Нино всхлипнул. Пусть немного помучается, это бывает полезно. Луиджи опять задергался и ударил меня ребром ботинка в голень. Я встряхнул мальчишку:
– Хочешь получить побольше?
Он перестал трепыхаться и заныл на одной ноте.
Поклажу проверили: странно, но один раз Луиджи не солгал – больше он никому ничего не подложил, не успел наверное. Собрали рюкзаки заново. Роберто посмотрел на меня с вызовом и предложил разгрузить и Романо тоже: Я только кивнул: пусть ребенок отдохнет.
Все было готово к выходу.
– Ладно, – вздохнул я, – идите вперед, мы вас нагоним. Ребята покивали. Нино топтался около меня, хм, считает себя виноватым, но спросить, влетит ли ему, не решается Добровольцев подставляться под ремень на свете мало. Я промолчал: пострадай, мальчик.
Лео напомнил, что при спуске страхующий должен иметь глаза на затылке, сообщил порядок следования, и с опозданием на полчаса наш маленький отряд выступил в поход. Настроение у всех было хуже не придумаешь. Луиджи уже ревел в голос, но желающих пожалеть его не нашлось.
Глава 28
Мы остались на поляне вдвоем.
– Неужели тебя, такого пакостника, не порют каждый день? – серьезно поинтересовался я.
Он помотал головой.
– Заткнись, – посоветовал я, – пока еще рано.
Он рукавом вытер сопли и взглянул на меня с надеждой. Я покачал головой:
– Нет, ты заслужил. Он опять заныл:
– Ну почему? Я же не знал… Я же раньше, чем ты сказал…
– Закон обратной силы не имеет? – ехидно уточнил я. – Ты мог признаться, когда я тебя предупредил, тогда бы я тебя точно простил. А ты смотрел, как он мучается; знал, почему, и еще обозвал его рёвой, когда мы пришли!
Кто тут самый главный рёва, я вижу.
Он продолжал ныть и хлюпать носом.
– Зачем ты это сделал? – серьезно спросил я. Я знаю, что низачем, но, черт побери, сами себе эти пакостники объясняют, зачем?! Или нет?
– Ы-ыыы, – ответил он.
Так, все ясно. Придурок! И что мне теперь делать? Я так надеялся, что угроза сработает и мне не придется… О, Мадонна, если бы проф сейчас был здесь, я бы попросил у него прощения тысячу раз! Я подавил панику: спокойно. Простить Луиджи невозможно, хуже решения просто не придумаешь. Но, черт побери, он не согласен, он себя виноватым не считает. В триста тридцать три раза проклят в приюте это никого не волновало. А дома? Я всегда, даже когда вел свою дурацкую войну, совершенно точно знал что проф меня пальцем не тронет без моего согласия А проф всегда совершенно точно знал, что я слишком сильно уважаю свою драгоценную особу, чтобы попросить пощады, или даже получить ее непрошенную. «Поэтому делал вид, что ничего не заметил, – прокомментировал ехидный внутренний голос, – и влетало тебе через двадцать раз на двадцать первый!» Я отмахнулся – не актуально. Но Луиджи еще не научился себя уважать. И, если я его сейчас ударю, не научится. Тогда зачем я все это затея? Напугать ребенка, чтобы было поменьше хлопот?
Я выпустил Луиджев воротник, и мальчишка сразу скочил на пару метров, как будто не догадывался, что смогу поймать его сразу, как только захочу.
Я сел на бревнышко рядом с залитым водой кострищем.
– Иди умойся и возвращайся, – велел я сухо.
Он был не в силах поверить свалившейся на него удаче – я передумал. Ха, пока ты будешь сморкаться, я найду способ сделать так, чтобы ты не считал это удачей!
Минут через пять Луиджи вернулся на полянку и с опаской подошел: вдруг я опять передумаю.
– Ты считаешь, что ни в чем не виноват? – спросил я.
