Наши глаза встретились.
– Ты надеешься, что мы сможем снова быть вместе?
Он был ошарашен прямотой моего вопроса. Пожал плечами:
– Я не думаю, чтобы мы по-настоящему расставались.
Я абсолютно точно знала, о чем он говорит. Духовно мы были всегда вместе.
– Я не могу больше извиняться, Четверг. Ты потеряла брата, я – хороших друзей, весь мой взвод и ногу. Я знаю, что значил для тебя Антон, но я видел, что он указал полковнику Фробишеру не ту долину как раз перед тем, как двинулась бронеколонна! Это был безумный день, сплошное безумие, но это случилось, и я был обязан рассказать все, что видел!
Я посмотрела ему прямо в глаза.
– Перед отправкой в Крым я думала, что хуже смерти ничего не бывает. Вскоре я поняла, что так считают только сопляки. Антон погиб, я могу с этим смириться. Люди на войне неизбежно гибнут. Да, это был чудовищный разгром. Такое тоже время от времени случается. В Крыму такое не раз бывало и раньше.
– Четверг! – взмолился Лондэн. – То, что я сказал, это же правда!
Я озлилась:
– Кто знает, что есть правда? Правда – то, что нам кажется удобнее всего. Пыль, жара, шум! Что бы ни случилось в тот день, сейчас правда – то, что люди читают в книгах о войне. То, что ты рассказал военной следственной комиссии! Может, Антон и ошибся, но не только он один ошибся в тот день!
– Я видел, как он показал не на ту долину, Четверг.
– Он никогда не сделал бы такой ошибки!
Такого гнева я не испытывала десять лет. Военачальники умудрились уйти от ответственности, а мой брат останется в истории и народной памяти как человек, который погубил Третью Уэссекскую легкую танковую бригаду. Командир и Антон – оба погибли в сражении. И рассказать о случившемся мог один только Лондэн. Я встала.
– Опять убегаешь, Четверг? – сардонически произнес Лондэн. – И так будет всегда? Я надеялся, что ты стала мягче, что мы когда-нибудь сможем выпутаться из этого, что в нас еще осталось достаточно любви…
Мой взгляд должен был обжечь его – столько ярости вспыхнуло во мне.
– А верность, Лондэн? Он же был твоим лучшим другом!
– Я все равно сказал то, что сказал, – вздохнул Лондэн. – Однажды тебе придется смириться с тем фактом, что Антон прокололся. Такое бывает, Четверг. Такое бывает.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
– Сможем ли мы когда-нибудь справиться с этим, Четверг? Мне обязательно надо знать, и как можно скорее!
– Скорее? С чего такая срочность? Нет, – ответила я. – Нет, нет, никогда! Извини, что потратила впустую твое чертово драгоценное время!
Я выскочила из кафе вся в слезах, злая на себя, на Лондэна, на Антона. Я думала об Орешеке и Тэмворте. Нам всем надо было дождаться подкрепления; мы с Тэмвортом лопухнулись, когда полезли в это дело, а Орешек – когда отвлек на себя врага, куда более сильного и физически, и ментально, чем он сам. Все мы поддались возбуждению погони – импульсивный порыв, которому поддался бы и Антон. Однажды в Крыму я и себя возненавидела за эту импульсивность.
Я вернулась в «Finis» около часу ночи. Уикенд имени Джона Мильтона закончился дискотекой. В лифте грохот музыки слышался глухо, и под этот глухой ритм я поехала наверх, привалившись к зеркалу и ища утешение в прохладе стекла. Не надо было мне возвращаться в Суиндон, поняла я со всей очевидностью. Надо утром поговорить с Виктором и как можно скорее перевестись отсюда.
Я открыла дверь, сбросила туфли, рухнула на постель и уставилась на полистирольные плитки потолка, пытаясь смириться с выводом, который я всегда подразумевала, но с которым боялась столкнуться лицом к лицу. Мой брат прокололся. Никто никогда прежде вот так просто не ставил меня перед этим фактом. Военный трибунал говорил о «тактических ошибках в ходе сражения» и «общей некомпетентности». Почему-то это «прокололся» звучало убедительнее – все мы порой ошибаемся, одни чаще других. И лишь когда цена считается в человеческих жизнях, эти ошибки замечают. Будь Антон пекарем, который забыл положить в выпечку дрожжи, ему бы все сошло с рук, а ведь он бы точно так же – просто прокололся.
В размышлениях я постепенно задремала, и вскоре пришел сон, тревожный и болезненный. Я снова оказалась у дома Стикса, только на сей раз у черного входа, рядом с перевернутой машиной, и со мной были офицер Скользом и остальные следователи из ТИПА-1. Присутствовал и еще один человек – Орешек. Посредине его морщинистого лба зияла уродливая дыра, он стоял скрестив руки и смотрел на меня так, словно я отняла у него игрушку и он явился искать у Скользома хоть какого-то удовлетворения.
– Вы уверены, что не просили Орешека прикрыть вас? – спросил Скользом.
– Абсолютно, – ответила я, глядя на обоих.
– Просила-просила, не сомневайтесь, – бросил Ахерон, проходя мимо. – Я сам слышал.
Скользом остановил его.
– Да? Что именно она сказала?
Ахерон улыбнулся мне и кивнул Орешеку, который в ответ поздоровался.
– Стойте! – перебила я. – Как вы можете ему верить? Этот человек – лжец!
Ахерон принял оскорбленный вид, а Скользом принялся сверлить меня ледяным взглядом:
– Это всего лишь ваше голословное утверждение, Нонетот.
Я закипела от ярости и от несправедливости происходящего. Мне страшно хотелось заорать, и я чуть было не заорала – но вдруг проснулась оттого, что кто-то тронул меня за руку. Это был человек в темном плаще. У него были густые темные волосы, резкие черты сильного лица. Я сразу узнала его.
– Мистер Рочестер?
Он кивнул. Склады Ист-Энда куда-то исчезли. Мы стояли в хорошо обставленной комнате, тускло освещенной масляными лампами и неровным светом пламени в большом камине.
– Ваша рука зажила, мисс Нонетот? – спросил он.
– Да, спасибо, – ответила я, повертев для наглядности кистью.
– Не стоит из-за них беспокоиться, – он показал на Скользома, Ахерона и Орешека, которые о чем-то спорили в самом углу комнаты близ книжного шкафа. – Они вам снятся, так что они не настоящие, не обращайте внимания.
– А вы?
Рочестер мрачно, натянуто улыбнулся. Он стоял, облокотившись о каминную доску, и медленно крутил в руке стакан с мадерой.
– Начнем с того, что я никогда и не был настоящим.
Он поставил стакан на мраморную доску, щелкнул крышкой серебряных карманных часов и, посмотрев на циферблат, вернул их на место одним плавным движением.
– Время поджимает, я это чувствую. Я могу рассчитывать на вашу стойкость, когда настанет час?
– Что вы имеете в виду?
– Не могу сказать. Я не знаю, как я сумел сюда попасть и как вы сумели встретиться со мной тогда. Помните, вы были маленькой девочкой? Когда мы с вами случайно столкнулись в тот зимний вечер?
Много лет назад в Хэворте я вошла в книгу «Джен Эйр», и из-за меня поскользнулась лошадь Рочестера.
– Это было давно.
– Для меня – нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84