальцем в экран. Но изображение мистера Винтерса уже исчезло. Вместо него появился Айк, размахнувшийся клюшкой от гольфа.
– Коммунисты думают, жизнь станет лучше, если сломать все, что есть в Америке, и сделать так, как в России.
Ламарк сидел, вытаращив глаза и раскрыв рот.
– Значит, они хотят сломать мамин дом и телевизор?
– В том мире, который они хотят создать, ни у кого не будет ничего своего. И этот вот телевизор будет общим для всех.
Ламарк сжал свои кулачки и задиристо подпрыгнул.
– Ламарк! – закричала Этта. – Что это на тебя нашло?
– Команиск хочет забрать наш телевизор!
– Тебе пора спать, малыш.
– Ну нет!
– А я говорю – да, – мягко сказала Этта.
Она наклонила голову и откинулась на спинку кушетки. Ламарк потупился и побрел выключать телевизор.
– Пожелай дяде Изи доброй ночи.
– Доброй ночи, дядя Изи, – прошептал Ламарк.
Он взобрался на кушетку, чтобы поцеловать меня, а потом заполз на колени к Этте, и она отнесла его в мою спальню.
После ужина мы решили, что они будут спать в моей постели, а я устроюсь на кушетке.
Глава 4
До полуночи я лежал на кушетке, тупо глядя на телеэкран, где светилась заставка. Я курил «Пэл-Мэл», пил водку с газированным грейпфрутовым соком и думал о том, сможет ли меня убить Крыса, окажись я в федеральной тюрьме. Пожалуй, сможет.
– Изи, – позвала Этта из спальни.
На ней было атласное платье кораллового цвета. Сев на стул справа от меня, она спросила:
– Ты спишь, детка?
– Да нет. Просто лежу и думаю.
– О чем?
– О том, как я поехал в Галвестон, чтобы увидеть тебя. Вы тогда только что обручились с Крысой.
Она улыбнулась мне, и я с трудом удержался на месте.
– Ты помнишь ту ночь? – спросил я.
– Конечно. Это была славная ночь.
Я кивнул.
– Да. Видишь ли, вот это как раз и скверно, Этта.
– Я тебя не понимаю.
Даже ее нахмуренные брови не умалили моего желания ее поцеловать.
– Лучшей ночи в моей жизни не было. Когда утром я проснулся, то поразился, что еще жив. Мне было так хорошо, что смерть казалась неизбежной.
– В этом нет ничего плохого, Изи.
– До тех пор, пока ты не сказала, мол, было приятно. А ты помнишь, что сказала, когда встала?
– Это было пятнадцать лет назад, детка. Как я могу помнить?
– А я помню.
Этта погрустнела, словно потеряла что-то дорогое. Я хотел остановиться, обнять ее, но не смог. Все эти годы меня преследовало желание когда-нибудь рассказать ей о своих тогдашних чувствах.
– Ты сказала, что Крыса самый замечательный человек из всех, кого ты только знала. И мне по-настоящему повезло, что у меня такой друг!
– Детка, но это было так давно.
– Не для меня. Не для меня!
Привстав на постели, я ощутил, что у меня в штанах зашевелилось. Пришлось скрестить ноги, чтобы Этта ничего не заметила.
– Я помню все, как будто это было только вчера. Я очень любил тебя и люблю до сих пор. А он, оказывается, был единственным, о ком ты думала. Знаешь, многие женщины признавались мне в любви по утрам. И мне всегда становилось не по себе. Мне казалось, будто это ты вновь и вновь говоришь мне о Крысе.
Этта грустно покачала головой:
– Ты прекрасный человек. Я любила тебя, Изи, любила как друга. Я никогда не поступила бы так с тобой. Но ты пришел, милый, когда я была вне себя. Реймонд пошел по бабам ровно через два дня после того, как я согласилась выйти за него замуж. Да, я использовала тебя, Изи, пытаясь проучить его. И ты это знал. Прекрасно знал. Понимал – то, что я с отчаяния отдаю тебе, принадлежит ему. Вот почему ты наслаждался. Но это было так давно! Перешагни через себя. Некоторые мужчины полагают, будто женщины не имеют души. Ламарк, и тот уже требует: говори ему, какой он необыкновенный силач, если несет мой блокнот. И я ему это говорю, ведь он ребенок. Но ты-то мужчина, Изи. Солгать – значит оскорбить тебя.
– Я знаю, знаю. Знал и тогда. И никогда об этом не заговаривал, но сейчас ты снова здесь. Кто-то мог видеть тебя в автобусе, Этта, сообщить знакомым о том, что ты уехала в Калифорнию. А Крыса случайно оказался рядышком в эту самую минуту и услышал. Может быть, он появится здесь завтра. Он придет, не сомневайся. И если он узнает, что ты побывала в моей постели, нам несдобровать.
– Реймонда не беспокоят мои приятели, Изи. Ему на это начхать.
– Может быть, так оно и есть. Но если Крыса решит, будто я собираюсь отнять у него жену и сына, кровь ударит ему в голову. Ты ведь говорила, он безумен. Откуда мне знать, на что он способен?
Этта промолчала.
Крыса был маленьким человечком с мордочкой грызуна, который никогда в себе не сомневался. Свою собственность он защищал остервенело. Без страха выступил бы против любого верзилы, потому что знал: лучше его нет никого. И наверное, он был прав.
– Я пытаюсь тебя удержать, когда навалилось столько проблем, что не следует и помышлять об этом.
Этта наклонилась вперед, оперлась локтями на колени, открыв темную ложбинку между грудями.
– Так что же ты собираешься делать, Изи?
– Я...
– Да.
– Я знаю одного человека по имени Мофасс.
– Кто он?
– Он управляет несколькими домами, я работаю у него. Этта шевельнулась, и платье четко обрисовало контуры ее тела. У меня мороз пошел по коже.
– Ну и что? – сказала она.
– Я думаю, он поможет в поисках квартиры для вас. Бесплатно. – Я продолжал говорить, сам себе не решаясь признаться, что стараюсь в собственных интересах.
Этта выпрямилась, ее платье натянулось на груди. Под гладкой тканью ее соски были твердыми, как десятицентовики.
– Вот, значит, как обстоят дела. Я приехала Бог знает откуда, а ты собираешься выставить нас вон. – Она выпятила нижнюю губу и повела плечами. – Мы с Ламарком будем готовы к полудню.
– К чему такая спешка, Этта?
– Нет, нет, – сказала она, вставая и отмахиваясь от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57