– Ты просто испугался! Знаешь, что тебе будет, когда мы вернемся?! – У Луиджи страх пропал, вернулась наглость.
– Ну хорошо, договорились: я тебя пальцем не трону, а ты, когда мы вернемся, пойдешь и соврешь капитану Ловере, что я содрал с тебя три шкуры. Вранье для тебя – делопривычное. Сочини какие-нибудь душераздирающие подробности. Или даже можешь не жаловаться начальнику лагеря, просто распусти такие слухи – и мне придется драться со всеми подряд. Где-нибудь в пятидесятой или шестидесятой драке мне сломают руку или ногу.
– Зачем еще? – надулся он.
– Ну, чтобы ты точно знал, что я не испугался. Я точно знаю, что ты струсил, а ты должен точно знать, что я – нет.
– Я не буду жаловаться!
– Так не пойдет. Тогда иди сюда, – я похлопал себя поколену – получи, что тебе причитается.
Он отпрыгнул от меня подальше.
– Не волнуйся, – успокоил я его, – не буду я за тобой бегать. Ну, что ты выбираешь?
– Ничего!
– Нет.
– Ну, я могу понести дальше те самые камни… – предложил он убитым голосом.
– Фу! Зачем?
– Ну-у, раз я… так… – Он всхлипнул.
– Ага, – ехидно согласился я, – ты потащишь бесполезный груз, а полезный за тебя поволоку я. Я, между прочим, в жизни не пакостничал. Мне-то за что?
– Это была шутка! – возопил он со слезами в голосе.
– Да, и что же здесь смешного? – искренне заинтересовался я.
Луиджи опять зарыдали побежал умываться.
Еще пять минут. Ох-ох-ох, когда же мы ребят-то нагоним?
Мальчишка вновь вернулся на поляну.
– Плачь не плачь, – заметил я, – а выбирать придется.
Ты решил?
– Ну, я больше не буду! – заныл Луиджи.
– Слушай, – спросил я, – ты хоть раз в жизни слово сдержал?
У глупого котенка началась очередная истерика, и он опять убежал к ручью. Всё, у нас просто больше нет времени, когда Луиджи вернулся на поляну в третий раз, я сказал:
– Мы больше не можем здесь задерживаться. Ты решил?
Он помотал головой, раскрыть рот он боялся – опять будет рев.
– У тебя еще есть время, до послезавтра, – продолжил я, – послезавтра утром ты дашь мне ответ. Он кивнул и вздохнул с облегчением.
– Договорились. Но учти, договоренность остается в силе только до тех пор, пока ты больше ничего подобного не учинил, потому что напакостничал ты действительно еще утром. Если ты сделал что-то еще в том же духе – признавайся сейчас. Потом будет поздно.
Я помолчал, чтобы дать ему время решиться, но он то ко помотал головой.
– Ну, допустим, – продолжил я свою речь. – И с этой минуты ты отвечаешь и за неудавшиеся пакости. Даже есль очень добрый Роберто вовремя поймает тебя за шкирку тебе придется немедленно делать выбор. Понял?
Луиджи опять кивнул.
– Ну вот и хорошо, – сказал я помягче, – надевай рюкзак и пошли.
Зареванный Луиджи выглядел так, словно я его жестоко порол все то время, что мы провели вдвоем.
Солнце сядет через два часа. А нам еце топать километров пятнадцать. Черт бы его… Стоп. Я ему такое душераздирание устроил – на полжизни хватит.
Надо будет, кстати, попросить прощения у Романо. Могбы приподнять его рюкзак тогда, на склоне. И вообще, надо было лишний раз проверить. Черт, Луиджи дал нам все урок недоверия. Стоит ли принимать его к сведению? Скорее, нет. От этого типа я ничего не приму.
Ребят мы догнали незадолго до заката – они сидели на болотистом берегу довольно широкой речки, рядом с единственным в окрестности толстым деревом, и ждали нашего появления (в моем рюкзаке лежат веревки и карабины).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104